Самый лучший коммунист

Вот за избыточный прогиб Евгений Михайлович и пострадает. Но целый месяц придется ему улыбаться и не подавать вида. Не так уж и неприятно — я улыбаться людям привык.

Можно, конечно, привычно надавить — кто против пойти посмеет? — но Андропов такой способ решения задачи сочтет за провал и отправит тренироваться на ком-то попроще. Оно мне надо, время терять, если можно захватить сразу ЦК ВЛКСМ?

Должность поможет набрать опыт, а главное — «легализует» мою сверхактивность, которая уже давно ни у кого не вызывает вопросов: цесаревич же, тут юриспруденция на второй план отходит, заменяясь ПОНИМАНИЕМ.

По утренней прохладе, любуясь перистыми, окрашенными в розовые тона облаками, я добрался до машины.

— Доброе утро, дядь Петь, — поздоровался с давно не виденным «силовым» КГБшникам. — Тыщу лет вас не видел.

— Соскучился? — он с улыбкой обернулся и пожал мне руку.

— Соскучился, — признался я. — Хорошие времена были, беззаботные.

Выезжая на дорогу, бывший полковник (формально, «бывших» в КГБ, как известно, не бывает) и действующий начальник «силового» блока первого в истории страны ЧОПа «Щит Олега» хохотнул:

— Забот у тебя теперь полон рот будет!

— С девяти до пяти, час обеда, — скорбно вздохнул я. — Собрания, совещания, бумажная и организационная работа…

— Все то, на что ты обрек меня, — стебанул дядя Петя.

Все у него хорошо — дети растут карьерно, внуки — в МГУ полезные гражданские профессии получают, все обеспечены жильем, транспортом и прочими благами. Ну и не подстрелят на новой работе — какой бы ты крутой мужик не был, это всегда приятно.

— Ценные кадры на передовую не отправляют, — отмахнулся я и взял из стопки на сиденье первую папочку.

Как раз успею по дороге впитать должностные обязанности и биографии товарищей, с которыми придется работать.

Здание канцелярии ЦК ВЛКСМ находится в центре столицы, у метро Китай-город. Здание классное — трехэтажное, с большими окнами и башенкой, прекрасно вписано в окружающую малоэтажность. Здесь я теперь и буду проводить большую часть жизни, по соседству с сидящим в Кремле дедом. Завидовал моей свободе, из мстительности загнал в стойло. Не хочу работать 5/2! Я — творческая, холерическая личность, меня в кабинете запирать нельзя!

Хохотнув, я вышел на асфальт заставленной отечественным автопромом парковки — даже пара «Жигулей» есть — и в компании дяди Пети пошел осваиваться на новом рабочем месте. Сопровождающий выбран не случайно — дядя Семен, прости-господи, страшноват, а вот дядя Петя хоть и страшный, но седой и солидный, для скрытого запугивания подходит. Немножко «дядей» найдется и внутри здания — Комсомол и так охраняется, но в мое присутствие будет охраняться втройне.

— Здравствуйте, — поприветствовал бабушку-вахтера, усиленную двойкой вооруженных КГБшников.

— Здравствуйте, Сергей Владимирович, — улыбнулась она. — У нас, значит, теперь работать будете?

— У нас! — подтвердил я.

Непривычно по имени-отчеству, хочу как раньше, когда конфеты давали.

— Кабинет триста два, — направила нас бабушка. — Проводить?

— Спасибо, найдем, — с улыбкой отказался я и направился к лестнице, столкнувшись на ней с молодым человеком лет двадцати пяти.

Очки в роговой оправе, строгий пробор в черных волосах, не очень сидящий костюм и восторженное выражение лица не оставляли сомнений в том, что он — истинный комсомолец и по совместительству мой фанат.

— Доброе утро, Сергей Владимирович! — он с энтузиазмом потряс протянутую ладонь. — Я — ваш заместитель, Никита Антонович Головин.

— Очень приятно, — ничуть не преувеличил я.

Он же за меня пахать будет — как такого не любить?

— Мы с вами много добрых дел наделаем, Никита Антонович. Это — Петр Иванович, полковник КГБ на пенсии и мой охранник на сегодня.

— Очень приятно, товарищ полковник, — благополучно пропустил «бывшего» мимо ушей секретарь.

Могли бы и симпатичную даму выделить — чисто ради эстетического удовольствия, я же неиронично примерный семьянин, и намерен таковым оставаться.

— Введете меня в курс дел, Никита Антонович? — попросил я, продолжив путешествие наверх. — Кроме должностных обязанностей — их я выучил.

И счел по большей части бесполезными — бумажки подмахивать и жопу на собраниях протирать разве работа? Формулировки, впрочем, оставляют изрядный простор для благих дел — была бы инициатива, за нее Система нередко карает инициатора, поэтому работает отрицательная селекция, а основой благополучия выступает общепризнанная стратегия «не высовывайся». Вот товарищ Тяжельников с дедовыми стихами «высунулся» — и какой итог? Эту систему мы будем старательно переделывать, превращая ВЛКСМ в то, чем он и задумывался — главным организатором Советской молодежи и генератором идей, которые приведут нас ко всеобщему благу.

— В десять у нас внеплановое совещание — познакомитесь с коллегами, а дальше в вашем расписании пусто, — ответил секретарь.

— Расписание нужно будет заполнить — подумаем об этом после собрания, — проинструктировал я.

— Подумаем, — посмотрел на меня с уважением Никита Антонович.

Секретарь ЦК ВЛКСМ и работать хочет — редкое зрелище.

Секретарю ЦК ВЛКСМ Советская власть считает нужным выделить кабинет «двухкомнатный». Помещение с выходом в коридор — для Никиты Антоновича и дежурного «дяди». Обстановка так себе — картотечные и простые шкафы, чахленький фикус на подоконнике окна с видом на Политехнический музей. В моем окне вид такой же — нормально, вид тянущегося к политехническим экспонатам народа греет душу.

Так же здесь имеются два стола — один с печатной машинкой и «обжитый»: стоит рамка фотографии, бумаги и папки аккуратно распределены по краям стола. Второй стол — для охраны. Стулья — это само собой, и кожаный диван для ожидающих приема посетителей. С дивана мы только что с позором выгнали растянувшегося на нем дядю Егора — он следил, чтобы в кабинет не принесли ничего опасного. Бодрствовал, поэтому «позор» вылился в дяди Петины подколки и мое осуждающее цоканье языком — без негативных служебных последствий, бдительность-то не утрачена.

Первый пункт плана в голове сформировался, я удовлетворенно кивнул и пошел осматривать свои хоромы, пропустив вперед дядю Егора — его не так жалко, как дядю Петю. КГБшник благополучно выжил, и мы прошли за ним. Просторно, и это хорошо — стандартная Советская обстановка продвинутого меня не устраивает, будет куда ставить хай-тек. Стола здесь три — два соединено в классическую бюрократическую «Т», один — напротив входной двери, для охраны. Около стоящего у противоположной окну стены — еще стол, но маленький. На нем — опечатанная коробка и не менее опечатанный жбан с водой. Стерильный и проверенный чайный набор.

У оснащенного тюлем и жалюзи окна — кустарник-пальма в напольной кадке.

— Зимой не завянет? — обратился я за помощью к секретарю.

— Третий год стоит, — не отважился он на однозначный ответ.

Правильно — если у меня окажутся кривые руки, и пальма погибнет, Никита Антонович будет не при чем.

Следующая точка интереса — занимающий половину длинной стены картотечный шкаф. Часа за три содержимое освою, а потом начну подъедать «общие» архивы из подвала. На моем столе нашлись канцелярия, пачка бумаги, несколько чистых тетрадок — в линейку и клеточку — но ни одного документа. Понятно, что я первый день на должности, но у меня ведь был предшественник, который что-то делал?

— А кто обитал в этом кабинете до меня?

— Осип Владимирович Шаламов, — отозвался секретарь.

— Не знаю такого, — признался я. — Что с ним стало?

— Убыл руководить Комсомолом города Михайловск, — отвел глаза Никита Антонович.

Рабочее место внуку так не освобождают, значит…

— За какие грехи?

— На спор, — удивил Никита Антонович. — На комсомольский билет поспорил, что за год выведет Михайловский ВЛКСМ на Всесоюзный уровень.

— Это как? — заинтересовался я.