Страница 45 из 59
Кирилл оказался в принципе пунктуальным: он опоздал всего на семь минут. Услышав его звонок, я вышла открывать дверь, одетая по-домашнему, в халатике, предусмотрительно захваченном мною из гостиницы, со скромной прической на голове. Майдановский зашел в коридор, принеся с собой запах морозной улицы. В руках он держал такой же пластиковый пакет, как у меня, и бережно завернутые в несколько слоев газеты цветы.
Приняв все это из рук артиста, я принесла из зала теплые тапочки. Майдановский, снявший ботинки, засмеялся:
— И тапочки теплые, и запах с кухни сногсшибательный, и женщина, встречающая меня, очаровательна.
Вымыв руки, Кирилл принялся помогать мне накрывать стол в зале. Осмотревшись, он вдруг ласково обнял меня прямо на кухне:
— Надюша, как ты устала сегодня, я представляю…
Он откупорил бутылку молдавской «Анастасии», наполнил бокалы:
— У тебя имя удивительно красивое — Надежда! За Надежду и выпьем!
Самая большая радость для женщины, приготовившей обед, видеть, как твой мужчина с аппетитом его поглощает. Кирилл ел, не боясь показаться голодным. На мой вопросительный взгляд он просто объяснил:
— Сегодня некогда было даже перекусить в театральном буфете. Сплошная ругань со спектаклем. А есть казенного не хотелось. Знал, что дома готовишь ты…
Закончив одну курицу, а вторую оставив на завтрак, мы стали пить чай с конфетами самарской фабрики «Россия», вкус которых вызывает просто шок.
— Можешь представить мое состояние после смерти Ольги. За год потерять двух самых близких людей — врагу своему злейшему такого не пожелаю. Ушел в себя, ни с кем не контактировал. Пытался найти успокоение на дне бутылки. Непьющий актер — это редкость. Непьющий от горя — вообще нонсенс. К поминкам по случаю сорокадневного траура на меня уже было страшно смотреть — лицо распухшее, глаза ввалившиеся, щетина многодневная, рубашка нестираная. Слава Богу, собрались родственники, помогли стол накрыть, помянуть усопшую достойно.
Среди родственников с Олюшкиной стороны была ее двоюродная сестра, Тамара Охлобыстина. Такая вот колоритная фамилия. Женщина она представительная, природная блондинка, фигура, лицо — словом, все при ней. Моложе своей кузины на пять лет, а меня — на десять… — Кирилл налил свежего чая. — На поминках, сама знаешь, по нескольку раз за стол садятся, ну, а я — со всеми. К третьему или четвертому, сейчас точно не вспомню, кругу я уже окончательно хорош был. Последний раз, когда самые близкие родственники сели, меня уже на руках вынесли.
Утром очнулся, голова гудит с бодуна, смотрю — лежу в своей постели, раздетый, вещи аккуратно рядом на спинку стула повешены. Чудеса, да и только! Квартира у меня в Москве огромная, четырехкомнатная, от дела доставшаяся, в доме на набережной Москвы-реки, этот дом во многих романах описывают литераторы наши. Одна из первых сталинских высоток. Ну, поднялся, до туалета не дойти — дополз по стеночке, состояние мерзкое, но чувствую, в доме кто-то еще есть.
В зал зашел, где столы были накрыты, — все убрано, по местам расставлено. Из кухни шум доносится. Тащусь туда — там в Олюшкином халате Тамара стоит, завтрак готовит. Молча меня за столик усадила, пару банок пивка холодненького достала, потом кофейком отпоила. К вечеру, когда я совсем оклемался, она мне и заявляет: «Жалко мне тебя в таком состоянии бросать, пропадешь. А тебе жить надо. Мы не юные Ромео и Джульетта, на пылкость чувств не рассчитываем. Но без сантиментов всяких сейчас полстраны живет. Вот и мы давай так жить. Стерпится — слюбится, видно будет…»
Спали мы уже в тот вечер вместе, а через год, когда траур закончился, зарегистрировались, фамилию она свою неблагозвучную сменила. Время-то какое в стране настало? Прихватизация, частный бизнес. Моя Тамара, радиоинженер по специальности, кстати, и уговорила меня бизнесом заняться. Ей мое имя было нужно для бесплатной рекламы. Как же, фирма Майдановского, это звучит. В любые чиновничьи кабинеты двери ногой открывала. Для начального капитала назанимал по старым друзьям десяток тысяч долларов. Тамара развернулась, откуда только хватка буржуазная взялась — ресторан, казино, мотель, магазин, бензоколонка. Прибыль пошла. Я ведь как рассчитывал: прибыль всю в искусство вкладывать, как Савва Морозов Московский Художественный театр построил, так и я хотел собственный театр по последнему слову техники отгрохать, мэра московского на это дело подбил, он мужик увлекающийся, громкие проекты любит. Церетели уже из глины эскизный проект памятника Неизвестному актеру слепил, хотели за счет московского бюджета на площади перед моим театром ставить. Актеров и режиссеров лучших, коллег моих, что без работы сейчас маются, планировал под крышу этого театра собрать, такие бы вещи ставили… — Майдановский замолчал, собираясь с мыслями.
— Так в чем дело? Прекрасное сочетание: жена — бизнесвумен, муж — великий актер, есть деньги и талант, она бы купалась в твоей славе, ты — в ее деньгах? — недоуменно спросила я.
— А дело в том, что при основании нашего ЗАО — закрытого акционерного общества — в уставе хитроумной Тамарой было предусмотрено, что все права на управление и финансовую деятельность учредитель и владелец фирмы, то есть я, передаю своей жене, то есть Тамаре. Формально владея недвижимостью и капиталом на несколько миллионов долларов, я фактически не могу потратить ни цента на свои нужды. Нет, на личные расходы — одежда, еда, автомобиль, охрана — она мне все выделяла, точнее, оплачивала все сама. На большее же — ни-ни!
Вот так знаменитый Майдановский оказался как попугай в золотой клетке своей третьей жены! — он горько усмехнулся.
— Многие мужики на твоем месте были бы рады такой золотой клетке. Я недавно читала в одной из газет историю про бизнесвуменшу из одного украинского города. Приехала та в ночлежку — заботливые городские власти организовали для местных бомжей по типу горьковской — нанять мужиков на поденщину, расширять рынок, которым она владела. Пока договаривалась, обратила внимание на мужичка молодого — черноглазый, с мягкой русой бородкой, вылитый художник или артист, как ты. Оказался погорельцем, во время пожара погибла жена с ребенком. Наверно, это была любовь с первого взгляда, потому что бизнесвуменша «вспомнила», что нуждается в шофере, и увезла черноглазого в свой офис. Спустя месяц, когда бригада бомжей все-таки отработала заказ дамочки, мужики увидели чудо — товарища по несчастью, бывшего разумеется. Ездит он теперь на джипе, одет в кашемировое пальто, курит дорогие сигары, хозяйке мужем приходится, а окружающие его господином называют. Такая вот золотая клеточка! — улыбнулась я.
— Как ты не понимаешь, я же не попугай или свинья, боров вернее, чтоб меня только для рекламы и постели держать.
Я — Артист, Режиссер, Мастер, я творить хочу, нервы тратить, других мастерству учить, аплодисменты срывать. А Тамарка этого не понимала и понять никогда не сможет. Она считает, что артисты играют ради денег. Все — от провинциальных до великих, от драматических до эстрадных. А зачем играть, если денег куры не клюют? — раскрывал жизненное кредо своей супруги Майдановский.
— А что, играют разве за просто так? Играют, чтобы выжить, семью прокормить. Особенно в нашей стране, где вашему брату, актеру, гроши платят, — я пожала плечами.
— Ты что, соглашаешься с Тамарой? — удивленно произнес Кирилл.
— Может, не совсем полностью, но согласна. Это ты сейчас народный, знаменитый, почитаемый, Мэтр, Мастер и все прочее, можешь от ролей непонравившихся отказаться, пьесу на полку забросить, а ставить ту, что тебе приглянулась. А нынешняя молодежь? Они вынуждены ничем не брезговать — ни эпизодами, ни рекламой, ни, прости, даже порнухой. Лишь бы платили. Дома дети плачут и жена в обносках ходит. Вот и вся философия! — я нервно закурила.
Майдановский задумался на несколько секунд.
— Не знаю, может, это чисто женский подход, позиция женщины — хранительницы домашнего очага, считающей — деньги есть и будут, то зачем творчество? Но если так разобраться, то зачем начали писать Лев Толстой, Иван Тургенев — богатейшие ведь люди? А дня не могли прожить без строчки.