Страница 42 из 59
— Что ж нам теперь делать? Идти к дедушке и, упав на колени, просить его благословения? Но какой же я муж?
— Нет, нет, только не это.
— Тогда что же?
— Не знаю. Пусть будет только то, что есть… Лучше уж не будет…
Вспыхнул полный свет на сцене и в зрительном зале. Слева и справа из-за кулис на авансцену, на поклон, стали выходить актеры, игравшие пары в этом замечательном спектакле. Зрители несколько минут дружно аплодировали им. Актеры, поклонившись в очередной раз, стали аплодировать, повернувшись лицом к директорской ложе, в которой рядом с нами сидел постановщик спектакля Вадим Чебышев.
— Кирилл, ты проводишь нашу гостью? — спросил главреж, когда мы вышли на улицу.
— Только я хочу пешком! Посмотрите, какой чудесный вечер! — я показала рукой по сторонам.
Шел мягкий пушистый снег. Ветра практически не было, и снежинки, медленно вальсируя, опускались на белое покрывало земли. Под неоновыми лучами ламп на высоких столбах это покрывало искрилось, напоминая россыпи бриллиантов. Вдвоем с Майдановским мы медленно двинулись в сторону моей гостиницы.
— Спасибо вам, Кирилл Львович, за идею посмотреть спектакль! — совершенно искренне поблагодарила я мэтра. — Давно я так не отдыхала душой… Мне особенно запомнилась финальная реплика: «Пусть будет только то, что есть. Лучше уже не будет…»
— Интересно, как вы, Надя, понимаете ее смысл? Жить одним Днем? — загадочно улыбнулся Майдановский.
— А чем плох принцип — жить одним днем? В наше жестокое время, тем более в нашей удивительной стране никогда не знаешь, что с тобою будет не только завтра, а сегодня, сейчас, через несколько минут. Почему я должна ждать чего-то необычного, яркого именно завтра? А если завтра не будет? Я всю жизнь, с раннего детства, с первой школьной любви, жду принца. А вдруг этот принц — вы? — остановившись, я в упор посмотрела на своего спутника.
Самое удивительное заключается в том, что я не играла заданный мне образ, а повторяла вслух свои собственные мысли.
— «Мы выбираем, нас выбирают. Как это часто не совпадает…» Помните, Надя, песня такая была из «Большой перемены», телехит начала семидесятых? — Кирилл вновь увлек меня за собой по заснеженным ночным кварталам.
— Помню. В моей жизни еще ни разу не совпал собственный выбор с его…
Между тем мы подошли к гостинице.
— Подниметесь ко мне? Поужинаем, поговорим? — прекрасно зная, что Майдановский согласится, я произнесла эту фразу с замиранием сердца.
— С удовольствием! — прошептал актер, наклоняясь к моему лицу.
Формальности на входе уладили быстро — у меня был гостиничный пропуск, к которому я присоединила пятьдесят баксов, так что документами моего спутника охранники не поинтересовались. Переодевшись и заказав ужин в номер, я с удовольствием расслабилась в кресле. Через несколько минут официант принес ужин на двоих.
— Хотите вина, Надя? — Кирилл застыл с бутылкой молдавского «Черного монаха».
— За что уважаю мужчин вашего возраста, Кирилл Львович, так это за умение ухаживать. От наших сверстников подобного не дождешься. Наливайте! — милостливо разрешила я.
— Надюша, я могу попросить вас об одолжении? — Майдановский, разлив вино по бокалам, вопросительно взглянул на меня.
— Майдановский просит (голосом я сделала логическое ударение) об одолжении… Это интересно!
— Называйте меня просто Кирилл. Отчество старит, а так не хочется выглядеть стариком… За наше знакомство! — фужер артиста мягко коснулся моего бокала.
— Никогда в жизни не думала, что буду ужинать наедине с великим артистом! — тихо произнесла я.
— Артист я на сцене. А сейчас — обыкновенный пятидесятилетний мужик, которому приятно в компании с такой очаровательной девушкой, — признался мой собеседник, и по его тону я не смогла понять, играет ли он заданную роль или говорит искренне.
— Интересно, вы всем своим поклонницам говорите подобные слова? — усмехнувшись, поинтересовалась я.
— А какие слова произносите вы, Надюша, мужчинам, которые вам нравятся? — ускользнул от прямого ответа Майдановский.
— Обнимите меня…
Кирилл подошел к моему креслу, опустился на колени передо мной. Взяв обе руки своими длинными пальцами, неожиданно приложил их к своим горящим щекам. Потом стал по очереди целовать каждый мой пальчик…
Бывают мужчины, прикосновение губ которых вызывает отвращение, дрожь по всему телу. Поцелуи других оставляют женщин холодными и равнодушными ко всему происходящему. И лишь редкие мужчины способны с ходу, с первого, по сути еще невинного поцелуя, разбудить в нас огонь страсти. Как-то мне попались на глаза отрывки из дневников любовницы знаменитого американского боксера Майкла Тайсона, белой любовницы негритянского спортсмена. Женщина вспоминала, как Тайсон довел ее до оргазма, полтора часа целуя пальчики ее ног.
От прикосновений мягких, чуточку влажных, пахнущих вином губ Майдановского по моему телу действительно прошла волна дрожи. Но то была дрожь желания.
— Ты вся дрожишь… — Его худые, но удивительно сильные руки нежно притягивают мое тело. Левая рука гладит мою обнаженную спину — ключицу, лопатки, проходит по позвоночнику, опускаясь все ниже.
— Я хочу тебя… — шепчу я на ухо склонившемуся передо мной Майдановскому, обвивая руками его спину.
Неожиданно он поднимает меня из кресла на свои сильные длинные руки, несколько секунд держит меня, как младенца, потом несет в спальню.
— Я могу повредить платье, — вдруг улыбается Кирилл, не справившись с ходу с застежкой моего театрального наряда.
Подняв руки, я освобождаюсь от платья, оно падает к моим ногам. Кирилл очень медленно и нежно целует мои губы, шею, грудь, пупок, осторожно спускает колготки и трусики. Тут уже огонь страсти ударяет мне в голову, и я сама расстегиваю пояс его брюк, срываю свитер, рубашку, майку — все, что мешает мне сегодня, сейчас, немедленно обладать этим человеком…
Какими словами описать случившееся между нами чудо? Он целовал меня целиком — от пяточек до виска. Его руки ласкали каждый миллиметр моего тела. Мы слились в объятиях. Мне нравилось сливаться с ним, чувствовать огонь его страсти в своем теле. Губы Кирилла шептали мне слова, которые еще никто и никогда не произносил мне в подобные минуты. Да и было ли у меня такое блаженство раньше, до него?
«Счастливые часов не наблюдают» — только теперь до меня дошел смысл этой пословицы. Не знаю, сколько минут мы принадлежали друг другу. Наконец Кирилл устал и смущенно посмотрел на меня:
— Спасибо, Наденька… — прошептал он, поцеловав самые интимные места моего тела.
— Дурачок… — я растрепала его седые кудри. — Мне удивительно хорошо с… тобой, — чуточку запнувшись, произнесла я. Это было правдой.
— Я тебе нравлюсь? — вдруг спросил Кирилл. — Или ты решила лечь со мной только из любопытства, чтобы потом в своей газете написать, какая у меня волосатая грудь и где — на левой или правой ягодице — родимое пятно?
— Эти подробности — для детей дошкольного возраста. Нашим читателям подавай позабористее — размеры твоего детородного органа и количество совокуплений, которое ты можешь совершить без отдыха! — парировала я. — Но, если честно, мне понравилось с тобой. Удивительно, я не знаю, что ты за человек? Может, подлец, каких свет не видывал. Или трус. Или зануда. Но мне хорошо с тобой — и я ничего не могу с собой поделать. Не думай, это я не из-за материала. Хотя наша газета действительно специфическая и читателей в первую очередь интересует интим. У тебя много было женщин? — Немногие журналистки беседуют на интервью в голом виде. Мне это удалось!
— Много — это сколько? Вот у Пушкина донжуанский список из ста тридцати семи фамилий. И современники считали его ловеласом, бабником. А одна из девиц в США, только ради славы, ради занесения в книгу рекордов Гиннесса в новогодние сутки на рубеже двух тысячелетий готова принять двух тысяч мужиков. Представляешь, чуть больше сорока секунд на каждого! Это много? — Майдановский пожал плечами.