Страница 39 из 59
— Весело с вами! — хохотнул водитель, выруливая к светофору. — Откуда к нам?
— Из столицы. В командировку, — объясняла я согласно своей легенде.
Гостиница «Центральная» приютилась неподалеку от здания областной администрации или, в советское время, обкома партии. В славные достойные времена сюда селили лишь по броне за подписью управляющего делами обкома. Конечно, секретари и заведующие отделами ЦК КПСС, министры, приезжавшие в наш славный волжский город, располагались на государственных дачах, а в обкомовскую гостиницу селили сошек поменьше — инструкторов, референтов, деятелей литературы и искусства.
Нынче отель, явно претендовавший на звание самого звездного из своих городских собратьев, был открыт для всех толстосумов. Подойдя к окошечку с надписью «Дежурный менеджер», я вынула свой новенький паспорт с московской пропиской. Менеджер — девушка примерно моего возраста, посмотрев документ и порывшись в своих бумагах, вернула мне паспорт вместе с анкетой:
— Заполняйте. Вам забронирован и оплачен за неделю вперед «люкс» на третьем этаже.
Что делает уважающая себя женщина после почти суточной тряски в поезде? Правильно, принимает душ и приводит себя в порядок. Когда я наконец вышла из гостиницы, было уже около одиннадцати утра. Дорогу до драматического театра я знала как свои пять пальцев. Но она была знакома Фроловой-детективу, а не Фроловой-журналистке. Вот почему по пути в театр я несколько раз останавливалась и сверяла свой путь с советами случайных прохожих.
Наконец показался утопающий нынче в сугробах современный, из стекла и бетона, Академический драматический театр. Обойдя здание вокруг, я как бы искала служебный вход. Вот и он. Веяние времени — на традиционной металлической вертушке вместо ожидаемой старушки-божьего одуванчика меня встретил высокий и крепкий паренек в камуфляже с эмблемой частного охранного агентства «Виктория» на теплой куртке.
— Вы к кому? — вежливо осведомился он у заблокированной на всякий случай вертушки.
— К вашему главрежу, как там его… — я сделала вид, что напрягаю память.
— Чебышев Вадим Спиридонович, — подсказал мне охранник. — По внутреннему наберите 25. Прикажет пропустить — пожалуйста.
На удачу, главреж оказался на месте и уже через пару минут, сдав шубу в служебный же гардероб, я входила в его просторный и удивительно уютный для хозяина-мужчины кабинет.
— Чем обязаны вниманием столичной прессы, причем такого весьма специфического толка? — представившись и внимательно ознакомившись с моим удостоверением и визиткой, поинтересовался Чебышев.
— Столичный бомонд будоражат слухи о сногсшибательной премьере, которую готовит на вашей сцене секс-символ советского кино и театра семидесятых годов Кирилл Майдановский, — я решила не ходить вокруг да около, а идти напролом, как танк или БТР к своей цели. — Шеф поручил мне на неделю стать тенью Кирилла Львовича, но выдать сенсационный материал.
— С самим Майдановским этот вопрос согласован? — осведомился главный.
— Мне в интервью еще ни одна звезда не отказывала! — с гордостью похвалилась я.
— Майдановский непредсказуем, впрочем, как и все большие мастера. Он может послать вас к чертям собачьим или не отходить от вас сутки напролет, — усмехнулся художественный руководитель театра.
— Кстати, что ставит Кирилл Львович и почему потребовался приезд столичного мэтра? — я вытащила блокнот и авторучку из своей сумочки.
— «Лолиту» Набокова. И этим все сказано. Наша постановка будет первой на провинциальной сцене. До этого только у вас в Москве ее интерпретировал Роман Виктюк. Смотрели? — как само собой разумеющееся спросил Чебышев.
— Конечно, — пробурчала я, а про себя подумала: «Господи! Останови его! Не позволь задавать вопросы о неведомом мне спектакле!»
Бог все-таки есть. Вадим Спиридонович сменил тему разговора:
— Что-то мне ваша фамилия знакома… Постойте, Александр Фролов вам не…
— Это мой отец, — произнесла я тихо и серьезно.
— Теперь понятно, почему вам не отказывают в интервью звезды… Чашечку кофе? До перерыва в репетиции у Майдановского еще минут тридцать.
Еще полчаса мы трепались с главрежем на околотеатральные и телевизионные темы. Наконец Чебышев предложил:
— Пойдемте в репетиционный зал. Кирилл обычно и в перерыв не выходит оттуда, говорит, дабы не потерять кураж. Я представлю вас.
Медленно раскрыв массивную и скрипучую дубовую дверь, Вадим Спиридонович пропустил меня в полумрак малого зала, используемого обычно для репетиций. Несколько секунд я простояла неподвижно, закрыв глаза, чтобы привыкнуть к сумеречному свету. Оглянувшись по сторонам, я заметила, что мы с главным стоим в проходе между рядами, отделяющими партер от амфитеатра. Прожектора, освещавшие почти пустую сцену, были погашены, лишь неяркие дежурные лампочки продолжали гореть под самым потолком. В этом полутемном царстве ярким пятном выделялся лишь желтый кружок света на журнальном столике, стоявшем внизу, у первого ряда.
Настольная лампа освещала открытую папку с листами текста, чашку с непонятным издалека напитком, салфетку с лежащим на ней бутербродом. Силуэт человека почти не был виден, только руки, попеременно подносящие ко рту то чашку, то бутерброд. Мастер завтракал или обедал, что там у артистов сейчас по распорядку?
Чебышев осторожно, почти на цыпочках, стараясь не скрипеть, двинулся к столику. Я замерла на месте. Вероятно, Майдановский был занят своими мыслями, поскольку не среагировал сразу на появление главрежа.
— Какого черта ты меня пугаешь, Вадим? — донеслась до меня строгая, но беззлобная реплика мэтра.
— Не выражайся! Я не один. Со мною дама, — предупредил Чебышев.
— И кого ты снова притащил с собой? Очередную смазливенькую прыщатую плоскодонку, претендующую на великую роль? — теперь недовольно пробурчал мастер. — Я же сказал, играть будет Аля!
— Это не актриса. Журналистка. Из твоей Москвы… — Чебышев не успел договорить.
— Нет, ты хочешь моей преждевременной смерти! Пошли на хрен прессу и сам убирайся вместе с ней! До премьеры совсем чуть-чуть, а ты уже проклятых вонючих писак тащишь… — мне показалось, что Майдановский брызжет слюной от ярости.
— Она очень симпатичная девушка и дочка Саши Фролова, между прочим! — невозмутимо осадил своего товарища главреж.
— А что ты сразу не сказал! — уже удивленно-миролюбиво спросил мэтр. — Где она?
— Стоит в проходе и слушает отборный мат народного артиста! — усмехнулся Чебышев, кивнув, видимо, в мою сторону.
— Вот именно, народного, — подтвердил Майдановский. — А русский народ без этих выражений не обходится. Чего замер? Приглашай!
— Надежда Александровна! — командно-профессионально повысил голос главный. — Спускайтесь к нам!
Через несколько секунд я стояла перед столиком, из-за которого поднималась темная высокая фигура мужчины в свитере и джинсах. Лица не было видно.
— Фролова! — я протянула руку навстречу силуэту.
— Очень приятно! — его сухие губы поцеловали мою ладонь. — Вы уж простите меня за резкие выражения в адрес ваших коллег по перу, они мне все настолько осточертели за эти годы, продажные борзописцы, к вам это не относится, Надя! — тут же поправился мастер. — Сашиной дочке я не могу отказать в интервью. Мы дружили с вашим отцом! — объяснил Майдановский.
«Милый папа! Четыре года, как тебя уже нет на свете, а твоя душа и сегодня помогает мне! Спасибо тебе», — подумала я, а вслух сказала:
— Отец рассказывал мне о ваших встречах, спорах до хрипоты. Я увидела его уже семнадцатилетней, и судьба отмерила нам только шесть лет дружбы, — я тяжело вздохнула.
— Да, каких только фортелей не выкидывает судьба! — согласился со мною мастер. — Вы не спешите? Через десять минут перерыв закончится и надо будет продолжать репетицию. Устраивайтесь где-нибудь поудобнее, смотрите, наблюдайте, запоминайте, анализируйте. А после репетиции я весь в вашем распоряжении. Договорились?
— Конечно, Кирилл Львович! — согласилась я, надеясь, что соглядатаи Тамары не успеют поставить прослушку в репетиционный зал и мы успеем поговорить без свидетелей после окончания репетиции.