Covok

Ай да, начальники-горожане! Вот же ухари! Э, нет, дорогие мои товарищи! Тут уж, как говорится, мясистый хер вам на воротник! Вы ушлые, да только и я не пальцем деланный юный писюлёк, которым вам сейчас кажусь. Таких, как вы, совковых колхозников в сатиновых семейных трусах, мне и целого пучка для моего диетического полдника маловато будет. Хотите административно-чиновного футбола в одни ворота? Будет вам футбол, суки вы рваные! В одни только ваши ворота не обещаю, но своей тощей лейтенантской задницы для безнаказанного лупцевания, я вам точно, не подставлю.

— Что же вы замолчали, Корнеев? — тяжелым прокурорским взглядом попытался придавить меня городской законник, — Я вижу, что вам нечего сказать в своё оправдание? Эээ, простите, не запомнил, кто вы у нас? — оборотился он к дежурному следаку от прокуратуры, — Как вас по имени-отчеству, товарищ?

— Иван Семёнович! — вытянулся над бездыханным телом Шалаева дежурный следак, — Абросимов Иван Семёнович, товарищ старший советник юстиции!

— Выносите постановление о возбуждении уголовного дела, Иван Семёнович! — величественно распорядился городской прокурор Красавин, — И с избранием меры пресечения в отношении этого гражданина тянуть не рекомендую! — он небрежно кивнул теперь уже в мою сторону, — У вас есть полчаса, пока я здесь. Санкцию я вам дам!

От такого процессуального беспредела, наверное, изменилось не только моё лицо. Но надзирающий за законом городской прокурор не смутился, а, наоборот, воспрял и голос его отвердел еще больше.

— Я правильно понимаю, товарищи, что сокамерники этого… — ответственный руководитель запнулся и ткнул пальцем в остывающего Николая Тихоновича, — Что сокамерники потерпевшего готовы дать показания относительно незаконных действий милицейского следователя?

Предводитель городской милиции с готовностью обернулся и требовательно посмотрел на начальника ИВС. Тот, помедлив секунду, решительно боднул головой тяжелую камерную атмосферу. А вот его заместитель поморщился, будто у него внезапно заболели сразу все зубы. Его я хорошо понимал. Ему теперь ради моего уничтожения предстояло спалить всю свою агентуру, которую он подводил под Шалаева для его внутрикамерной разработки.

И тут у меня в голове сверкнуло, а все разрозненные пазлы сложились в единую картинку! Череду минувших событий я себе представил со всей ясностью. В лицах и красках. Ну, раз так, товарищи-руководители, то тогда и вы держите свои сумки обеими руками! Сейчас я вам в них от всей своей широкой комсомольской души толстых херов нагружу! Полными охапками и вязанками! С горкой нагружу! Готовьте валидол, твари!

— Вы не торопитесь, многоуважаемый Иван Семёнович Абросимов, незаконные постановления выносить! — присев на край ближайшей к себе шконки, твёрдым голосом предостерёг я прокурорского следака, — Товарищ старший советник погорячился с незаконными указаниями и сейчас он на преступление вас толкает! Мой вам совет, коллега, воздержитесь от умышленного беззакония. Иначе и профессии лишитесь, и сами неминуемо на лесоповал отправитесь! А оно вам надо? Да и ради чего, собственно⁈

У прокурора Красавина сначала полезли на лоб глаза, но он быстро с ними справился. И, ничего не понимающим взглядом уставился на моего главного городского начальника. Дубянский, видимо, тоже ничего похожего от меня не ожидал и потому выглядел слегка охеревшим. Но и он в этом состоянии пребывал недолго.

— Ты, лейтенант, как тебя там? Корнеев? — набычившись в мою сторону малиновой рожей, начал стремительно и неудержимо закипать полковник, — Ты, что себе позволяешь? Ты, что, ты совсем идиот? С тебя же сейчас шнурки и ремень снимут, и в соседнюю камеру отведут! А вечером ты уже в СИЗО сидеть будешь! И совсем не факт, что ты, лейтенант, в «красную» камеру будешь помещен! При таком-то твоём поведении, запросто можешь среди урок оказаться!

Даже так⁈ Уже дошло до того, что эти уроды готовы меня в «черную» хату закинуть? Вот это замес! Что же, дорогие товарищи вы творите? Девяностые еще не наступили, а вы уже в полный рост беспределите? Хотя, чего это я? Ради самосохранения и не на такое люди идут. Только вот люди ли они? Но, в любом случае, я это вам крепко запомню! И припомню…

— Он прямо сейчас в СИЗО поедет! — наконец-то бабьим визгом прорвало отчаянно воспалившегося прокурора, — Я даю санкцию на арест этого мерзавца! Как тебя там, ты слышишь меня, Абросимов?

Бедолага Абросимов преданно смотрел на своего прямого начальника и исступлённо, как пойманный архиреем на рукоблудии семинарист, отбивал ему поклоны. При этом он еще умудрялся тайком, хоть и изредка, бросать в мою сторону неприязненные взгляды. Очевидно, видя во мне причину всех своих жизненных бед. Что ж, понять его было можно. Но себя мне было намного жальче. И оттого в данный момент никому, кроме себя, сочувствовать я не хотел, и не собирался.

Но, как следак следака, я хорошо его понимал. Мужика толкали на грубое попрание действующего законодательства. Влобовую толкали. Не имея на руках обвиняющей меня в сто седьмой статье УК прижизненной жалобы Шалаева, Абросимов пока что не мог меня обоснованно прищучить. И без обличающих меня хоть каких-нибудь показаний, пусть даже самых захудалых, но свидетелей, дело возбудить он тоже пока не имел права. Да что там, у него не было даже судебно-медицинской экспертизы, подтверждающий сам факт суицида гражданина Шалаева. Но зато был рядом начальник, от которого полностью зависела его судьба и вся дальнейшая карьера. При таком раскладе, все нужное для моего ареста можно слепить и подогнать в течение этого дня.

Терять мне было уже нечего, да и в соседнюю камеру мне тоже не хотелось. Особенно в «черную». Поэтому мне снова пришлось идти ва-банк.

Если бы не обострившаяся ситуация и, если бы я не воспринимал свою новую реальность, как какую-то, щекочущую нервы, игру, я бы, наверное, поостерёгся танцевать краковяк на минном поле. Однако, привычный уже кураж подхватил моё сознание и я, как истинный идейный комсомолец, гордо вскинул подбородок.

— Отставить, дружище Абросимов! — хлёстко дал команду я несчастному и находящемуся в жутчайшей растерянности следаку, — Не слушай никого и поступай строго по закону! Тогда тебя самого не привлекут к уголовной ответственности и ты останешься при своей должности! Помни, Абросимов, если ты сейчас возбудишь на меня дело, а тем более, арестуешь меня, то даю тебе слово, что я непременно добьюсь, чтобы тебя самого осудили к лишению свободы! Заявляю тебе, Абросимов, это официально и при свидетелях! Его, — я указал пальцем на труп, — Ты знай, Абросимов, его убили! Никакого здесь самоубийства не было! Точно тебе говорю, что убили! И экспертиза это обязательно подтвердит! — пёр я, как танк по городским клумбам, выдавая свои предположения за единственно верную христианскую истину.

— Молчать! — голос начальника городского УВД взлетел к потолку узилища и там заметался подобием эха, — Ты, что себе позволяешь, щенок?!! — гремел полковник Дубянский, — Уничтожу!

Услышав истошный вопль полковника, от приоткрытой двери шарахнулись все, кто там стоял. Я даже услышал, как несколько пар ног, убегая, торопливо затопали вдаль по каменному полу продола. Почти все находящиеся в камере, испуганно вжали головы в плечи.

Надо было чем-то остудить товарища полковника, чтобы он еще чего-нибудь в своей запальчивости, да еще прилюдно мне не накричал. Я ничего лучшего не придумал, как изобразить смертельную обиду, замешав её на юношески-комсомольском максимализме. Для этого я даже оторвал задницу от жесткой шконки и встал в героическую позу фадеевского молодогвардейца.