Страница 3 из 100
***
Прохладная вода пробуждает мою кожу, но все остальное в моем теле остается полумертвым. Я моргаю глазами, тяжелыми от сна, и тяжело выдыхаю. Униформа уборщиков прилипла ко мне, но кого в этом винить? Я вся липкая от пота.
Я опираюсь прямыми руками на раковину и закрываю глаза – это легко сделать, это первое легкое действие за последние несколько часов. Не знаю, сколько проходит времени, прежде чем я понимаю, что задремала, стоя, липкая от пота, в ванной комнате комнаты прислуги в доме, который я только что убрала в четыре тридцать утра.
Я с усилием поднимаю веки, зрение еще несколько секунд расплывается, прежде чем мне удается зафиксировать взгляд в зеркале, и я тут же жалею об этом. Я ошибалась, я не беспорядок, я ужас.
Вся пушистость мира сконцентрировалась на моих волосах, заставляя более короткие и растрепанные пряди вырваться из пучка на макушке и встать в ряд. Похоже, меня било током один или двенадцать раз.
Глаза красные, коричневый цвет радужки тускнеет с каждым днем, а кожа тошнотворно грязная, как будто она впитала в себя всю грязь, которую я вынесла из этого дома. И, конечно же, от меня воняет.
Образ темный, но не тревожный, более того, почти знакомый. А вот что совсем не знакомо, так это пятно, которое я обнаруживаю на лацкане своего комбинезона. Вот дерьмо! Я отворачиваюсь от раковины, чтобы убедиться, что мои сонные глаза меня не обманывают, но когда я смотрю вниз на ткань, синеватый круг все еще находится в том же месте, где он был, когда я заметила его в своем отражении.
Черт, черт, черт! Андреса убьет меня! Или, что еще хуже, она захочет вычесть счет за стирку из моего дневного пособия или, еще хуже, стоимость новой формы. От этой мысли у меня заколотилось сердце, и внезапно я быстро проснулась как никогда раньше.
Я снова подхожу к крошечной раковине и наклоняюсь над ней, пытаясь поднести отворот к крану, но ничего не получается. Я встаю, мои глаза бешено моргают, а руки дергаются.
Черт, черт, черт!
Я начинаю расстегивать пуговицы на своей униформе. Проблема в том, что эта чертова рабочая одежда - комбинезон, поэтому, когда я снимаю его с себя, то оказываюсь полуголой, на мне только трусики и хлопковый лифчик. Холод от центрального кондиционера сразу же обдает меня холодом, заставляя каждый волосок на моем теле встать дыбом от резкой смены температуры.
Я выгибаю шею в одну сторону, а затем в другую, и она хрустит. Громкий звук приносит с собой обычную глупую мысль: Похрустим. Я совершенно некстати хихикаю и включаю воду. Я подношу ткань ближе к воде, намереваясь намочить только испачканную часть, но, когда идет дождь, он же льется; в итоге я спотыкаюсь о собственные ноги, замираю на месте, подаюсь вперед и чуть не ударяюсь головой о раковину. В последнюю секунду я обрела равновесие, избежав величайшего несчастья, или, по крайней мере, того, что я считала величайшим несчастьем, пока не поняла, в каком состоянии находится мой комбинезон. Отчаянно пытаясь не потерять зубы, я уронила ткань в раковину, и теперь она полностью промокла.
Я несколько секунд смотрю на ткань, погруженную в небольшую лужицу воды в раковине, прежде чем понимаю, что, если я не выключу кран, никто за меня этого не сделает, и скоро, помимо того, что единственная одежда, которую я имею на данный момент, полностью промокла, мне придется разбираться с небольшим потопом в доме клиента агентства, потопом, вызванным мной. О, Господи! Почему, а? Почему?
Я выключаю кран и поднимаю комбинезон, заблокировавший слив, лишняя вода вытекает, и я складываю ткань, чтобы отжать ее, но это не приносит особой пользы. С комбинезона перестает капать, но вся верхняя часть мокрая, а пятно осталось на том же месте, что и раньше.
— По одной проблеме за раз, Габи, — говорю я вслух, пытаясь собраться. — Значит, пятно.
Измученная, настороженная и с нервами на пределе, я снова включаю кран и провожу куском мыла по пятну. После почти пятнадцати минут бесконечного оттирания я сдаюсь: мыло не решит мою проблему. От чего бы ни было это пятно, мне нужно что-то более сильное, чем брусок с цветочным ароматом, который у меня здесь. А в прачечной мне не помешает сушилка.
Я смотрю на промокший комбинезон, потом на себя и, наконец, на зеркало - пот, уже высохший на моем теле, более чем достаточный ответ на вопрос, который я не задавала. Я никак не могу надеть мокрую одежду, чтобы дойти отсюда до прачечной, я заболею, а я не могу позволить себе такую роскошь. Тем более что Ракель вот-вот вернется домой после почти месячного пребывания в больнице. Я опускаю голову, думая о том, как, должно быть, испугалась моя младшая сестра, проведя все эти ночи одна в больнице. Я должна была быть там, я хотела бы быть там.
Бог знает, как я тратила каждый час, пытаясь заработать достаточно денег, чтобы купить ей лекарство, когда она наконец вернется домой. Если бы Фернанда сотрудничала... Если бы она заботилась о чем-то, кроме собственной задницы... Если бы наш отец попытался, если бы он хотя бы попытался... Я резко выдыхаю, чувствуя, что мой разум так же истощен, как и тело. Я закрываю глаза, прерывая путь, по которому начали двигаться мои мысли, и заставляю себя сосредоточиться на том, что есть здесь и сейчас.
Сейчас чуть больше четырех тридцати утра.
Хозяин квартиры спит с тех пор, как я пришла вчера, рано вечером, чтобы начать уборку. И хотя он дал мне время до пяти, чтобы закончить уборку, я очень сомневаюсь, что он проснется, чтобы проверить. Если уровень грязи в доме прямо пропорционален качеству устроенной им вечеринки, то я понимаю, почему красавчик так устал.
К тому же прачечная находится прямо здесь. Как бы мне ни не везло, но трехметровая прогулка внутри огромной квартиры не может пройти неудачно, и я решаюсь. Я несколько раз выкручиваю комбинезон, чтобы с него не капало, затем сворачиваю его в клубок и быстро выхожу из комнаты прислуги. Кондиционер работает еще сильнее, и по всему моему телу пробегает дрожь. Я прохожу через зону для гурманов, затем через кухню и, наконец, попадаю в прачечную. Колеблясь в собственной уверенности, я вздыхаю с облегчением, но не даю себе на это много времени. Я ищу пятновыводитель в кладовке с чистящими средствами и, когда нахожу, беру его.
С правильным средством пятно выводится легко. Я прополаскиваю форму, как могу, прежде чем положить ее в сушилку. Часы, висящие на стене, показывают, что уже пять минут пятого утра. Ну, технически, хозяин велел мне закончить уборку к пяти, но он не велел мне убираться отсюда к пяти. Я пожимаю плечами, программируя сушилку. Еще пятнадцать минут, и я уйду отсюда.
Я опираюсь на стойку и скрещиваю руки в ожидании. Моя нога начинает нетерпеливо постукивать по полу, а пересохшее горло болит, когда я пытаюсь сглотнуть. Я смотрю на открытую дверь прачечной и пялюсь на огромный холодильник, стоящий передо мной. Делаю несколько шагов к выходу и заглядываю в дверной проем: сначала одна сторона коридора, потом другая - все пусто.
Только стакан воды.
Я выхожу из прачечной и, двигаясь так быстро, как только могу, наливаю себе стакан воды и уже собираюсь поставить его на место, как вдруг меня удивляет женский голос.
— Я не верю!
Стакан выскальзывает у меня из рук и падает в раковину, но я не знаю, разбивается ли он, потому что, обернувшись, я вижу, что блондинка стреляет в меня кинжалами.
— Я... Я... — начинаю я, но запинаюсь и не успеваю закончить мысль, потому что она прерывает меня.
— Ты сейчас же уберешься отсюда! — Шипит она. — Я уже сказала Гильерме, что не хочу видеть его шлюх в своем доме! — Я ошеломленно моргаю, понимая, что, по ее мнению, здесь происходит, и открываю рот, чтобы объяснить, но из него не вырывается ни звука. Эта женщина сошла с ума! Неужели она думает, что я сплю с хозяином этой квартиры? — Ты что, оглохла, девочка? Убирайся сейчас же! — Требует она и, когда я не двигаюсь и не защищаюсь, начинает идти ко мне, разбудив меня.
— Это совсем не то, о чем вы подумали! — Это заставляет женщину рассмеяться.