Страница 9 из 11
– Не знаю, – признался вор и замолчал. Но понял, что ответ неполный, верткий и едва слышно добавил: – Она была единственной, с кем я мог быть самим собой.
– Единственной… – прошептала Вероника и внезапно, развернувшись на стуле, уткнулась лбом в плечо Котова. – Как это больно… да? Всегда притворяться… быть тем, не кто ты есть… – Ника неожиданно вскинула лицо вверх и тихонько хмыкнула. – Слушай, а давай творожка купим? Ложечку от Аркаши получим, откушаем… Когда еще заговор на богатство от покойного волшебника получим, а?
Грудь Котова затряслась, кадык задергался, поперхнувшись смехом, вор выговорил:
– Ты все-таки невероятна… Творожка тебе отведать… Договорились. Как только антиквар передаст мне ложку, я принесу ее тебе – откушаем. Всенепременно, как сказал бы наш новый друг Аркадий Валентинович.
Кроссовер «рено» плавно вырулил со стоянки возле бара-караоке, Котов нагнулся к рулю, стараясь разглядеть дорожную обстановку за припаркованным на заснеженной обочине грузовичком.
– Какие впечатления от встречи? – поинтересовался у Вероники как бы мимоходом.
– Да все такие же. Аркаша шут и павиан…
– Не скажи, – резко посылая машину вперед и втыкаясь в автомобильный поток, перебил Котов. – Он очень умный и проницательный человек. Достойный противник.
– Да неужели? – удивилась Вероника.
– Точно-точно. Весь его внешний вид просчитан до молекулы, Ника. Именно на такую реакцию и рассчитаны его наряд и манеры. Поплавский хитрый делец, он понимает, что все его платочки-пиджаки вызывают снисходительность. Клиенты знают, что он прекрасный специалист, знаток своего дела, клиенты… покупатели, продавцы, те, кому требуется экспертиза произведений искусства, обычно нервничают. Так? Но вот когда они встречаются с таким эксцентричным господином, то невольно расслабляются. С наглухо застегнутым экспертом разговор проходит в напряженной атмосфере, Аркаша – мастер маскировки.
Вероника откинулась на спинку сиденья. Некоторое время задумчиво таращилась в заметаемое снегом ветровое стекло, не замечая мечущихся по нему дворников.
– Ты прав, – произнесла она в итоге размышлений. – Пока тебя не было, он меня хватал за руки…
– Он тебя хватал? – перебил Котов с определенной мужской интонацией, после которой обычно следует вызов к барьеру.
– Да перестань, – поморщилась Вероника, – я не о том. Он цапнул меня за руку и давай трясти: «Я вас не понимаю, я старый человек…» – и, неожиданно хихикнув, сбилась на классику. – «Меня девушки не любят»…
– «Я год не был в бане!» – хохотнул Игнат.
– «Отдайте мои деньги!» – добавила еще из Паниковского Вероника и засмеялась.
Возможно, смехом она избавлялась от отголосков напряжения и раздражения, Котову, возможно, тоже был необходим релакс. Перебрасываясь фразами из «Золотого теленка», гениальный вор и девушка с хорошими реакциями проехали примерно километр.
– Ох. Хватит, – сказала, отсмеявшись, Вероника. – Не к добру это. Я остановилась на наблюдениях, так? Да. Паников… Тьфу! Поплавский сказал, что не понимает современную молодежь и слово «респект» звучит для него ругательством. А через полчаса заявил, что бизнес нового мужа бабушки попер в гору. Попер, понимаешь? Настоящий ценитель русского литературного никогда не использовал бы этот оборот!
– И что? К чему ты ведешь?
– А к тому, что Поплавский, как наша добрая тетя Клара, продумывает каждое слово. То есть ты прав, Игнат: Поплавский мастерский притворщик.
– Но ты ж разобралась.
– Не сразу. Хотя слово «попер» ухо резануло сразу. Но тогда все мысли занимала какая-то ложка, какая-то фигня, из-за которой нас пригласили…
– Неправильно, Ника. Тут как раз все сделано ну очень красиво. Я, кстати, ожидал чего-то подобного – незначительного, почти не попадающего под УК РФ. Верните ложечку хозяевам, ребята. Верните. А я буду прикидывать, стоит ли иметь с вами дело. Респект! Как никогда бы не сказал наш… Паниковский. Он, – Котов добавил автомобилю скорости, стараясь успеть под зеленый свет светофора, – большая, исключительная умница, Вероника. Нетривиальный тип. Мне даже стало интересно.
– Тут главное – насколько это интересным покажется Окуневу. Мне кажется, он будет, мягко говоря, разочарован.
Разочарование Окунева вылилось в моноспектакль с названием «Аргументы». На этот раз капитан дожидался Веронику и Игната в квартире Ковалева, официального жениха Ники, ходил взад-вперед по большой гостиной и разбирал на составляющие предложенный Игнатом план – не использовать в предстоящей операции мадемуазель кондитера.
– Вот ты говоришь, что Нику можно не привлекать, – обращаясь к Котову, но совершенно на него не глядя, быстро говорил недовольный взъерошенный капитан, – можно представить тебя сантехником или электриком… – Окунев пригляделся к сидящему в кресле вору и кивнул. – Ну, предположим. Любого доктора наук пять дней не брить, и он за ассенизатора сойдет. Но в чем смысл, Игнат? Зачем? Сантехника не пропустят дальше кухни и клозета. Электрика, даже если мы вырубим свет во всем поселке, тоже в комнаты не пригласят. И надо учитывать, что на случай отключения электричества в таких домах имеется альтернативный источник питания! Ты что, туда придешь – лампочки в люстрах менять? Снять показания счетчика или проверить энергопотребление? Про засор унитаза я даже говорить не хочу! А прочее водоснабжение наверняка идет из скважины. Кого, Игнат, пропустят в гостиную с сервантом и оставят там на некоторое время одного? Агента страховой компании? Покупателя, внезапно предложившего за дом астрономическую сумму? Кого?! – патетически воскликнул Окунев. – Представителя санэпидемстанции? «В районе вспышка ящура и всем необходимо сделать прививки, а после полежать немного…» Как в «Кавказской пленнице». Пока Шурик-Котов девушку спасет, точнее, ложку возвращает… Нет, ребята, здесь не кино, и ящур не прокатит.
Вероника и Игнат, недавно вспоминавшие другой фильм из советской классики, переглянулись. Окунев, заметив это, тяжело вздохнул:
– Я понимаю. Понимаю, Вероника, что Игнат идет у тебя на поводу. Но предложите мне другой альтернативный адекватный выход! Предложите. И я его поддержу! – Капитан клятвенно приложил ладони к груди. – Я сам не в восторге от того, что происходит. Я помню, что мы собирались изъять тебя из операции, Вероника. Я даже обещал! Но что мне делать? А? Что делать?
Моноспектакль закончился любимым вопросом русской интеллигенции. «Кто виноват?» не прозвучало, поскольку подразумевалось: Аркадий Валентинович подбросил всем огромную свинью, когда спланировал подмену ложки за вероятных «наемников» и поставил во главу угла кондитера.
Что, сразу следует заметить, выглядело бы вполне оправданно, имей кондитер ожидаемые Валентиновичем криминальные наклонности.
– Давайте думать, – предложил Игнат, – зачем же сразу в безысходность-то бросаться, – и поглядел на Веронику. – Кофе можешь нам сделать? Пожалуйста.
Ника кивнула с той самой безысходностью, выбралась из глубоко уютного кресла Ковалевых и направилась на их же кухню.
– Тебе помочь? – спросил ей вслед Максим, но Ника помотала головой.
На кухне жениха она уже освоилась. Давным-давно принесла сюда упаковку зерен кофе от любимого производителя и одобрила кофемолку и старинную турку. Мама Максима, Илона на две недели уехала в профилакторий камвольного комбината, где заведовала лабораторией, и попросила Веронику приглядеть за ее великовозрастным детищем.
Милая женщина. И очень красивая. Удивительно, что до сих пор не замужем. Ведь развелась с отцом Максима лет десять назад.
Вероника достала из навесного шкафчика упаковку с зернами, задумчиво пересыпав их в кофемолку, немного ею пожужжала… В кармане джинсов запиликал телефон, Ника извлекла его наружу и, увидев неизвестный номер, разумеется, ответила на вызов.
Звонила новая заказчица:
– Добрый день, Вероника, меня зовут Алина, мне посоветовали к вам обратиться друзья. Вы ведь кондитер, да?