Тень императора

Глава 4

Москва. Июнь

Юля появилась в жизни Корсакова совершенно неожиданно и необычно. Никогда прежде женщина не была инициатором знакомства, тем более романа. А Юля стала.

Корсаков тогда шел в редакцию на важное совещание, но внезапно начавшийся дождь заставил заскочить в какое-то кафе. Вообще-то идти до редакции оставалось совсем немного, но мокнуть и сидеть взъерошенным на виду у всех он не хотел, потому и плюхнулся за первый попавшийся пустой столик, ни на кого не обращая внимания. То ли кафе было такое, то ли порядки в нем, а может, вообще стечение обстоятельств, но официант не подходил, чтобы взять заказ, и Корсаков, глянув в окно и удостоверившись, что на улицу выходить рано, отправился к стойке. Он все так же был занят своими мыслями и не смотрел по сторонам, как вдруг услышал женский голос:

– Ой! Вы же Корсаков! Здрасте!

Отвечать не хотелось, потому что обычно так все и начиналось: «я вас сразу узнала», «мне ваша передача (не)понравилась», «что вы нам еще покажете», ему это изрядно надоело, но он повернулся для того, чтобы сразу расставить точки над «Ё». Повернулся и не смог произнести ни слова. Женщина, стоявшая перед ним, подавила Корсакова сразу, а завоевала еще раньше. Высокая, ростом чуть выше его, совершенно не думающая о здоровом образе жизни, женщина, у которой все тело было настоящим женским, живущим и радующимся жизни без всяких там оздоровительных упражнений. И глаза – синие, яркие, сверкающие, и сверкающие не по поводу встречи с ним, а просто так, потому что жизнь хороша! Но сильнее всего его привлекла, а честно говоря, и вовсе обезоружила ее прическа! Наверное, называть прической то, что в армии именуют «стрижкой под ноль», было бы рискованно, и Корсаков, не обращая внимания на условности, сказал:

– Даже не надеялся встретить такую стрижку.

Женщине слово «стрижка» явно не понравилось, и она выразила свое мнение легким пожатием плеч, но сказала:

– Я – Юля! Турбизнес!

– Я – Корсаков. Журналист, – отрекомендовался Корсаков.

И они просидели в этом кафе, пока не раздался звонок, и разгневанный Багоркин стал интересоваться, может ли редакция рассчитывать на то, что господин известный журналист соблаговолит появиться.

Корсаков, честно говоря, даже немного обрадовался, потому что весь разговор с Юлей, точнее говоря, настроение и взаимный интерес, который они не скрывали, требовали продолжения общения в форме, обычно именуемой интимом, но он, удивляясь себе самому, никак не мог придумать фразу, которая раскрыла бы его желания. Отключая телефон, он судорожно соображал, как и что сказать, когда Юля произнесла тоном самым обычным:

– Ой, мне тоже надо на работу, а то и меня потеряли. – Юля взялась за свою сумочку и спросила: – Куда за тобой заехать часов в восемь?

И больше никаких уточнений. По идее, Корсакову должны были бы нравиться взгляды Юли на отношения мужчины и женщины, потому что она никак не навязывалась и если хотела, например, предложить что-то вроде поездки на выходные, то задавала вопрос так, чтобы было понятно: она примет любой ответ, и Корсаков иногда даже отказывался без объяснений и последствий. Вскоре он понял, что хочет, чтобы она переехала к нему, и просил ее об этом все полтора года, пока длился их роман. Но Юля отказалась сразу и бесповоротно, и каждый раз, когда Корсаков снова просил переехать к нему, отвечала одной и той же фразой: «Кажется, я люблю зануду». Юле было тридцать пять лет, она была замужем, но свои отношения с Корсаковым не скрывала. Во всяком случае, именно такое впечатление складывалось у Корсакова и его знакомых. Поначалу ему и в голову не приходило, что Юля может быть замужем, но однажды, когда они сидели в кафе, зазвонил ее сотовый. Она ответила, разговаривала спокойно, смеялась, а на прощание сказала «целую». Положив трубку, пояснила удивленному Корсакову: «Не злись, это звонил мой муж»… Расхохоталась, увидев вытягивающееся лицо Игоря, и подвела итог: «Согласись, что по закону он имеет права на меня, и давай договоримся, что это мы не обсуждаем. Муж – это не твоя территория, о’кей?»

Юля была хозяйкой небольшого туристического агентства, и дела у нее шли успешно. Правда, этим она не кичилась и спокойно позволяла Корсакову тратить деньги, предугадывая ее малейшее желание. Вообще она была женщиной, относящейся к себе удивительно спокойно. Ни разу Корсаков не видел, чтобы она использовала какие-то женские хитрости, ведя дела или в их личных отношениях, и за это он ее не только любил, но и уважал. Однажды они заскочили в какую-то галерею, где открывалась выставка Юлиной приятельницы, и там столкнулись с ее мужем. Юля вела себя совершенно спокойно, ограничившись коротким «привет, Игорь – Глеб», а у Игоря и Глеба настроение пропало. Так же спокойно и естественно она от него ушла. Просто позвонила как-то, попросила пригласить на обед. За обедом болтали о всякой ерунде, а потом она сказала:

– Корсаков, я не буду извиняться, потому что извиняться тут не за что. Мы с тобой больше не будем встречаться. Все проходит, и я хочу расстаться так, чтобы потом приятно было вспомнить и увидеться, хорошо?

…Через полгода она погибла в катастрофе… Корсаков узнал об этом только через несколько дней, узнал случайно, очень огорчился, но потом подумал, что и не пошел бы на похороны, скорее всего, понимая, что не сможет увидеть ее… там…

С Глебом они увиделись через несколько месяцев совершенно случайно на какой-то тусовке, где их познакомили заново, но на этот раз Глеб Шорохов был представлен как историк, часто размещающий свои материалы в Интернете. Завязалась беседа в узком кругу, который быстро стал разлетаться в разные стороны, и Шорохов, уже начав поворачиваться, чтобы тоже двинуться в путь, сказал:

– Ты знаешь, мы ведь вместе прожили почти десять лет… Она всегда такая… яркая, неудержимая… всегда казалась мне такой… непостоянной, а любовник у нее был только один – ты.

На этом тема сложных отношений была закрыта, и, когда они встречались еще несколько раз, тоже случайно, разговор об этом не заходил. Зато Корсаков узнал, что Глеб действительно историк, но своеобразный, любящий копаться в мелочах, которые рядовому потребителю Интернета не интересны. Именно ему он и позвонил, разыскав его номер через знакомых, предложил встретиться. Шорохов, к удивлению, на встречу согласился, внимательно выслушал, потом немного помолчал и спросил:

– Ты чего хочешь-то?

Корсаков в ответ тоже помолчал, потом признался:

– Сам толком не знаю.

– Вот я и вижу, – согласился Шорохов. – Но ты не переживай, тема эта такая многоугольная, что единого мнения никогда не будет…

– Никогда? – то ли обрадовался, то ли огорчился Корсаков.

– Ну, ты сам посуди, – предложил Шорохов. – Вот сейчас бубнят все, кому не лень: дескать, какой-нибудь там генерал Деникин присягу нарушил! Но ведь генералы, да и все остальные, присягу-то давали царю-батюшке, и если он сам написал заявление по собственному желанию, то, стало быть, и присягу отменил, понимаешь?

Видимо, взгляд Корсакова выражал непонимание, и Шорохов пояснил:

– Ну, отрекаясь от управления Россией, он ведь всем, кто ему служил, будто сказал: дальше без меня! А с кем? Он ведь толком-то никого не назвал! Так, метался! То одного, то другого, и никакой конкретики!

– И что дальше? – надоело молчать Корсакову.

– Дальше? Ты же спросил, могла ли в России быть восстановлена монархия, а я уточняю и говорю: а кто мог тогда стать монархом? – Корсаков хотел задать вопрос, но Шорохов продолжил: – Повторяю, сейчас на эту тему столько написано, что сам черт ногу сломит, поэтому, как говорится, я тебя услышал, а теперь мне надо просто привести в порядок твои вопросы и прикинуть мои ответы… – Он помолчал, потом добавил: – Не ответы, конечно, а так… предположения…

Шорохов уже совсем собрался уходить, но задержался, посмотрел на Корсакова, и теперь во взгляде его был какой-то интерес.

– То есть ты хочешь разобраться в том, что же там произошло? Трудно тебе будет это сделать… Да и смысла не вижу… Но помогу, если уж обещал… – помолчал, потом спросил уже вполне серьезно: – Ты сам-то об этом много знаешь?