Страница 52 из 66
Грибов, услышав о тартуских впечатлениях своих подчиненных, не скрыл скептического отношения к их затее.
— Я бы давно пошел на Планетного Гостя от банды Ильпа, — задумчиво произнес Эльмар. — Взять бы ее в кулак! А Сааремаа — всего лишь остров, одно крепкое оцепление — и…
— Одно оцепление уже было, — строго отрезал майор. — Я вас сейчас познакомлю с двумя документами, оба помечены мартом сорок шестого года. Заместитель начальника погранотряда и начальник Сааремааского уездного отдела госбезопасности доложили:
«…3 марта 1946 года была проведена операция по «прочесыванию» лесных массивов Сааремаа и отдельных хуторов, где у приспешников могли базироваться бандиты Ильпа. Достигли болота Эйкла и обнаружили на болотном острове тщательно замаскированный бункер банды Ильпа. Бой продолжался четыре часа…» Почти тогда же мы перехватили записку главаря банды своему компаньону Туулу: «Алекс! Ты удачно ушел от облавы. Хвалю! И знаю, что они метили в меня. Жаль Юрго, но без потерь мы не придем к власти над всем островом. Отныне будем стараться действовать, да и жить более мелкими группами. Чувствую, что победить мы сумеем, оставляя после себя кровавую кашу. Я перед этим не остановлюсь. Эльмар Ильп».
…Отсиживались в болотах. Когда становилось невмоготу и сырость разъедала легкие, перебирались в заброшенные овчарни, в прогнившие сараи. Собственно, никто толком бандой не командовал, Ильп появлялся в группе редко — обычно перед ограблением высмотренного магазина или покушением на сельских активистов. Алекс Туул — и того реже.
И манера обращения с людьми у них была разная. Алекс, приходя, разговаривал мало, глухим голосом осведомлялся, кто кого пристукнул, да что присвоил, о себе не вытянуть было и слова. Так же глухо и тихо кого-нибудь отчитывал, а если ему возражали — подходил к недовольному и влеплял затрещину. На расправу был крут и смелости ему было не занимать, но привык осторожничать, хитрить, даже своих боялся.
Ильп был другой. Тоже осторожный, подозрительный, он умел, однако, поддержать компанию, шутку, не чужд был бахвальству. Свои уголовные операции высокопарно именовал актами отмщения тиранам. При всем при том он умел властвовать над приставшими к нему людьми. Дело было совсем не в его мобильности, умении уходить и уводить банду от преследования, а в особой жестокости, которая самой природой была отмечена в его остром оскале.
Но чем он брал пустых, отчаявшихся и не слишком образованных людей, — это умением сулить им золотые горы после изгнания с Сааремаа коммунистов. Он уже распределял между бандитами хутора и волости, амбары с добром и ветряки, батраков для ухода за посевами и домашнюю прислугу. Даже самых красивых женщин обещал этим оторванным от своих хозяйств и семей людям, души которых мучили зависть, безысходность и, как следствие их, ненависть ко всему живому, смеющемуся, любящему. Ильп знал, кого и чем пронять. Харди Ааслайда, шофера потребительской кооперации, пообещал сделать со временем главным конюшим острова. Своей нелепостью он попал в точку: честолюбец и пройдоха Ааслайд видел себя уже не иначе как министром транспортных средств мифической буржуазной Сааремааской республики. Старому Туулу, у которого были особые планы на Швецию, он обещал выхлопотать специальный фонд от Эстонского национального комитета в Швеции.
Маневрируя небольшими группами, избегая появляться в людных поселках, обживая топкие места и лесные массивы в центральной и северной частях острова, банда Ильпа почти десять месяцев избегала открытых столкновений с милицейскими нарядами, отделениями и взводами народной защиты.
Алекс Туул как-то облюбовал в волости Каарма болотный островок, добраться до которого можно было лишь хорошо зная дорогу, да и то местами надо было идти, погружаясь где по колено, а где по пояс в болотную жижу. Ильп согласился врыть здесь в торфяной грунт бункер, и бандиты принялись за дело.
Навещал Ильп работающих редко. Бункеры не любил, считая их ловушкой для неопытных лесных братьев. Даже в готовом бункере переночевал только два-три раза. Поэтому, когда операция, проведенная 3 марта, захватила одним своим крылом и островок, давший приют банде, в бункере оказались, как потом уже выяснилось, только Алекс Туул и братья Метс.
Штурмовать почти полностью погруженный в землю огнеметный пункт представлялось рискованным. Решили взять бандитов измором.
Почти к самому дзоту подобрался сержант Сирель и, пригнувшись, метнул в щель связку гранат. Он успел откатиться, избежать осколков, но уже на пути к своим был ранен выстрелом из карабина. В ярости ринулись чекисты, чтобы успеть подхватить и оттащить из опасной зоны своего товарища, но из бункера повалил густой дым. Бандиты подожгли торфяные пласты, из боковых лазов метнулись тени, загремели выстрелы. Под прикрытием дымовой завесы скрылся в болотистой жиже Алекс Туул. Преследовавший его офицер-пограничник Ивко был смертельно ранен Арендой Метсом, который прикрывал вожака. Предположили, что бандитов засосало болото, но потом оказалось, что они продолжают свое черное дело на острове. У стен бункера обнаружили только полуобгоревший труп старшего из братьев — Юрго.
…Алекс Туул и Аренд Метс отдышались, только уйдя за полтора десятка километров. Ползли болотом и по суше, прорезали лесные заросли, яростно ломали кусты. Наконец выдохлись, нашли какую-то яму, забросали еловыми ветками, забрались в нее. Сбросили с себя насквозь мокрые и измазанные в болотной жиже куртки, сапоги, в которых хлюпала до голени вода, зарылись в хвою. Туул достал из кармана фляжку, долго, с присвистом тянул густую наливку, передал остаток Аренду, отвалился на скос ямы.
— Можешь вздремнуть, — сказал Алекс соседу. — Я все равно не усну. — И вдруг яростно выпалил: — Они мне ответят, все эти партийцы, чекисты и народные защитники. Я столько крови выпущу на этом растреклятом острове, сколько весят все их книги, статьи и газеты. Слово Туула твердо, Аренд Метс.
Алекс Туул и не подозревал, что вскоре останется на этом острове последним загнанным бандитом из сообщества лесных братьев и что конец его будет таким же бесславным, как и конец всех других.
События развиваются
Все это уже было: вход в уединенную виллу, и комната с заколоченными ставнями, и неожиданное появление женщины с ледяным голосом и ухватками типичной эсэсовки в сопровождении дога песочной масти. Только до сего дня это существовало для нее всего лишь в изложении Пауля Мюри и Эльмара Вяртмаа, которые сами услышали этот кошмарный рассказ из уст другой женщины. А сейчас все это ей, Эрике Ярвекюлг, предстоит испытать, пережить, вынести самой, на собственном опыте и, может быть, на своей коже.
— Малейший крик, шум, намерение выйти отсюда, — отчужденно, без всяких эмоций произнесла Ээва Мартсон, почесывая ухо пса, — и вы можете считать себя попавшей в рай или ад.
Эрика независимо уселась на диван и, смерив недобрым взглядом стоявшую в дверях женщину, сказала:
— Пригласите сюда тех, кто меня привез, или больше слова от меня не услышите.
— Да ты!.. — из уст Мартсон чуть не сорвалось грязное ругательство, но она сдержалась, потянула дога за ошейник, захлопнула дверь.
Эрике показалось, что за дверью из маленького коридорчика доносится приглушенный шепот. Чтобы немного успокоить себя, она достала из сумочки пудреницу, провела пуховкой по носу, сама себе сказала:
— Надо же. Тридцать три несчастья… Час с лишним мчаться в темень в чужой машине, чтобы тебя еще и догом пугали…
Дверь открылась, заглянул ее театральный спутник.
— Что вы там бормочете, барышня?
— Тридцать три сюрприза! — гневно крикнула она. — Сначала билет в оперу, потом машина, эта сумасшедшая гонка на какую-то пустынную дачу, опереточная старуха с песочным догом, угрозы, предупреждения…
— Эрика! — попытался остановить ее Качалка. — Вы доказали свой природный ум, сметку, умение действовать в весьма сложных условиях. Дайте же возможность нам убедиться, что за эти месяцы вы остались той же Эрикой Ярвекюлг.