Его трудное счастье

Вегержинов посмотрел на хмурого Диму и тихо прошептал:

— Ты это имел в виду, когда говорил, что они детьми прикрываться будут?

Воеводин прикрыл глаза и отрицательно покачал головой:

— Нет, Алёшка, я до такого бы не додумался, даже предположить не мог. Это же… этому нет оправдания, понимаешь? Это кем надо быть, чтобы матерей и детей расстреливать? Их же тоже мать родила! Женщина! Это выше моего понимания. Где честь? Достоинство? Всё умерло, это даже не враги, это… даже названия подобрать не могу. А ты представляешь, что будет с этими малышами потом? Они всю жизнь это помнить будут! Это не взрослые мужики, хотя и среди военных тоже масса больных со стрессовыми расстройствами, а тут детишки…

Он обнял Катюшу, которая прижалась к отцу и что-то бормотала. Миша сидел рядом с Людой, водя пальцем по написанным им в тетради палочкам, точкам и завитушкам. Он что-то увлечённо шептал маме, а она молча гладила его по голове и поминутно целовала.

— Люда как с ума сошла. Ни в какую не разрешает Мишутке завтра в школу идти.

— Хочешь, возьми парней из охраны, пусть она увидит, что ребёнок под присмотром.

Дмитрий медленно повернул голову к Алексею и тихо выдохнул:

— Алёшка, ты гений!

— Я знаю, — согласно кивнул Вегержинов и встал: — Завтра Валька возвращается. Что-то не нравится мне его новое руководство, голову даю на отсечение — уйдёт Валентин из армии. Помяни моё слово, не в его характере терпеть то разпиздяйство, что сейчас устроили. Отец говорит, что с их новым начальником ни о чём нельзя говорить, такое впечатление, что он вообще ни черта в медицине не понимает. Этакий военный хитрожопый экземпляр. Ему важно, чтобы форма была наглажена и тротуар подметён. Он первым делом у Валентина спросил, сколько коммерческих договоров его отделение заключило. О как! А раненые, которые после Валькиных операций на ноги встали, — херня! Ладно, меня Лена с Павликом ждут, пойду я. Люд, мы тут посовещались и решили охрану в вашу школу направить, а со временем сделать это на постоянной основе. Так что ты не бойся, мы Мишутку в обиду не дадим.

Люда резко обернулась и улыбнулась, кивая и стараясь унять непрошенные слёзы. Миша же широко зевнул и привалился к маме. Первый день учёбы, новые впечатления и непонятные разговоры взрослых утомили его. Пора спать… Завтра в школу…

***

Валентин стоял посередине кабинета начальника департамента и слушал генерала, чуть склонив голову набок. Интересно, на кой хер он это ему говорит? Или пытается спровоцировать его? Так мы уже стольких начальников пережили, что нам уже всё музыкально, как говорится. И жизнь у нас как музыка! То в бубен, то по барабану.

— Ты понял, полковник?

Валентин поднял одну бровь и тихо сказал:

— Понял, товарищ генерал.

— Что ты понял?

— Что вас совершенно не интересует судьба и дальнейшая жизнь наших раненых и больных.

Генерал открыл рот, лицо его покраснело, он медленно поднялся и упёрся кулаками в стол:

— Ты как со мной разговариваешь? В войска захотел? Так я это тебе быстро устрою! — заорал он и стукнул кулаком. — Ты с кем тягаться решил? Да я тебя…

Валентин усмехнулся и спокойно ответил, глядя орущему начальнику прямо в глаза:

— А я начинал в войсках и знаю, что это такое, в Югославии год с войсками отмантулил. Я пережил развал СССР, реформы Гайдара, прихватизацию Чубайса, перевыборы Ельцина в девяностые — вы меня чем, блядь, напугать хотите?

— Ты что себе позволяешь?

— Пока ничего. Но служить под вашим началом я не буду. Завтра же напишу рапорт на увольнение. Если я не в состоянии помочь своим пациентам, то грош мне цена. Лучше я этим на гражданке заниматься буду.

Генерал молча открывал и закрывал рот, как рыба выброшенная на берег, а потом громко рявкнул:

— Король! — Дверь тут же открылась и в кабинет вошёл довольный Король, слушавший весь их разговор в приёмной. — Завтра же его рапорт мне на стол. Свободен.

Валентин коротко кивнул и чётко произнёс:

— Честь имею, — после чего вышел из кабинета.

— Кучеров, подожди, — вслед за ним выскочил Король. — Ты бы так должностями и звёздами-то не разбрасывался. Молод ты ещё, не знаешь, что на гражданке нас никто не ждёт. А я могу тебе помочь кое-чем, что в моих силах. Только при одном условии.

Вадим Васильевич смотрел на Кучерова и чувствовал, как внутри закручивается в тугую спираль непонятные ему самому чувства. Высокий, красивый, умный, сука. А главное — молодой! И стоит перед ним, будто не его только что вышвырнули из кабинета, да что там — из армии! Но ничего, не дурак, должен понимать, куда ему в жизнь без погон?

— Ты жене нашей передай, чтобы помягче и поприветливей со мной была, и твоё место останется за тобой.

В следующую минуту тишину приёмной разрезал оглушительный визг новой секретарши, макияж которой мог соперничать с боевой раскраской киношных индейцев. Свой первый удар Валентин сопроводил словами «‎это от меня», второй — «это от моей жены‎», а в третий вложил всю злость и ненависть, после чего Король упал на ковёр и услышал тихий шёпот:

— А это тебе, сука, за 23 февраля. А теперь можешь на меня рапорт писать. И тебе мой совет: не попадайся мне больше на глаза и под горячую руку. Убью, скотина.

После чего Кучеров выпрямился и спокойно сказал секретарше:

— Не ори, в столе должны были остаться ватно-марлевые тампоны и перекись.

— И что? — дрожащим голосом спросила перепуганная девушка, бросая косые взгляды на опешившего генерала, застывшего в дверях с приоткрытым ртом.

— Выпей и закуси, — со злостью ответил Кучеров, понимая, что эта глупая курица не виновата, что она ни в чём, кроме названий косметических фирм, не разбирается. Он вышел из здания, посмотрел на окрашенные в розовый закатный цвет верхушки деревьев, вытащил телефон и набрал номер жены.

— Валик, — счастливо выдохнула Валюша. — Ты скоро приедешь? А то тут Надюшка мне покоя не даёт, трубку отбирает.

Валентин прислушался к тихому смеху любимой и услышал громкий крик дочери:

— Папочка, я самая соскученная по тебе! Калаур! Залюблю тебя при встрече.

Он облегчённо рассмеялся и тихо ответил:

— Еду, ты только дождись меня, ладно?

Он сел в машину, прикрыл глаза, посмотрел на мобильный в своей ладони и набрал номер Вегержинова. Алёшка по своему обыкновению что-то буркнул в качестве приветствия и замолчал, когда услышал вопрос Валентина:

— Алексей Александрович, вам нейрохирург в больницу нужен? Если ваше предложение ещё в силе, то я мог бы поработать у вас.

Вегержинов выдохнул и неуверенно спросил:

— Валька, ты это сейчас серьёзно?

— Да, Алёшка, меня увольняют.

— Тебя? — удивлённо протянул Вегержинов. — За что?

— За хамство и дебош в кабинете начальника департамента.

— Ну и хрен с ними! Ты даже не представляешь, как легко дышать, когда никто вокруг тебя не поднимает пыль! Сдавай дела и принимай отделение. Бля, Кучер! У меня есть нейрохирург!

— Пиратова примешь со мной?

— Ну что ж, блямблямчики и цурепопики! — после небольшой паузы радостно проговорил Вегержинов. — Я тогда кадры напрягаю, пусть сестёр набирают и санитарок. А ты давай дуй к Валюше и Наденьке, обрадуй девочек, что теперь работать в два раза больше будешь! — и он заржал как ненормальный.

— Добрый ты, — усмехнулся Кучеров. — Алёшка, я рад, что смогу заниматься делом.

— Я тоже рад, брат. Что до работы — ты только сразу говори, что вам с Максимом Игоревичем понадобиться может. Я уже давно понял, что руководить — это значит не мешать умным людям хорошо работать. А вы хорошо работаете. Как только дела сдашь, сразу ко мне. Жду.

Валентин откинулся на кресло и улыбнулся. Вот она настоящая дружба. А теперь к своим любимкам, к девочкам…

Глава 44

Валентин ещё раз осмотрел свой уже бывший кабинет и пожал плечами:

— Ну вроде бы всё. Принимай отделение в своё полное распоряжение.

— Валентин Павлович, ты уверен в правильности своего решения? — Новый начальник отделения нейрохирургии присел на подоконник и внимательно посмотрел на Кучерова. — Знаю Короля, тот ещё мудила, но с твоим опытом и руками, о которых уже сказания пошли по закоулкам, уйти куда-то в неизвестность?