Его трудное счастье

— Вы тоже осуждаете меня? — раздался тихий голос Вали.

— За что? — как-то чересчур весело ответил Заславский.

— За мой скоропостижный брак.

— А кто я такой, чтобы кого-то осуждать? Валюша, у меня у самого не первая жена, так что ты понимаешь, какой из меня осуждальщик, так сказать. Главное, чтобы ты ощущала себя счастливой, девочка. Ты когда выходишь на дежурство?

— Девчонки дали мне ещё несколько дней, а в понедельник я уже на работе. А план операций уже утвердили?

— Нет, мы пока с анестезиологами не всё решили. Пока, слава богу, с помощниками проблем нет. Кстати, Кучеров, поди сюда! Знакомься, ещё одна операционная сестра — Валюша Баланчина. Теперь все наши операционные на месте.

Валя обернулась и широко улыбнулась — к ним лёгкой пружинистой походкой шёл молодой красивый хирург. Он внезапно остановился, будто налетел на что-то твёрдое, и тихо прошептал:

— Бог мой, какие глаза!

В следующий момент Заславский, внимательно наблюдавший за улыбающейся Валей, увидел, как она опустила взгляд, а когда вновь подняла глаза на Кучерова, то в них вместо радости читалось только вежливое равнодушие. Молодой человек перевёл взгляд на старшего офицера, но тот только мимолётно поднял брови. Валя же молча кивнула и попрощалась, стремительно уходя из отделения.

— Денис Викторович, я не понимаю, что произошло, но судя по всему, лоханулся я по полной программе, да?

Заславский усмехнулся и тихо ответил:

— Валя никогда не выносила пошлых комплиментов, Кучеров, а уж теперь любое внимание будет расцениваться ею как посягательство на её личное пространство.

— Валя… Надо же — тёзка.

— Да, тёзка. Баланчина Валентина Николаевна, жена подполковника Короля. Вопросы есть?

— Никак нет, — хмуро ответил Кучеров и добавил: — Я в операционную, голову сейчас Вегержинову откручивать без наркоза буду, он у меня аппендюк из-под носа увёл!

— Иди, иди, — задумчиво проговорил Заславский в спину уходящему интерну. — Чувствую, что тоже скоро кому-то без наркоза рожу разобью.

И это было последнее, что услышала Шахиня из своего укрытия и подумала: «А я буду активно участвовать».

Глава 5

Валя вставила последнюю обойму металлических скрепок в ушиватель органов, раскрутила зажимы и аккуратно положила сложный инструмент на металлическую перфорированную панель, осталось только затаив дыхание установить всё это в прозрачном аквариуме под пары формалина. Когда-то неопытная Валя вдохнула воздух рядом с открытой дверцей «волшебного шкапчика», больше такого удовольствия от химического ожога слизистой испытать не хотелось. Она осмотрела убранную предоперационную, проверила режимы стерилизации сухожаровых шкафов и потянулась за перчатками.

— Мне долго ещё тебя ждать в кабинете? — раздался насмешливый мужской голос. Баланчина резко обернулась и молча уставилась на хирурга Резникова. Когда-то ещё в бытность её санитаркой он схватил её и зажал в углу между шкафами с бельём, пытаясь сунуть свою руку между стройных девичьих ножек. Вале тогда удалось ударить его затылком в лицо, вырваться и, вытирая слёзы от обиды, забежать в материальную, где медсёстры резали марлю на салфетки. Женя Шахова моментально выскочила из комнаты, и все услышали её шипящий шёпот:

— Если я ещё раз увижу что-то подобное, Михаил Иванович, то инвалидное кресло станет вашим троном, товарищ майор. Понятно?

— Рот закрой и выражения выбирай, не тебе замечания офицерам делать, — недовольно ответил ей Резников, на что Шахиня усмехнулась и коротко заметила:

— Офицер из вас как из меня Екатерина Вторая, хотя о втором можно и поспорить. — Она посмотрела вслед уходящему мужчине и довольно громко закончила: — Есть же хорошее русское слово — козёл. Нет же, понапридумывали некоторые — мачо.

С тех пор Резников руки не распускал, но пытался обидеть или оскорбить при случае. Но Валя уже не обращала внимания на хамское поведение, тем более что хирург из Резникова был так себе — посредственный.

— Я убираю операционную, — спокойно ответила Валя. — Вы что-то хотели?

— Трахнуть бы я тебя хотел, да только вот какая-то очень дорогая проститутка из тебя получилась, ещё и бесполезная! А Королю уже все свои дырки продала или кое-что для других оставила? Такие как ты не от русалок произошли случайно? Ни уху сварить, ни вдуть!

— Ваши оскорбления на меня не действуют, а если руки хотя бы раз ещё протянете в мою сторону, я вам нос сломаю, — тихо проговорила Валя и с улыбкой ухватила тяжёлый ушиватель, зажав бранши стального инструмента в ладони.

— А ты попробуй, — вдруг заявил Резников, но тут же отдёрнул руку, зажав ладонь пальцами другой руки — Валя со всей силы ударила его тяжёлым инструментом. — Ты, сука! Ты мне руку чуть не сломала. Как мне теперь оперировать? Что я главному скажу завтра?

— А я сам ему всё объясню, — неожиданно раздался мужской голос у Вали за спиной. Она повернулась и удивлённо уставилась на интерна, с которым её познакомил Заславский несколько дней назад. — Я объясню Денису Викторовичу, при каких странных обстоятельствах вы травму руки получили.

— Слышишь, старлей, не твоего ума это дело, понял?

— Может, и не моего, — усмехнулся Кучеров, — но думаю, что подполковник Король посчитает иначе, не так ли? Я, майор, имею отличный слух, а уж сложить два и восемь могу даже в уме. Это же о вас говорилось на хирургической конференции? Сколько терпения есть в запасе, а главное, сколько потребуется времени Главному и ведущему, чтобы вышвырнуть вас из обоймы?

Резников сделал шаг вперёд и с ненавистью прошипел:

— Да ты мне угрожать вздумал?

— А я добавлю деталей к рассказу старшего лейтенанта. А ещё рапорт напишу, — вздёрнула вверх подбородок Валя, не выпуская, однако, хирургический инструмент из рук. — Хотя Вадим Васильевич уже давно всё знает.

— Врёшь! — как-то испуганно воскликнул Резников, и Валя поняла, что он боится. Очень боится. И лишиться места работы и службы, и последствий своего хамского поведения. — Никто тебе не поверит, скажут, что оговорить хочешь благородного человека!

— Поистине, седло из золота не делает осла лошадью. Так и у людей, внешность и дорогая одежда не делает из них благородных, — спокойно ответил Кучеров.

Резников глубоко вдохнул, но скосил глаза на тяжёлый ушиватель в руке Баланчиной и усмехнулся, глядя на интерна:

— Решил сам сюда тропинку протоптать? Ну-ну, любимая болонка самого Короля — слишком дорогая шалава для такого как ты, — и гадко усмехаясь покинул операционный блок.

— Валя, простите, что вмешался, но я не мог слушать те гадости, что он вам говорил.

Девушка опустила руку и прикрыла глаза. Только сейчас до неё дошло, чем могла окончиться эта поздняя встреча, и хорошо, что этот молодой офицер оказался рядом.

— Спасибо вам, Валентин Павлович. Только я вас прошу, не говорите никому о том, что здесь произошло. Насколько я поняла, скоро мы лишимся радости видеть Резникова рядом, а потому пусть уезжает! И чем скорее, тем лучше! Не знаю, насколько его хватит на новом месте службы, но очень скоро наступит тот неловкий момент, когда поначалу все считают человека офигенным, а потом сознают, что он лживая тварь. Жаль, что этот момент освобождения от него наступит не так скоро, как нам бы всем хотелось. Ну да бог с ним! А как вам у нас? Многому научились?

Кучеров широко улыбнулся и кивнул:

— Да, многому! В том числе и ругаться без мата! — Они переглянулись и громко рассмеялись. Валентин чуть подпрыгнул и сел на длинный стол, на котором были разложены чистые обработанные инструменты, Валя опёрлась на стол бедром. — Особенно я в восторге от вашей Шахини! Хотя теперь я понимаю, что имея дело с такими косорукими новичками, как мы, надо уметь держать себя в руках. Вам недаром дают молоко за вредность.

— О да! — с улыбкой ответила Валя. — Некоторым за вредность надо давать не просто молоко, а молоко с селёдкой. Скажите, а вам тяжело было учиться в Академии? Я не просто так спрашиваю, из праздного любопытства. Я поступала в медин, но — увы! — не срослось. Но мысль об учёбе меня не отпускает, и я вот решила пойти на вечерние подготовительные курсы. Как вы считаете, это не ошибочное решение?