Его трудное счастье

Через минуту Люда спала, скрутившись калачиком на старом диване, всё так же прижимая к себе тихо пикающую телефонную трубку.

А безмерно довольный Воеводин в эту минуту стоял спиной к связистам, как Людочка прижимая к себе трубку полевого телефона и улыбаясь с закрытыми глазами. Потому что боялся их открыть, чтобы мужики не увидели его повлажневшие глаза. Ждёт малышка, ждёт! Плачет, боится, беспокоится, судя по всему сердится, смешная такая. Но ждёт. Маленькая его девочка, но такая сильная и бесстрашная. Ждёт! Как никто его не ждал, кроме мамы, наверное. И пусть она пока не знает, но она будет его женой. Людмила Воеводина… Классно звучит. И пусть только кто скажет, что это не так! Дмитрий аккуратно положил трубку на рычаг, резко повернулся и подмигнул связистам, которые замерли, глядя на неподвижного командира.

— Ну что, мужики? Пожелания есть на сегодняшний вечер? Я сёдни добрый — выкладывайте!

Парни заулыбались, и молодой лейтенант, командир отделения, тихо попросил:

— Баньку бы, командир, а? И киношку повеселее.

Воеводин кивнул и тихо сказал:

— Сделаем. Спасибо за связь, парни! — Он вышел из палатки и закинул руки за голову. Солнце ярко светило над горами, согревая влажную после дождей землю. Эх, хорошо-то как… А будет ещё лучше!

Глава 12

Вегержинов поправил солнцезащитные очки и повернулся к Валентину:

— Предлагаю отпраздновать, Валь! Всё-таки полгода, как мы прибыли в эти грёбаные горы. Ты как?

— Да я-то что? — Кучеров в очередной раз глянул в сторону командира, который как-то нервно постукивал ногой о землю. — Слушай, что с Воеводиным такое происходит? Я его спокойствию и собранности всегда завидовал, как пацан малолетний, а тут уже больше недели будто подменили командира.

— Бойцы говорят, что известие ждёт какое-то важное, — Алексей пожал плечами. — И заметь, не от матери, отец-то его — тоже офицер, между прочим — погиб, а то ли от жены, то ли от невесты.

— Жены? Ни разу не слышал от него, что у него своя семья имеется, он только о маме и о семье брата рассказывал как-то. Про племянника часто вспоминает.

— Мимо нас новость эта не пройдёт, фельдъегерско-почтовая связь пока работает как надо, несмотря на полторы тыщи над морем, как сержант любит повторять. Кто сегодня в ночь?

— Петровский. У меня на этой неделе дежурств нет, а послезавтра, наверное, опять местных надо будет глянуть. Им сейчас хуже, чем нам — вообще никакой помощи, ещё эти бесноватые бегают по посёлкам. Никак не успокоятся, хотя американский генерал с нашим полковником согласился в том, что гавкать против ветра опасно — обляпаться можно ненароком.

— А с чего началось-то? — Вегержинов посмотрел на горы и прищурился.

— Да какая-то больно активная баба обвинила наших бойцов в домогательстве! Как хлеб жрать, который эти бойцы пекут, так первая, а потом, когда её янки начали прессовать, рот закрыла и молчит до сих пор. Видать мало заплатили, некоторые вон до сих пор не унялись. Ладно, Алёш, пойду я посмотрю, что там в лазарете, а потом домой.

«Домом» они называли командирскую палатку, в которой их поселили в день прибытия. Терапевты, прилетевшие чуть позже, жили рядом с лазаретом, фельдшерам выделили небольшую палатку, соединённую с кухней. Парни шутили, что работа работой — до неё ещё дойти надо, а вот пожрать всегда под рукой. Кучеров быстро пошёл мимо палаток с поднятыми тентами, чтобы сухой горный воздух просушил всё вокруг после весенних дождей. Собственно, никакой нужды в посещении лазарета у Валентина не было, просто там он мог побыть в одиночестве и спокойно подумать. А подумать было о чём. Во-первых, после возвращения на родину надо будет решить вопрос с дальнейшей учёбой. Служба в горах убедила его в правильности решения заняться нейрохирургией. И хирургией не столько черепа, сколько позвоночника. Он видел, как молодые ребята с трудом разгибали спины после тяжёлых марш-бросков и перетаскивания тяжестей. И это молодые здоровые парни, а что говорить о людях после определённого возрастного порога или травмированных? Во-вторых, он так и не смог сообщить родителям о том, что они никогда не станут бабушкой и дедушкой. Не смог, потому что знал, что мама с папой будут во всём винить себя.

И последнее. Но в то же время главное. Что делать с его чувствами? К чужой жене. Верной чужой жене, кстати. Интересно, как она там? Что у неё нового? Господи, уже больше года её не видел, а так и не смог забыть эти огромные глаза и улыбку. Валентин закрыл журнал, который лежал перед ним, чтобы окружающие не задавали ненужных вопросов, откинулся на спинку стула и прикрыл глаза. Тогда, зимой перед их отъездом Алёшка сказал, что Валюша болела серьёзно, а как она сейчас? Сбылась ли её мечта? Смогла ли? Хватило ли сил на поступление? И как к этому отнёсся её муж? Столько вопросов, а ответа ни одного. А иногда так хочется зайти к связистам и попросить соединить его с госпиталем. Но потом ускоряешь шаг и проходишь мимо. Чужая жена… Чужая.

Валентин встал и вышел из лазарета. Он не спеша шёл по дорожке между жилыми палатками, вдыхая аромат свежего хлеба — по негласно установившейся традиции парни так и пекли хлеб и для своих сослуживцев, и для местных жителей. Кучеров вспомнил, как зимой две закутанные в тёплые платки женщины упали на колени перед Воеводиным и со слезами на глазах просили командира разрешить им взять немного каши для детей в одном горном посёлке. Дима тогда поднял их и дал команду погрузить в машину и хлеб, и крупы, и консервы. Надо отдать должное — местные приходили к ним только в крайнем случае, не требовали, а просили. Но отказа не слышал никто и никогда.

— Товарищ старший лейтенант, — раздался голос рядом.

Кучеров обернулся и с улыбкой протянул руку — письмо от родителей. Он поблагодарил бойца, кивнув на его приветствие, и повернул на тропинку, которая вела к большому валуну, где Валентин любил сидеть и любоваться закатом.

Но сегодня его любимое место было занято — опираясь широкими плечами в нагретый солнцем камень, на траве у валуна сидел майор Воеводин с закрытыми глазами и блаженной улыбкой. Кучеров развернулся и сделал шаг назад.

— Куда намылился? — раздался весёлый голос, и Дмитрий открыл глаза. — Садись, места тут всем хватит. Тем более мне хоть кому-то надо сказать новость — моя Людочка в институт поступила! Представляешь, врачом будет! Бедная моя девочка, — пробормотал он и откинулся на камень, пока Кучеров устраивался рядом, — столько училась, по ночам зубрила, и всё одна, пока я тут загораю.

— Поздравляю, — с чувством произнёс Валентин, — я бы тоже не отказался от такой новости.

— Не понял?

— Одна моя знакомая тоже в этом году собиралась в медин поступать. Поступила ли…

— Так какие проблемы? Попроси связь — уж на несколько минут разговора энергии у них хватит.

Кучеров криво улыбнулся и качнул головой:

— Нельзя, Дим, там муж существует. Целый Король.

Воеводин широко открыл глаза и внимательно посмотрел на Валентина:

— Король — это фамилия? — Он увидел утвердительный кивок и тихо произнёс: — Ага. Значит, я так понимаю, что речь идёт о подруге моей Людочки Вале Баланчиной?

— А ты откуда её знаешь? — Кучеров резко выпрямился и схватил Дмитрия за руку. — Что тебе известно о ней? Что с ней?

— Тихо, тихо, старлей, — смеясь ответил Воеводин. — Интересно, что мне будет, если я с тобой новостями поделюсь?

— Не томи!

— Не переживай — поступила твоя Валя, вместе с моей Людой учиться будет.

Кучеров закрыл глаза, сжал губы, стараясь скрыть довольную улыбку, но всё равно не удержался и широко улыбнулся. Воеводин прищурившись смотрел на врача и думал. Он не знал дивизионных медиков до этой командировки — просто не успел познакомиться. Едва принял батальон после прибытия из Средней Азии, как всех офицеров, у которых был боевой опыт, вызвали в штаб и поставили в известность, что их знания и умения нужны в Боснии. Так майор Воеводин одним из первых оказался в этих постоянно гудящих от ветра горах. Они отличались от гор, в которых ему пришлось служить в Афганистане, что как меняющиеся призраки плыли в душном мареве. Эти горы прятались в туманах, как скорбная женщина в накинутом на голову платке. Но десантникам не привыкать — надо значит надо. Так Дмитрий оказался в далёкой бывшей Югославии через месяц после знакомства с девушкой своей мечты. И вот уже почти девять месяцев их соединяют письма и редкие звонки. И нечто, что объяснить не мог ни он, ни Людочка. Наверное, это и есть любовь, ведь им хватило всего месяца, чтобы понять, что вот оно — то самое, без которого ни жить, ни спать, ни дышать. И как хочется иногда вечером оказаться рядом, обнять и просто молчать, потому что слов не нужно.