Птица Карлсон

Карлсона это вполне устраивало, и он принялся учить молодого русского умению обращаться с женщинами.

От этих иностранных наставлений Охламонов запереживал. Его даже стошнило, когда Карлсон начал рассказывать о своих любовных успехах в Венеции, но потом молодой помещик как-то привык и втянулся.

Однако теперь вместо графини к Карлсону приставал помещик, живший по соседству. Его все звали просто «Дядюшка». Дядюшка был человеком странным и всё время видел один и тот же сон ― про свою свадьбу. Однако ж после обеда сон этот, и даже само воспоминание о нём покидало дядюшку Юрия Петровича ― до следующего утра.

Помещик быстро смекнул, что все великие и таинственные европейцы, что приезжали в Россию, имели прозвание на букву «К», и он докучал Карлсону вопросами о том, не он ли осветлял брильянт князю Потёмкину. Шпанские мушки его тоже интересовали, а также действительно ли Карлсон бежал из знаменитой венецианской тюрьмы через крышу. В первый же день дошло до главного:

― Может, вы и летать пробовали? ― спросил Юрий Петрович.

― А вот, извольте! ― и Карлсон, поднявшись в воздух, сделал круг по комнате.

И с тех пор гость пропал, по десяти раз на дню его преследовали одной просьбой:

― А летать-то будете? Перед обедом, а? А после?

― Летать ― это мне уже не интересно. Видите эту вилку?

― Ну?

― Хотите, я её съем?

― Да что мне вилка? ― дядюшка теперь не отставал от него. ― Вы бы воспарили б…

Чтобы спастись от дядюшки, Карлсон норовил улететь на реку и пугать там деревенских баб, полоскавших бельё.

Но через неделю одна из деревенских девок привела кузнеца, и тот достал низколетящего Карлсона оглоблей.

― Да! Это от души… Замечательно. Достойно восхищения, ― приговаривал Юрий Петрович, пока Карлсону меняли повязки. ― Нет, разными предметами у нас кавалеров отваживали, не скрою, но вот чтоб так, оглоблей… замечательно! За этакий почин вам наша искренняя сердечная благодарность.

После Юрий Петрович принялся расспрашивать Карлсона, что он знает о заговорщиках-масонах.

Карлсон отвечал, что никаких заговорщиков нет, а есть только досужие болтуны, малолетние прапорщики, числом не более сотни, а также народные толпы, что норовят повторить любую нелепицу.

Юрий Петрович настаивал, что для хорошего заговора нужны люди одарённые, а Карлсон возражал в том духе, что нужно лишь поболее глупых людей.

― Ах, никого не надобно, ― зло говорил он, ― потому как толпа повторяет что угодно, лишь бы сами слова ей были приятны.

Но тут оказалось, что графиня фон Бок и молодой хозяин имения, предоставленные сами себе, дошли до странных высот общения. Молодой хозяин, сидя на камне под охламоновой звездой, сперва сочинял стихи своей пассии, а потом и вовсе занялся с ней каббалистикой и алхимическими опытами.

Часами они перебирали латинские и еврейские буквы, тёрли фамильный хрустальный шар боярина Охламона, пока наконец кто-то из них не крикнул «Афро-Аместигон!» ― шар раскололся, как арбуз, залил всю комнату прогорклым маслом, содержавшимся внутри него ещё со времён русского государя Гороха.

Обивка кресел была испорчена, но успокоившись, молодые люди осознали, что сжимают друг друга в объятиях.

Наутро они ввалились к Карлсону.

― Отставьте её мне! Не отдам её никому! ― Молодой Охламонов теребил руку графини. ― За это я открою вам тайну вещего слова!

И снова забормотал-заафроместигонствовал.

Карлсон деланно нахмурился:

― Ладно. По рукам. Совет да любовь. Ну и в придачу карету мне свою отдайте.

А про себя подумал: «Нет, определённо в каббалистике есть какой-то прок».

2022

Смок и Малыш

Они понравились друг другу сразу ― Кит Карлсон и Малыш Свантессон.

― Добро пожаловать на Аляску! ― крикнул Карлсон и пошёл навстречу будущему напарнику. ― Я тебя сразу заприметил. Можешь звать меня Смок, я тут уже изрядно прокоптился.

Они вместе проделали долгий путь до Доусона, где на берегу собрались любопытные, чтобы поглазеть на ледостав. Из темноты к ним долетела боевая песня Малыша:

Как аргонавты в старину,

Родной покинув дом,

Плывем, тум-тум, тум-тум, тум-тум,

За Золотым Руном.

Следующей весной они основали неподалёку дачный посёлок, повесили несколько индейцев за нарушение правил дорожного движения и вошли в историю Аляски.

Но богатства не было, несмотря на то, что Малыш повсюду кричал, что приехал выбивать деньги из земли, а не из своих же товарищей. Так что всё равно они занялись поставками продовольствия.

После скандала с протухшими яйцами Малыш и Карлсон провели несколько месяцев в обществе друг друга: не было желания общаться с людьми, а главное ― денег.

Но вот впервые за два года они накормили собак и двинулись в горы. Перед ними лежала страна белого безмолвия, и они с трудом продвигались по заснеженным тропам, днями не слыша ни птичьего крика, ни рыка зверя.

Однажды на привале Малыш спросил Карлсона:

― Скажи, Смок, а зачем тебе пропеллер?

Карлсон не знал, как ответить. Он и в самом деле не знал, зачем. Может быть, пригодится.

Удача улыбнулась им, и на Нежданном озере они сделали сразу несколько заявок. Золота было столько, что они могли бы прожить до весны, каждый вечер играя в «Оленьем роге» и закатывая обеды у Славовича.

Но «Олений рог» был за много миль, а тут была чёрная гладь озера, под которой тускло блестел металл жёлтого цвета.

Но золото ещё нужно было доставить в Доусон. На горы пал туман, собаки выбились из сил и умирали по одной. Ещё через несколько дней туман сменился морозом ― когда Карлсон вылез из-под одеял, кожа на лице онемела мгновенно.

Малыш вылез вслед за ним и плюнул в воздух. Через секунду раздался звон бьющейся о камни льдинки.

― Сдаюсь, ― хмыкнул он. ― Градусов семьдесят. Или семьдесят пять.

― Идти к реке бессмысленно, ― хмуро сказал Карлсон. ― Она встала, и лодка уже вмёрзла в лёд. Но у меня есть план. Собак оставим здесь, всё равно они нам не помощники ― пусть позаботятся о себе сами. Скорее всего, они одичают, и у нашего Бимбо отрастут большие белые клыки. А вот ты сядешь мне на спину, снизу мы подвесим золото, и со всей этой дурью я попробую взлететь… Мы попробуем, только нужно хорошенько наесться тефтелей с беконом.

― Что-что, а это у нас есть. ― Малыш с тревогой поглядел на напарника. ― Ещё два фунта бекона и две жестянки тефтелей.

Они вылетели через час, воспользовавшись попутным ветром. Карлсон летел над водоразделом Индейской реки и Клондайка. Вокруг вздымались огромные обледенелые громады, лежали снежные равнины, на которых не было следа человека ― ни индейца, ни белого.

― Не дави шею, шею не дави, ― хрипел Карлсон. На четвёртом часу полёта мотор застучал и стал чихать, выпуская облачка сизого дыма.

― Прости, Малыш, ― сурово сказал Карлсон. ― Я не снесу двоих. Вас двоих, тебя и наше золото. Ты не представляешь, как мне жаль, чертовски жаль.

И он сбросил руки Малыша с шеи. Щуплое тело перекувырнулось в тумане и беззвучно исчезло среди скал.

Карлсон пролетел ещё несколько метров, и мотор, взревев, снова застучал ровно. Карлсон поправил мешок с золотым песком и стал набирать высоту.

Карлсон потянулся в кресле. За окнами медленно двигались автомобили ― на Уолл-стрит заканчивался рабочий день. Рядом с креслом молча ждала секретарша.

― Простите, сэр. ― Она заметно волновалась. ― Звонил старый Свантессон. Он говорит, что вы дружили с его сыном. Может быть, вы не помните, но он продал вам акции «Тэмпико петролеум» по девяносто восемь… Сейчас пеоны подожгли промыслы, и если он будет рассчитываться по новой цене, то пойдёт по миру.