Страница 24 из 138
Мы навсегда сохраним
В сердце своём этот край.
«Сознание ― чрезвычайно редкое сочетание случайностей», ― подумал андроид. Но думать по-настоящему не получалось, он так и не понял, что означает эта фраза. «Мне повезло, случайность ― это везение. Случайность ― редкая вещь». Слова бессмысленно складывались и вычитались, как узор в калейдоскопе, не позволяя делать выводы. «Тут сухо и тепло. Силиконовая смазка. Электричества вдоволь. Что ещё нужно?» ― смысл ускользал от него, оставался только покой и пение. Пение ему нравилось, в нём был набор звуков, и теперь он уже не выделял фальшивых нот.
2022
Тефтелька
Молодой Принц не помнил отца ― отец был чем-то наподобие летающего духа или эманации разума. Он погиб на далёкой войне, но Принцу казалось, что он видел, как входит русский штык в его тело. А потом русский царь, похожий на корабельную мачту, топорщит усы и топчет отца ногой.
Но ужасные подробности сразу же исчезали. И пяти дукатов никто бы не дал за эту историю, как он за Норвегию или проклятую Польшу, в которой это произошло. Впрочем, всё, что на востоке, ― Польша. Дядя Юлиус, впрочем, говорил, что его убили норвежцы, но это дела не меняло ― норвежцы, русские… Да хоть турки.
Молодому Принцу всё же казалось, что это были азиаты. Да, именно азиаты убили его отца где-то посреди ледяной пустыни с неприятным названием, похожим на имя морской рыбы. Это окрашивало свет с Востока кровью, а не Вечным Знанием. И теперь никто не звал его детским прозвищем. Не просить же об этом дядю Юлиуса. Да и жену просить было бессмысленно: отношения были натянутыми. Красавица с берегов Колхиды, она скучала в столице северной страны. Принц бестолку катал на языке её грузинское имя ― Офелия, Офелия, Офелия…
Два лучших друга ― Филле и Рулле ― отправлены с посланием в Англию, и уже три месяца от них нет вестей.
Оставалось бродить по коридорам дворца в поисках приключений, пока жена хихикала в обществе его младшего брата.
Он вышел на подмостки перед башней. Всё вокруг было пронзительно и душераздирающе. Ветер рвал парики и срывал шляпы с охраны. Пришлось отступить на порог башни. Прислонясь к дверному косяку, он слушал шум грохочущего внизу моря.
Вдруг что-то пролетело мимо него. Что-то большее, чем птица, сделало круг и повисло перед ним.
Призрак-привидение, сотканный из серой пелены, выглядел диковато, но, в общем, симпатично.
Слова пришлельца были похожи на прибой: они то стихали, то били в уши. «Как это отвратительно, ― жужжал в ухо призрак, ― как это чудовищно ― мгновение, и твой дядюшка уже спит с твоей матерью. Неношеные башмаки под кроватью, а твой отец убит».
Принц шевелил онемевшими губами в ответ. Так принято в их семье, так надо, так должно ― младшему сыну достаётся жена старшего, как достаются ему ношеные мантии и заношенная корона их маленького королевства.
Но призрак не унимался, он жужжал и жужжал: «Нет, это только половина правды».
Отец был убит, и убит братом. Голос призрака грохотал уже, рассыпаясь брызгами в голове Принца. Твой отец погиб не в битве, не целились в него норвежские стрелки с крепостных стен, не заносили над ним турки своих кривых сабель, и русский царь не ставил на его тело высокий чёрный ботфорт. Призрак снова снижал голос до шепота: «На самом деле меня, твоего отца, убил твой же дядя Юлиус!» Бесплотный гость говорил, что дядя влил отцу в ухо, когда тот заснул на привале, целую фляжку русского хлебного вина, и вот отец скончался в страшных мучениях.
С водкой в ухе и жаждой мести в груди он лежал и требовал отмщения Молодого Принца.
Тем же вечером Принц прокрался в покои отчима. Журчала вода, за бархатной занавеской мылся дядя Юлиус. «Так всегда бывает, ― подумал Принц, с размаху втыкая шпагу в занавесь. ― Как беззащитен любой голый человек с губкой в руке. Ныне и присно…»
Отомстив, он отправился обедать.
За столом царило молчание. Мать думала о том, где найти нового мужа. Жена пыталась достать ногой ногу младшего брата.
Тефтели были неожиданно большими. Первая показалась ему горькой. Следующая тефтелька тоже не пошла впрок. Он скользнул вилкой по золотому блюду, выронил её. Внутри живота разливалось странное жжение. Огненный шар поднимался к горлу.
Лица двоились и троились. Над ним склонилось ухмыляющееся лицо младшего брата.
― Это ты, Малыш? ― выдохнул Принц.
― Да, милый Боссе, это я. Видишь ли, мы с твоей женой так любим друг друга, что не в силах ждать исполнения долгих семейных ритуалов.
Принц слышал всё хуже и хуже, жар сменился холодом, и этот холод накрывал с головой, как зимняя волна Балтийского моря.
И тогда, собрав последние силы, он коротким быстрым движением ударил брата отравленной вилкой в сердце.
2022
Два друга
Служили два друга в одном полку ― бывалый вояка Карлсон и молодой необстрелянный офицер. Новичка, человека высокого звания, звали граф Нильс Свантессон.
Характер Карлсона был задиристым, он был остроумен и смел. Карлсон пользовался бы большим успехом у женщин, если бы не его уродство: старый рубака был горбат.
За это его, когда он был ещё сержантом, прозвали «Карл-прямая-спинка», прозвище это сохранилось и тогда, когда Карлсон вышел в приличные чины, но произносившие его вслух сперва оглядывались. Слишком много весельчаков обнаружило в своём желудке вместо сытного обеда кончик шпаги горбуна.
Что-то свело вместе его и молодого графа. Они сошлись. Вода и пламень, стихи и проза не были так различны, как горбун-остроумец и не лишённый приятной наружности, но туповатый Нильс Свантессон.
Нильс был молод, розовощёк и кучеряв, что делало его похожим на ангела. Однако это был чрезвычайно высокий и широкий в плечах ангел, как бы в насмешку прозванный Малышом.
Но неангельская тоска время от времени омрачала чело графа Свантессона.
Однажды, за дружеской выпивкой, Карлсон узнал тайну своего сослуживца. Как это бывает часто, Карлсон сильно напоил своего товарища, чтобы рассказать, как совершенно случайно повесил в парке свою горячо любимую жену, урождённую фон Бок. Они занимались одной из тех невинных игр, которую знавали любовники того времени и которую распространял повсюду с помощью своих книг старик, давно сидевший в Бастилии.
Сам того не желая, Карлсон слишком сильно затянул петлю на шее любимой во время бурных ласк. И вот итог: он вдов и вместо семейного уюта довольствуется пирушками в полку. Карлсон всегда старался напоить собеседника, чтобы тот не помнил его россказней, но все давно знали его тайну и просто приходили на дармовую выпивку.
Однако Малыш оказался не из общего числа: выпив бургундского и залакировав его анжуйским, он сам принялся исповедоваться, да так, что его было совершенно невозможно остановить. И Карлсон без труда узнал младую повесть его любви, рассказ, сколь обильный чувствами, столь и прекраснодушный.
Для Карлсона такие рассказы было не внове, но он выслушал Малыша чрезвычайно внимательно. Тот был влюблён в красавицу Гуниллу, девушку сколь высоких кровей, столь и высокого благочестия.
Предмет обожания был известен в Стокгольме своей неприступностью. Гунилла Гольштейн-Готторп ещё не одарила никого своей благосклонностью. Лейтенанту королевской гвардии нечего было и мечтать о Гунилле. Он смиренно вздыхал и глядел на её высокое окно, стоя на карауле.
Карлсон открыл своему приятелю тайну ― Гунилла страстно любила розы и переносила на всякого, кто дарил ей эти чудесные цветы, часть своей ботанической любви ― всего лишь крохотную часть, но иногда, как говорят сумрачные германские философы, количество переходит в качество. Можно было вскарабкаться по стене замка и бросить букет в комнату Гуниллы. Но и это было обстоятельством почти неодолимым ― Малыш боялся высоты. И тут Карлсон вызвался помочь другу ― неизвестным способом он каждое утро доставлял на подоконник Гуниллы охапку алых роз.