Страница 134 из 138
Меж тем простота побеждает любое злословие. Хлопая рюмку за рюмкой, я счастливо подавил мужской гонор. (Не забыть дома отыграться на Агафье.)
Впрочем, я несколько раз пытался вставить историю о своих подвигах на Кавказе, да так и не сумел.
Оттого, признаться, беседа мне разонравилась.
Я решил поехать в поля, чтобы насладиться увяданием природы.
Незаметно выскользнув в переднюю, я надел свой расшитый кавказским узором темляк, повязал привычным узлом ментик и сел в доломан.
Селифан молодецки свистнул, и лошади понеслись.
7 сентября
Фенечка и её пирожки.
Сегодня я сказался больным, чтобы разобраться с рукописями. Услышав о моем недомогании, граф прислал Фенечку с пирожками. Феня ― девушка правильная, весёлая и обходительная. Она принесла мне не только пирожки, но и копчёную свининку, паштет и две бутылочки зельтерской. В результате, разумеется, я не записал ни впечатлений от прогулки среди полей, ни своих мыслей о высоком. Да и вовсе ничего не успел сделать.
Просто ужас какой-то с этой Фенечкой.
8 сентября
Два гостя из города. Русская экономия. Представление в губернском собрании.
Снова зарядили дожди, и я принялся глядеть в окно, воздух за которым наполнился холодной моросью. «Унылая пора, ― записал я в своём дневнике. ― Очарование ли ты очей?..»
В такую погоду хорошо было бы вернуться к рукописям, да только духу моего не хватило, и я отправился во флигель к одному отставному чиновнику, что приехал из города со своим братом.
Как только я вошёл, так в ноздри мне ударил тот особый дух, что образуется в общежитии немолодых людей, что оторвались от семейного порядка. Однако в нашем Отечестве этот дух часто сочетается с возвышенностью ― и по нему можно обнаружить страстные споры о будущем России, беседы о таинствах человеческой природы или разговор о ценах на урожай.
Меня бы удовлетворила любая из этих тем, и я храбро шагнул в комнату.
На столе стояло два графинчика.
Было видно, что городские гости уже изрядно напробовались водки на хрену, что так мастерски изготовляла ключница Авдотья.
Мне эта пара обрадовалась чрезвычайно, и старший брат сразу же предложил купить у него борзых. Борзых звали Расстегай и Разорваки. Глупые какие-то имена: ладно, второе хоть как-то напоминало что-то эллинское, античное, героическое… Но… Расстегай?
Мои собеседники хором утверждали, что ещё у них имелся Вылезай, да только что издох.
― Вылезай ― какая-то благодушная кличка. Лучше ― Растерзай, ― заметил я.
Чиновник обтёр усы и как-то ловко перешёл со мной на «ты», хотя никакого брудершафту мы не пили:
― Этих собак нельзя продавать поодиночке в разные руки, не то случится беда и с хозяевами собак, и с ними самими. Но раз у тебя нет больше денег, я за этот рубль готов продать тебе меньшую собаку, а в придачу подарю тебе и остальных. Думаю, ты будешь доволен покупкой. Как ты уже слышал, первую собаку зовут Беги-неси-есть, среднюю ― Растерзай, а самую большую ― Ломай-железо.
― Сдается мне, батюшко, ― сомневался я, ― что ваш Растерзай-то подуздоват. Да-с.
Но тщетно я отказывался, оправдываясь отсутствием денег, ― отставной чиновник норовил уже подарить мне борзых.
Спас меня слуга, вернувшийся с кухни с известием, что барин велели водки более не давать. Мои собеседники более ни о чём не могли думать (кроме русской литературы, разумеется).
― Умер ли русский роман? ― сказал я тогда внушительно.
Городские гости переглянулись и тут же вцепились друг другу в волосья. Я поразился этой экономии: ведь обычные люди только начнут с романа, потом перейдут на нравственность, затем ― к личностям, наконец ― к долгам и только потом примутся драться; а тут дело было налажено без лишних реверансов.
И я пошёл на конюшню, где, по слухам, собирались сечь одного слепого за воровство вязаной шали.
Впрочем, вечером поехали в губернское собрание. Давали сцены из времён нашествия двунадесять языков. По сцене бродило множество юношей в неверных мундирах с одинаковыми эполетами и девицы в ночных рубашках. Они плясали, будто бы на балу, но случилось затемнение. Грохнул выстрел, за ним другой ― и я начал сомневаться, верно ли, что стреляют холостыми. Подумалось: вот верный случай свести счёты с врагом ― прилюдно и вместе с тем безнаказанно, якобы по случайности. Выстрелы утихли, и выбежали драгун с гусаром, исполнив танец с саблями. Всё было успокоилось, как вдруг из-за кулисы выскочил Русский Сцевола и принялся так отчаянно махаться топором, что у некоторых дам в первом ряду слетели шляпки.
Но вот Антихрист был посрамлён, басурманы изгнаны со сцены, а её запрудил русский народ в поддёвках и лаптях. Вывели и несколько чистеньких крестьянских детей с пустыми лукошками.
Все восславили Государя, после чего я вышел вон.
9 сентября
Речь, произнесённая перед студентами. Державность и народность. Судьба пряника.
Чтобы я не скучал в дождливую погоду, граф позвал меня в город ― рассказать студентам о высоком. Студенты меня всегда привлекали своей отчаянностью. Прохор однажды поймал одного такого у меня в спальне. Молодой человек рылся в секретере, пытаясь найти деньги. Мне самому это не удавалось и в лучшие годы. Чего уж говорить о чужом человеке!
Пришлось напоить несчастного сладким чаем.
Итак, я всегда любил молодежь ― нам время тлеть, а им ― цвести. Здравствуй, племя младое, незнакомое.
Швейцар принял мою шубу, я взбежал по чугунной узорчатой лестнице и увидел своих подопечных. Ей Богу, вид у них был хуже, чем у бурсаков. На задних скамьях зазвенело покатившееся стекло, и кисло пахнуло притушенными самокрутками.
Несмотря ни на что, я начал. В произнесении речей перед юношеством нет ничего сложного ― в этом может преуспеть каждый. Для начала нужно польстить слушателям, заявив, что и сам был таким: в корпусе тебя секли за проказы, и ты тоже шёл за мидинетками по бульвару, ожидая, когда они поправят чулок. Затем нужно прижать ладонь к сердцу и крикнуть: «Духовность!» Это важно. Зато потом можно забыть все правила русской речи. Знай себе, выкрикивай: «Припасть к корням! Исконно! Душевная искренность! Простит ли нас народ? Нет, не простит, если мы доколе исполать! Вековая мудрость! Пронзительная чистота!..»
Под конец хорошо вздохнуть и произнести: «Позвольте, перефразируя слова нашего графа…» (Главное ― обернуться и проверить, не слышит ли всё это сам граф, а то, неровен час, можно и пострадать.)
Вот видишь, читатель, нет в этом ничего сложного. Разве что в обществе мытарей нужно несколько раз крикнуть: «Государственность! Государственность!», а в полковом собрании: «Кровь, пролитая на полях Отечества, вопиет!»
Так я и сделал.
После моей речи студенты преподнесли мне адрес и печатный пряник, изображающий в натуральную величину русалку с такими огромными грудями, которых ты, читатель, верно, не видывал.
Мысль об этом прянике грела мне душу целый день.
И каково было мое возмущение, когда я обнаружил пропажу подарка!
Поиски были недолги, и он обнаружился в каморке Селифана. Мерзавец возлежал с моей русалкой и целовал её в сахарные глазурованные уста!
Велел свести его на конюшню, а осквернённую наяду отдал дворовым детям.
10 сентября
Свадебный переполох. Несколько слов о том, как изумлены бывают люди на свадьбах.