Страница 131 из 138
Проболел весь день, оттого и ничего не записывал. К тому же меня мучили кошемары: в мою дремоту явился этот ужасный человек, с которым у меня произошло столкновение на спектакле. Я сразу понял, что этот черный человек ― вестник разлуки.
Были мне явлены и давешние мои прелестницы, что теперь проявляли ко мне неожиданный интерес. Однако ж негодяй набросился на них, обхватил руками их всех одновременно, опутал и, подобно охотничьей добыче, приторочил к седлу. Погоняя коня, он скрылся ― по всему было видно, что он увез их в Сибирь.
Я пытался догнать его ― куда там. Кинул вослед ему палку.
Когда я проснулся, то этот черный человек пропал, я был один, а рядом ― разбитое зеркало.
Селифан с Петрушкой куда-то подевались, знакомцы мои уехали в соседнее имение, а я всё так же сидел под яблоней со своими записками.
28 августа
Чужой праздник и беседы с чужими детьми.
Вернулись ездившие в соседнее имение. Не стал их расспрашивать, чтобы не расстраиваться. Мне говорили, что они выписали цыган с медведем, половых с водкою, грузин с газырями, хохлов с салом и разбитных девок с напрасными обещаниями. Нет, не хочу знать, что там было! Впрочем, у некоторых в волосах я видел солому. Отправился в сельскую школу, отечески говорил с детьми, рассказывал им, как важно беречь платье снову. Дети робели, боялись подойти, пока какой-то проказник не крикнул, что у меня зад сахарный.
И…
29 августа
Заседание литераторов.
От нечего делать я покинул кресло-качалку и отправился на собрание литераторов, которых по старой памяти привечал граф. Сошлись там и либералы, и почвенники, говоря о вещах насущных, как то: о ценах на чернила, о том, на каком собрании подают бесплатный чай, а на каком ― кормят только чистой поэзией, какой книгоиздатель грабит умеренно, а какой ― грабит вволю, но зато с улыбкой.
Предметы меня волновали не весьма: как все либералы, я считал, что власти вороваты, а почвенники туповаты; как все почвенники, я думал, что либералы вороваты, а власти туповаты. Либералы убеждали меня в том, что нужно присягнуть какой-то высшей ценности, однако не объясняли, в чем её суть. Почвенники, наоборот, присяги никакой не требовали, утверждая, что я уже присягнул по рождению.
В молодости своей я хотел примкнуть к либералам, да оказалось, что при перемене имущественного положения быстро превращаются они в почвенников. Беда была и в том, что и почвенники легко оказывались теми же либералами. Деваться было некуда ― к тому же, когда я сошелся с земцами, оказалось, что они состоят ровно из тех же почвенников и либералов.
Но эти собрания я любил до чрезвычайности ― смех, шум, все кричат, то и дело рождается какое бон мо, а потом все вместе пьют чай с пирожками, а когда и появляются половые с лафитничками.
Слаб человек.
Предчувствие не обмануло меня: литераторы жаловались на жизнь, на книгопродавцев, рассказывали трагические истории о том, как чернь неуважительно отнеслась к ним на улице, как упали нравы и в какой опасности мы находимся.
Я уже собирался покинуть собрание, как вдруг увидел всё тех же молодых дам! И ― о Боже! ― с ними был давешний N. Сердце моё облилось кровью, будто баранина на огне ― соком.
30 августа
Пти-жё и неожиданное расставание.
Этот страшный человек продолжает мучить меня. Сегодня он прогуливался с тремя прекрасными дамами и попеременно жал ручку одной, помогал перейти через мосток другой и смешил третью.
Ради этих милых созданий я и выбрался на пикник, но увидел, что подойти к моим милым ангелам невозможно. Всюду был он. Однако тут мне улыбнулась удача ― компания расположилась в вынесенных к пруду креслах и принялась играть в пти-жё.
Сперва я думал, что нужно послать Петрушку за картами, но вышло, что я совсем не знаю светских развлечений.
Выяснилось, что нужно просто вспомнить самый гадкий, самый безнравственный свой поступок. В смущении перебирал свои прегрешения: полковая касса, маменькин браслет, Аксинья-солдатка, Фрося, Акулина, дочь мельника… Не то, не то!
Вспомнил я как-то и свой позор. Тогда пришёл я в благородное собрание, чтобы поживиться профитролями и чёрной икрой. Однако ж на входе стояли молодцеватые церберы и строго на меня посмотрели. Фамилия моя не произвела на них никакого впечатления. Напрасно я кричал, что ранен в боях за Отечество, и предъявлял нашивки.
Делать было нечего, и я скромно встал поодаль.
И в этот момент произошло счастливое событие: я понял, что стал практически персонажем знаменитого рассказа англичанина Честертона. Суть рассказа была в том, что и гости загородного клуба «Двенадцать верных рыболовов», и слуги означенного клуба ходили ровно в одних и тех же фраках. Это изрядно помогло герою рассказа упрочить своё благосостояние.
Тут же, будто угадав мои мысли, ко мне подбежал распорядитель и вручил поднос с прованской клубникой. Я вошёл в залу (церберы перестали меня замечать, я стал как бы прозрачен) и принялся носиться туда и сюда. Хруст французской булки, канонада шампанских пробок, звон немецкого хрусталя…
Счёту мужским часам и дамским сумочкам после первой дюжины я уже не вёл.
Но была пора убираться подобру-поздорову. В этот момент меня снова нашёл распорядитель и, вручив казённый зонт, велел проводить одну светскую даму к экипажу. Я вышел с ней под струи дождя и подвёл к чему-то чёрному и лаковому. Дама изящно склонилась над ридикюлем и капнула мне монеткой в ладонь. Я кланялся и благодарил, облизываясь.
Зонт, впрочем, я тоже оставил на память.
Нет, что ни говори, тогда светская жизнь была упоительна…
Наконец я вспомнил, а потом и рассказал, историю про то, как я украл в одном доме три рубля с серванта.
Но чувствовалось, что мой рассказ успеха не возымел. Дамы только сморщили носы, а вот мой счастливый соперник, смерив меня уничижительным взглядом, разошёлся: оказалось, что он довёл до смерти какую-то старуху, чтобы выведать у неё секрет краплёных карт, другую старуху он попросту зарубил топором, да и не её одну, играл ― и как страшно играл! Так играл, что проиграл родовой дом на вывоз из имения.
Истории росли, как снежный ком. Казалось, сам Люцифер стоит передо мной и вот-вот вонзит мне в лоб свой громадный медный крюк… Нет, зуб!
Впрочем, дамы слушали его благосклонно, и оттого я стал лучше думать о либералах. Можно сказать, что я внял их идеям и возжелал переустройства общества и обобществления чего-либо. Хотя бы чего-нибудь.
Негодяй захохотал… Но тут раздалось цыганское пение, что в наших краях действует, будто хлебное вино вперемешку с лекарскими облатками. Кто-то пустился в пляс, кто-то нестройно стал подпевать, не весьма угадывая не то что слов, но и самих песен. Всё смешалось, пти-жё вкупе с чужим успехом было забыто.
Но я остался на пустой поляне один! Все сокрылись, и один мой Петрушка воровал забытые одеяла и пирожки.
Наутро оказалось, что N. покинул имение вместе с тремя дамами и отправился вместе с ними в путешествие на воды ― не то во Владимир, не то в Сольвычегодск.
31 августа
Прогулки в полях, прикосновение к корням и наблюдения за природой.
С утра, после плотного долгого завтрака, за которым мы с графом говорили о высоком, я отправился на реку. Надо сказать, что у меня было там приготовлено место, где вольготно и радостно душе, и где я обычно лежу без порток, глядя в небо.