Птица Карлсон

Плотва уже была в полном сборе. Малыш рвался в бой, близнецы ели начальство глазами, а Боссе был молчалив, но это означало готовность рыть носом землю.

Комиссар рассказал им подробности, а сам вспоминал слова модного психиатра.

— Мы не знаем, что он хочет, но как-то он узнаёт своих жертв в толпе и идёт за ними.

— Беременные по-другому пахнут, — брякнул Малыш и расплылся в неуместной идиотской улыбке. ― Это такой запах… Вы не понимаете, — продолжил он. — Просто у вас никогда не было детей…

И сам тут же втянул голову в плечи от своей бестактности:

— Простите, комиссар.

Детей у него действительно не было. Жена несколько раз метала икру, но не выжил никто. Комиссар не знал, кто из них в этом виноват, в конце концов, врачи сейчас делали чудеса. Можно было бы поехать к истокам восточных рек. Но на это решались только отчаянные люди, которым ради потомства жизнь была недорога. Комиссар видел в каком-то фильме, как любовники поднимаются по реке из последних сил, и челюсти их уже мертвеют, ведь рыба гниёт с головы. Одним словом, они с женой вдруг потеряли всякий интерес к размножению.

Запах, да. Комиссар подумал, что озарения всегда внезапны.

Жаль, нельзя набрать десяток беременных сотрудниц и, вооружив их, пустить по улицам в качестве наживки. Но почему убийства идут сериями, будто у маньяка случаются приступы. На Рождество, потом сейчас, будто ему нужно наполнить какую-то ёмкость внутри себя. Убийца ни разу не ошибся в выборе места и времени. Ни один свидетель не мог с уверенностью сказать, что видел его в действии или, по крайней мере, на месте преступления. У него не было примет и следов. Ни чешуйки на полу. Ни следа плавника.

Архаичное зло. Были же существа без чешуи. Что-то типа угрей. Угрей он не любил и предпочитал не иметь с ними дела.

«Для того ли рыбы выбрались когда-то на берег, — подумал комиссар, — для того ли, чтобы их сожрали на берегу». И еще он вспомнил психиатра по имени Гдынц, о котором, в сущности, ничего не знал. «Почему вы зовете его Гдынц?» — «Потому что он — Гдынц». Отчего бы психиатру самому не оказаться убийцей?

Прошло две недели, и речная полиция обнаружила сразу два тела. Газетчики бесновались, на этот раз они узнали новости раньше прочих. Если что-то выловили в реке, то такое трудно скрыть.

Но на этот раз нашлась свидетельница. Американская туристка видела на мосту Людовика необычную фигуру в плаще. Туристам всё кажется необычным, и поэтому они стреляют из своих фотографических аппаратов как пьяный ковбой в баре.

Комиссар плохо понимал английский, но рядом был Малыш, настоящий флик будущего, владевший языками в совершенстве. Вместе они слушали, как щебечет американка.

— Вы знаете, комиссар, у него необычное лицо. Кажется, в носу фильтры — так уже теперь не носят, только при эпидемиях. Ну, или когда вода заражена.

Теперь у них была ненадёжная примета и два размытых фотоснимка, мгновенно размноженные.

Бригада разошлась по городу и опросила сотню гостиничных администраторов и ещё столько же хозяев апартаментов, сдававшихся внаём.

Ничего, ровно ничего.

Прошёл ещё один день и комиссар стал чувствовать смертельную усталость. Но он представлял третью жертву, что беззаботно идёт по городу, и это придавало ему силы.

Дождь лил, как из ведра, и шляпа успевала намокнуть, когда Карлсон выходил из служебной машины.

В этот раз он промок зря. Жена сказала, что только что звонил Малыш, и нужно вернуться. Автомобиль не успел отъехать далеко, но успел как раз настолько, чтобы дать комиссару промокнуть окончательно.

Малыш вышел на след. Неизвестный с затычками в носу покупал марлю и пластмассовую сетку для ремонта несколько дней назад ― в маленьком магазинчике за площадью Гамбетта. Его опознал продавец, потом опознал бакалейщик, у которого купили соль и какие-то мелочи, затем ― старик, который жил в квартире напротив.

Убийца особенно не скрывался, и это раздражало комиссара всё больше.

Вечером вся плотва в сборе подъехала к нужному дому. Пети встал у чёрного хода. Боссе вместе с близнецами дышали комиссару в спину, когда он вошёл в подъезд.

Это была старая парадная лестница с облупленной краской на стенах. Консьержка отсутствовала, и это очень понравилось комиссару. Статисты сейчас не нужны.

Полицейские стали подниматься по лестнице, где трубы мешались с проводкой, кабелями и арматурой, торчащей из стен. Всё было покрыто толстым слоем масляной краски, даже не одним слоем, пожалуй.

Можно было постучать в дверь, можно было сразу начать её выламывать — итог один. Поэтому Боссе просто открыл её отмычкой. Очень ловко, по крайней мере — для полицейского.

Квартира была пуста и тиха, только вдали, на том конце длинного коридора, мерцал свет и раздавался странный звук, похожий на чавканье. Флики продвинулись вперёд. Комиссар медленно плыл по коридору, и вдруг понял, что что-то не вписывается в этот интерьер, какая-то деталь была лишней. Точно: прямо у двери в кухню стоял большой женский зонт со странным рисунком, кажется, с золотыми рыбками.

Но флики уже вошли туда и увидели хозяина.

Он сидел за столом, на котором стояла миска, доверху набитая красным. По бокам, как минареты, торчали бутылка и бокал.

Хозяин жрал икру ложкой. При их появлении он не испугался, не бросился прочь. А ведь окно было открыто, второй этаж, есть шансы. Нет, он не хотел бежать, потому что не хотел прерываться. Хозяин жрал икру. Комиссар сразу приметил на разделочном столе огромную кастрюлю с торчащей оттуда марлей. Как раз на троих. Комиссар понял, что тут всё, что добыто от трёх трупов, смерть пришла в его город ещё раз.

Эта братская могила икринок была страшна, но всего страшнее был хозяин. На лице его было написано наслаждение, а не страх.

Он был счастлив от каждой икринки, что лопалась у него на зубах.

В этот момент комиссар отчётливо понял, что толстый австриец был прав. Убийца не один из них. Он существо иной природы, вообще другой. Это человек, и нужно понять, один ли он в нашем мире рыб.

Но тут случилось непоправимое.

Комиссар учёл всё, но забыл о трепетном Малыше.

Пети вошёл в комнату последним, но первое, что он увидел, был зонтик. Большой яркий зонтик с золотыми рыбками. И Малышу хватило десяти секунд, чтобы сойти с ума. Он начал стрелять, особо даже и не целясь.

В воздухе поплыли осколки бокалов и тарелок, брызги крови мешались с икринками, разлетавшимися повсюду. Малыш продолжал щёлкать пустым пистолетом, когда на него навалились близнецы. Ему скрутили руки, хотя он уже не сопротивлялся.

Все молчали, только Малыш всхлипывал, как мальчик. Ну, и дождь бил в окно, будто пожарные поливали дом из брандспойта.

В этот момент Карлсон заметил, что тяжесть в груди совершенно прошла. «Что ж, этим, наверное, можно утешаться», — подумал он.

2022

Диван

Ещё ничего не было решено. Пока он лежит на диване и потягивается. Этот диван был при нём всегда, он и родился на этом чёрном кожаном диване, который стоял тогда в другом доме, главном доме имения. Но теперь этот дом продан на вывоз, а место его поросло деревьями. Он прикрывает глаза и прислушивается к звукам во флигеле, где он теперь живёт. Что-то потрескивает, кто-то смачно плюёт, слышен женский смех, потом со двора доносится крик, там что-то уронили, потом заржала лошадь и всё стихло. «Сейчас, — думает он, — войдёт маменька. Она закончила тиранить папеньку и теперь, по обычаю, придёт к нему, чтобы сказать, что он долго спит». Но нет, маменька умерла пять лет как, сразу после папеньки.

Отставной коллежский асессор Карлсон один в уцелевшем от внутренних обстоятельств доме, если не считать слуг, кухарки, и унылой собаки испанской породы. Он лежит на диване, застеленный несвежей простыней и обсыпанным табачным пеплом.