Птица Карлсон

— Я — полицейский, — сурово сказал Малыш.

— Это хорошо, — согласилась крыса.

— Я вас арестую, — продолжил Малыш.

— Ну подумай, кого ты арестуешь и как? Просто вообрази себе, как ты приходишь к своему лейтенанту, и говоришь: «Я арестовал одну крысу, но она со мной не пошла». Это смешно, сынок. Ты здесь по делу о крокодиле?

— Да, — признался Малыш.

— Я мог догадаться, но вы перепутали направление — вам нужно было следовать по тоннелю на запад, а вы двинулись на восток. Это ужасно неосмотрительно. Сейчас бы были уже дома.

— Я застрелил одного вашего.

— Не обольщайся. У него большая способность к регенерации. Но ближайшее время я тебе не советую с ним встречаться — он будет злой, как чёрт. Впрочем, он сам виноват.

— И что теперь?

— Теперь ничего. Ты поднимешься наверх, а я буду обедать — впрочем, порядок тут не важен.

Крыса придвинула к себе миску с пельменями, а потом отправила их в микроволновку. Та звякнула и начала крутить миску у себя внутри.

Малыш смотрел на свет внутри прибора и на всякий случай повторял в голове путь, которым его привели сюда.

Миска, наконец, совершила нужное количество оборотов, снова явилась на стол, где её уже ожидала банка со сметаной. Крыса вдруг напряглась, и один из пельменей дёрнулся в миске. Он покачался среди своих собратьев, а потом вылетел прочь, плюхнулся в сметану, подскочил и отправился прямо в пасть крысы.

Малыш ошарашено проводил взглядом и второй, и третий пельмени.

Крыса была довольна получившимся эффектом, но, подумал Малыш, кажется, это упражнение даётся ей с некоторым трудом.

— Когда ты увидишь своего лейтенанта, то можешь передать ему привет от Пацюка. Пацюк — это я. Имя, как ты видишь, странное, но не хуже прочих. Пацюк, или, если хочешь, Пасюк — это «крыса» на языке, который ты не знаешь, — произнёс хозяин, не изменяя своего положения в пространстве.

Ещё один пельмень описал дугу и исчез в пасти.

— Знаешь, — продолжил Пацюк, — как-то я надорвался, пытаясь поднять шесть спичек… Да, шесть. Пять я поднимал уже легко. Так я покорял природу. А теперь эти пельмени…. Пельмени, кстати, дрянь. Настоящих галушек тут не найдёшь, даже в этническом ресторане — я пробовал. Двести лет я прожил человеком, и мне это не понравилось. А в этой канализации я сижу уже двадцать лет, и ничего, привык. Завёл учеников, с которыми мы не разлей вода. И всё потому, что у нас есть общая цель — мы ищем Белого Крокодила. Цель моей жизни — добыть крокодила-альбиноса. У тебя, я вижу, никакой своей цели нет, а только служебные обязанности. Так что ты можешь пока просто завидовать.

Малыш признался, что не очень завидует мутанту. На это крыса отвечала, что он мало что понимает в мутантах. Да и вообще, Малыш не понимает, что естественно, а что нет.

— …И черепахи у вас дурацкие, — продолжил Малыш.

Крыса согласилась, что черепашки действительно не очень умны.

— Зато, — заметила она, — пресмыкающиеся хорошо приспособлены к местной жизни. Ты пойми, мой мальчик, именно природа тут такова. Естественно тут как раз это, а не ты со своим глупым галстуком и в мокром костюме. Мы осознанно такие, а не от того, что когда-то вляпались в лабораторные отходы. Мы культивируем это в себе: ведь ум всегда поправляет природу, когда она медлит. Спроси моих зелёных друзей, хотят ли они стать на твоё место — и ты услышишь о себе много нового. А ещё узнай у своего лейтенанта, отчего он горбат, и зачем у него на штанах такая огромная красная пуговица, похожая на кнопку…. Спроси, спроси.

— Ну, ладно, — сказал Малыш устало. — У тебя есть цель. Белый Аллигатор. Но когда ты добудешь его, твоя жизнь потеряет смысл, так ведь?

— Это вряд ли произойдёт скоро. Очень тяжело найти Белого Аллигатора в тёмном подземелье.

— Особенно когда его нет?

— Почему же нет? Есть, я видел следы его лап. Просто мне нужно найти его прежде, чем у вас на поверхности начнётся всё это.

— Что это?

— Большая кровь. Я ведь готов и к ней, именно я дал черепашкам эти дурацкие имена. Я придумал им врагов. Именно поэтому я занял их делом, а то неизвестно ещё, что бы из них вышло. И теперь они готовы к бою. Это сделал я — Пацюк, старая усталая крыса в подземельях этого города. Я знаю этот город, как окрестности собственной норы, я чую его нечистоту. Город знает это и оттого боится меня. Я видел его истинное лицо. Я обнюхал все его улицы — продолжение сточных канав, а канавы заполнены кровью, и когда стоки будут окончательно забиты, вся эта мразь сверху начнёт тонуть. Когда скопившаяся смесь похоти и убийств вспенится до пояса, шлюхи и политиканы посмотрят вниз сквозь сточные люки и возопят: «Спаси нас!» Ну, а я прошепчу: «Нет. Сперва я должен поймать Белого Аллигатора, а после дойдёт очередь до вас».

Малыш внимательно посмотрел в крысиную морду, по которой медленно перемещались какие-то пятна, и сказал:

— Я, пожалуй, зайду к вам завтра. Можете на меня рассчитывать.

Немного поколебался и прибавил:

— Сэр.

10 мая 2022

Ореховый лес[4]

― Сколько я себя помню, ― сказал дядя Серго, ― с этим лесом всегда было что-то не то.

Не говоря уж об одной истории с иностранцем, которую мы все предпочли забыть, и которую я тебе всё-таки сегодня расскажу. Но начать нужно с того, что к Ореховому лесу мы относились с опаской. Даже скот старались водить не через ущелье, поросшее ореховыми деревьями, а по краю скал. Туристы, что приходили к нам с севера, предупреждённые кем-то, тоже старались не спускаться вниз, хотя так путь был короче. Те из них, кто пытался пройти через Ореховый лес, даже не дойдя до него, обнаруживали, что перед ними тянутся глухие окольные тропы. А во время той войны здесь пытались приземлиться немецкие парашютисты, так все, кто приземлился рядом с сёлами, были схвачены, а вот те, кого отнесло в этот лес, ― пропали. Говорят, что люди, жившие на месте нашего села, когда им приказали вступить в колхоз, ушли ущельем прочь, не вступая в споры с приезжими начальниками.

Приезжие начальники менялись, появились и новые жители, дома вновь наполнились детскими криками, по-прежнему стали играть свадьбы, и по-прежнему нельзя было отличить праздники от похорон, потому что веселье всегда продолжение скорби, а любая печаль не длится вечно.

Тот иностранец, о котором я хочу тебе рассказать, был очень милый. Он переписывался с одной местной женщиной, вдовой по имени Мария. Дочь Марии надоумила мать написать на сайт знакомств, мы, как ты понимаешь, всего этого не одобряли. Но эти женщины никогда не слушают мужчин, уж такие теперь настали времена. К тому же она была эндурка, а с этими ― вообще беда. Так или иначе, у Марии завязалась переписка с каким-то шведом, и все уже гадали, когда приедет этот принц и увезёт Марию с её дочерью в далёкие края. У нас не было сомнения, что всё это придумала дочь Марии, потому что всякая девушка хочет уехать из села ― так уж повелось. Предусмотрительные девушки знают, что путешествие бывает двух типов ― постепенное, как подъём по лестнице и стремительное, как вознесение. Медленный подъем начинается в родном селе, потом перед ними лежит незнакомый город, затем они вступают в город побольше, и вот они уже в Москве. Но Москва никогда не считается конечной точкой. Конечной точкой эти девушки хотят видеть Нью-Йорк или, на худой конец, Париж. И вот девушка стоит где-то посредине этого Нью-Йорка, над ней вспыхивает реклама, а она фотографирует сама себя, чтобы послать фотографию подругам, с которыми она вместе прогуливала уроки арифметики. Ни для чего больше такое путешествие совершать не нужно.

Некоторые девушки, воспользовавшись новыми временами, делали такие снимки, просто приехав в Париж или Нью-Йорк всего на день-два. Но подделка сразу видна: как-то не так ложатся тени на их лица, может быть, дрожит рука, и, в общем, если послать такой фальшивый снимок любой подруге детства, та сразу распознает подмену.