Елизавета I

Вообще-то Англия сейчас могла бы поискать союзника в лице Филиппа — ныне короля Филиппа, повелителя Испании и ее колоний; мощь этой дружественной державы была для Англии надежной опорой. Но слишком высока цена такого союза — безоговорочное подчинение замыслам Филиппа, и в частности дальнейшее вовлечение Англии в испанские войны. В этом случае стране суждено было превратиться в очередной предмет раздоров между Габсбургами и Валуа, и дом Тюдоров тогда немедленно утратил бы свое былое значение. Выказать Филиппу достойную признательность за его братскую помощь во взаимоотношениях с Францией и в то же время не позволить Испании играть слишком большую роль в английских делах — вот та узкая тропинка, по которой предстояло пройти Елизавете и ее советникам. И от опыта и умелости вождя зависело все, в том числе и упорядочение церковных дел в стране.

Советники, подобранные Елизаветой, служили при дворе еще в царствование ее брата. Большинство из них — протестанты. Явное исключение составлял архиепископ Хит, но и его вскоре сменил Николас Бэкон. Почти все пэры были из семей, лишь недавно вошедших в избранный круг знати (впрочем, исключение составлял Арундел, правоверный католик и наследник старого и славного имени).

Сначала в Совет входили восемнадцать человек; потом это количество было уменьшено на треть. Возглавил его Уильям Сесил, давний приближенный Елизаветы, которого она всегда дарила полным своим доверием. Поговаривали, что и другие советники — тоже близкие новой королеве люди, прежде всего Джон Мейсон, которого Фериа называл ее «главным конфидентом», и дородный Томас Перри, человек, которому Елизавета доверяла с детства, хотя и не всегда он это доверие оправдывал. Все это были видные люди, но только один Сесил сочетал в себе выдающийся ум и способности с тем, что Ноайль называл «присущим ему пониманием своей госпожи». Госпоже этой и ее королевству Сесилу предстояло прослужить долгие сорок лет, и на протяжении всего этого времени он демонстрировал свое особенное, на грани человеческих возможностей, умение вести дела.

Подвижный, энергичный человек примерно сорока лет, Сесил подходил к государственной политике во всех ее мельчайших гранях как к своему личному делу. В качестве секретаря королевского Совета он должен был обладать знаниями о множестве предметов, от внешней и военной политики, тайной разведки до политики внутренней, деятельности церкви и двора. Но Сесилу нужно было знать, и он почти этого добился, буквально обо всем происходящем в Англии — от юга до севера, от запада до востока.

О поразительной работоспособности Сесила свидетельствует уже одно только гигантское количество написанных им документов, меморандумов, писем. В государственной политике Сесил сочетал аккуратность вышколенного клерка с тем, что один историк XIX века назвал склонностью «совать нос в чужие дела». Впрочем, об этом муже можно сказать многое. Он был наделен незаурядным личным обаянием, широко образован, и, наконец, за его спиной был опыт государственной службы, накопленный за время двух последних царствований. А ко всему прочему Сесил обладал замечательной способностью избегать внутренних конфликтов между государственным долгом и религиозным сознанием, конфликтов, в огне которых сгорела в XVI веке не одна карьера.

Не изменяя своей протестантской вере, он сумел сделаться незаменимым помощником и Марии, и Поулу, особенно последнему, хотя оба отлично знали о его близости Елизавете. За несколько дней до смерти кардинал вспомнил о своем друге и соратнике-протестанте и как последний жест благорасположения послал ему красивый серебряный чернильный прибор. В то же время, полагая своим долгом служить царствующей особе независимо от конфессии и проводимого политического курса, Сесил всегда сохранял внутреннюю независимость. На протяжении второй половины правления Марии он с горечью отмечал в дневнике имена тех, кого королева послала на костер за ересь.

С портрета, сделанного в начале царствования Елизаветы, на нас смотрит суровый вельможа в черном, лишь на воротнике заметна какая-то незатейливая вышивка. Брови вразлет, волевой подбородок, проницательный взгляд, вид настороженный и несколько отчужденный — портрет уверенного в себе государственного деятеля. Хоть университеты свои Сесил проходил в атмосфере упадка и разложения двора Эдуарда VI, ему удалось сохранить внутреннюю честность, и личная жизнь его предстает образцом безупречной духовной цельности. Из большого, но скромного дома, который Сесил снимал в Уимблдоне, были видны шпили собора Святого Павла; даров ближайших пастбищ и земель хватало, чтобы удовлетворить потребности восьми членов семьи и двадцати пяти слуг. Но, оставаясь в частной жизни человеком на редкость мягким и покладистым, в делах государственных Сесил обнаруживал неуклонную жесткость, даже безжалостность, и именно эту его двуликость — двуликость Януса — всегда высоко ценила Елизавета.

Ей просто необходим был человек, умеющий находить с людьми общий язык, ибо в планы королевы вовсе не входило передавать власть в руки советников, чтобы те управляли страной от ее имени. Править она собиралась сама, пуская при этом в ход все свое хитроумие, все умение плести интригу, которым овладела в годы правления Марии, когда от этого умения, от способности солгать так, чтобы тебе поверили, зависела сама ее жизнь. Отныне выворачиваться, да и не только выворачиваться, Елизавете с Сесилом придется совместно, и, надо сказать, они отлично дополняли друг друга.

С самых первых дней Елизавета решительно взяла дело в свои руки. Приближенным оставалось лишь с трепетом наблюдать за ней. Новая королева сама принимала все решения, не только крупные, но даже второстепенные, хотя и требовала от советников основательной их подготовки и жестко отчитывала за любую промашку. Совет собирался на заседания ежедневно. Как правило, королева на них не присутствовала, но ей должны были докладывать суть обсуждаемых дел. Более же всего она предпочитала личные встречи, вызывая к себе советников одного за другим. Эти основательные и, несомненно, утомительные многочасовые беседы позволили ей досконально изучить все точки зрения, процедить и взвесить информацию и взгляды и, возможно, самое главное — определить компетентность и способность каждого защитить свою позицию.

Ибо подобно отцу Елизавета была преисполнена решимости ни за что не дать своим советникам объединиться против себя. Используя их амбиции, эгоистические поползновения, личное соперничество, полагаясь на свое незаурядное политическое чутье, а теперь и на знание характера и способностей каждого, Елизавета с большим мастерством натравливала друг на друга различные группы внутри Совета. По словам одного исследователя XVII века, ее советники «скорее подчинялись установленным ею правилам, нежели пытались противопоставить им собственную волю и собственные суждения, которые интересовали королеву в последнюю очередь». Она знала цену каждому, точно определяла его сильные и слабые стороны и далее, используя нужные рычаги, выжимала из человека максимум того, на что он был способен.

Такая тактика сбивала с толку всех, включая и главного советника Сесила. Умело манипулируя теми, кто ее окружал, Елизавета настолько успешно скрывала собственные политические взгляды и процесс их формирования, что современные историки часто становятся в тупик, пытаясь отделить подлинные воззрения Елизаветы от всего наносного.

Полагаясь на свое политическое чутье и ум, которые нечасто изменяли ей, во взаимоотношениях с советниками Елизавета постоянно давала волю необузданному темпераменту и в то же время с присущей ей изворотливостью, склонностью к двойной игре гибко маневрировала — только так можно было удержать их на коротком поводке. Настроение ее менялось мгновенно и непредсказуемо. Взрыв чувств мог смениться ледяным спокойствием, шутка — потоком гневных слов и даже оскорблений. Такой стиль поведения держал советников в постоянном напряжении. А помимо того, работая с Елизаветой, они быстро убедились, что быть и казаться — это совсем разные вещи. Вот, допустим, королева гневается. Но под волнующейся поверхностью невидимо скрываются покойные пласты сознания, где осуществляется хладнокровный расчет вариантов и схем. Елизавета любила расставлять своим советникам разнообразные ловушки, скажем, возвращая им их же собственные, неосторожно сказанные слова. Даже у самых умных из них язык в ее присутствии нередко прилипал к гортани; что же касается молодости королевы, ее брызжущей энергии и неотразимой женственности, то она не могла оставить равнодушным никого, пусть даже такое воздействие было мгновенным и быстро проходило.