Страница 15 из 70
В памяти тела находится подтверждение словам вампирши. Разломы терзают земное пространство уже больше века. Так что вряд ли они дело рук Богини Смерти и Тьмы. Ведь еще чуть больше века назад ее дочки преспокойно нагоняли жуть на моль в моем мире.
Пока мои мысли вертятся вокруг этого странного мира и моем положении в нем, мой взгляд застывает на стакане с соком. Бледная ладонь тянется к моей, и острый красный ноготок, вызывая мурашки, скользит по моей коже.
Маришка шепчет:
-- Ты такой… странный. Живой, но должен быть мертвым. Владеешь такой силой, но магии в тебе почти нет. Не вампир, но…
Девушка завороженно всматривается в лицо юного Гоголя.
-- Но глаза старше, чем у моего отца, -- она смущенно отворачивается. -- А ему, между прочим, больше двух веков!
Из меня вырывается смешок.
Вампирша с любопытством разглядывает меня.
-- Инстинкты хищника говорят мне бежать…
Маришка ныряет под стол. Ее голова всплывает меж моих бедер. Алые глаза игриво блестят:
-- …и это безумно заводит!
Нежные ручки проскальзывают под мой халат.
-- Я обещал тебя не трогать.
Розовый язычок облизывает кроваво-красные губки:
-- Я все сделаю сама…
Я пожимаю плечами и тянусь к виноградному соку.
Похоже, местные вампиры не такие уж и плохие. А я всегда был широких взглядов.
С другой стороны, на мне важное задание, цена которого -- моя жизнь...
Когда мой волшебный жезл встречают влажным поцелуем, я блаженно растекаюсь по стулу.
Если подумать, пока я не поговорю с Марой, мои руки связаны. Да и неужели старый колдун не заслуживает небольшого отдыха? После сотни-то лет в одиночестве!
***
Анна сидит на кровати, прижимает к груди подушку и неотрывно следит за дверью спальни. Будто боится, что в любой момент может ворваться ее сводный брат и завершить начатое.
Завершить…
Сердце мечется в груди загнанной птицей, шея загорается, а дыхание учащается. И это от одного лишь воспоминания о Григории.
О его надменной улыбке, жадном взгляде, властных словах и горячих руках…
-- Да как он посмел! -- подорвавшись с кровати, восклицает Анна. -- Мерзавец!
Девушка тут же прикусывает язык и бросает взгляд на свою мать.
Маргарита, как ни в чем не бывало, сопит на кровати. Роскошной, двуспальной, как и у Анны. Темная грива рассыпана по простыни, вечернее платье замято, подушка задыхается в объятиях, а из-под одеяла выглядывает стройная ножка.
Даже будучи спящей, пьяной, вдова Гоголь умудряется выглядеть по-женски соблазнительно.
Анна на цыпочках подбирается к прикроватному столику матери. Пустой бокал и полупустая бутылка мартини. Помедлив, девушка залпом делает два глотка и кривится.
Гриша или кто бы там теперь ни был вместо него… что он о себе возомнил?! Он не имеет права так обращаться с ней! И он обязан знать это!
Прихватив с собой коктейль, Анна решительно выходит из спальни, пересекает гостиную и замахивается кулаком на дверь Гришиной спальни.
-- Ах!.. Еще!.. Сильнее! Да! Да! М-м-м…
Анна впадает в ступор.
Из-за двери все громче доносятся сладкие крики и довольные стоны какой-то женщины. Уши Анны вспыхивают от стыда.
Когда он только успел?!
-- К-кобель… -- шепчет девушка и делает новый глоток.
Коктейль придает храбрости, и Анна остается. Она недоверчиво прислушивается. Неужели он настолько хорош? Это Гриша-то? Щуплый, неуверенный мальчишка, который и бриться-то еще не начал? Быть не может!
Очередной оргазмический стон заставляет Анну усомниться. Новый глоток коктейля делает тело невыносимо горячим.
Рука сама собой тянется к трусикам…
Анна одергивает себя. Что за грязные мысли? Как она может представлять себя на месте этой стонущей девки?
Не бывать этому!
Анна со всей дури пинает двери спальни. К счастью, попадает в закрытую створку. Стоны резко обрываются.
Опомнившись, девушка убегает сломя голову. Дверь в спальню патриарха открывается, наружу высовывается лохматая голова.
Тревожный девичий голос спрашивает:
-- Что-то случилось?
Кроули оглядывает пустую гостиную и пожимает плечами:
-- Чертовщина какая-то…
***
Как напиться в кабаке, если у тебя нет ни копейки, но ты дворянин? Проще простого!
Ты говоришь бармену, что оставил кошелек в другом пиджаке, и показываешь перстень с печатью патриарха рода. Бармен простолюдин, он понятия не имеет, что это за род, богатый он или нищий. Но он видит твой дорогой костюм и надеется на первое.
Он открывает счет на твое имя, который позже направит в отель, наливает тебе, а потом по твоей просьбе и остальным посетителям. Пьянчужки одобрительно голосят. К тебе подсаживаются две девицы в коротких блестящих платьях.
Кокетки улыбаются, благодарят за выпивку. Музыканты дают жару, и девицы спрашивают, умеешь ли ты танцевать.
Ты усмехаешься и говоришь, что не танцевал уже лет сто.
Их горячие гибкие тела прижимаются к твоей спине, бедрам. Они трутся о тебя, мурлычат, как кошки по весне. Когда вы подходите к отелю, когда нимфы видят, что это за отель, они ластятся еще больше.
Ты уже предвкушаешь очередную сладкую ночь, пока дорогу тебе не преграждает какая-то моль в спортивном пиджаке.
Он всплескивает руками, как при виде старого друга:
-- Вот это встреча, Григорий Иванович! Мы же с парнями только недавно навещали твою могилу!
У него странный тягучий голос. Седые волосы, длинные уши с серьгами, сплошь белые глаза с маленькими черными точками и темно-серая кожа.
Дроу.
Нимфы в твоих объятиях чуют неладное и пятятся. Сзади раздается нечеловеческий рычащий бас:
-- Правильно, девочки, здесь есть мужчины и лучше!
У второго острые уши в металлических кольцах, челюсть, которой можно забивать гвозди, клыки оттопыривают нижнюю губу, а маленькие глазки утоплены под массивными бровями.
Свет фонарей может обманывать, но, кажется, что и кожа у этой моли зеленоватая. Память юного Гоголя подсказывает, что это полуорк.
Двухметровый, в кожаной куртке и с кулаками размером с твою голову. И это всего лишь полу-орк.
Девушки теряются, и эта горилла с наглой ухмылкой тянет свои лапы к их талиям.
Думаю, теперь можно понять мое состояние и простить мне небольшую вспышку.
Тень полуорка взрывается фонтаном чернильных жгутов. Они обвивают его вытянутые руки. Небольшое усилие, стоящее мне пятой части всей маны, и мускулистые конечности выгибаются кривой волной.
Хруст сломанных костей тут же заглушает вопль боли.
Прохожие тотчас меняют траекторию и переходят на другую сторону улицы.
Дроу в спортивном пиджаке сочувственно прикусывает кулак.
-- Это… это че такое?! -- его голос дрожит. -- Т-ты бешенство подцепил что ли, Гоголь? Так я быстро тебя вылечу!
Он вскидывают руку. Ладонь загорается синим светом. Ни печатей, ни конструктов, ни узлов. Заклинание "Стрела маны". Самое грубое использование маны, которое только можно представить.
Зеленокожий скулит. Это напрягает дроу. Он пытается отступить, чтобы разорвать дистанцию между нами еще больше. Дергает ногами, рычит, но не может сделать и шага.
Он опускает глаза. Они округляются, как белые бильярдные шары. Похоже, юный Гоголь любил бильярд.
Дроу верещит:
-- Убери их! Убери! Черт, я не шучу! Я тебя продырявлю, если ты не уберешь их!
Теневые жгуты стискивают ноги темного эльфа, не позволяя сделать и шага. Вопреки угрозам он направляет Стрелу маны на них.
-- Эй, -- я машу рукой, -- не зли их! Я пока плохо их кон…
Ладонь дроу взрывается синим светом. Тьма, разинув пасть, буквально проглатывает чужое заклинание. Забурлив, словно от несварения, она выстреливает одним из своих жгутов.
Голень эльфа с хрустом складывается пополам.
Я ковыряюсь в заложенном ухе: сначала полуорк-неженка, теперь этот бедняга верещит, как свинья на убое.