Изыди, Гоголь!

Изыди, Гоголь!

Глава 1. Возвращение колдуна

Тени выползают из углов пещеры в центр и сгущаются в человеческую фигуру. Моей радости нет предела: впервые за неполный век моего заточения намечается что-то интересное.

-- Так вот ты какой, великий и ужасный Аластор Кроули!

Всю радость как рукой снимает. Ледяной костлявой рукой старухи Смерти. Правда, пришла она ко мне в чуть более приятном глазу образе.

Изящные босые ступни шагают по сырой черной земле. Подол сотканного из тьмы платья волочится следом. Высокий разрез показывает длинные скульптурные ножки во всей красе, но скрывает самое пикантное место.

Крутые бедра и внушительную грудь покрывают черные отпечатки ладоней. Словно тени, ее вечные рабы, каждое мгновение удовлетворяют свою госпожу интимным массажем. Может, поэтому у нее такой бархатный голос, томный взгляд и сладкая улыбка? Или она просто рада меня видеть?

-- Мара... богиня Смерти и Тьмы... -- после полувека без капли воды мой голос скрипит, как колесо старой телеги. -- Чем обязан... такой чести?

Девушка делает последние шаги и останавливается прямо подо мной. Своей позой она говорит, что разрешает рассмотреть ее получше.

Идеальное овальное лицо, обрамленное водопадом смоляных волос. Вздернутый подбородок, полуоткрытый ротик в окантовке черных губ, прямой нос, но вместо глаз -- две черные бездны. Моя душа чуть ли не со стонами наслаждения бросается в одну из них.

Она тонет, растворяется, радуясь долгожданному забвению. Ну, наигралась и хватит, думаю я, не хватало еще лишиться последнего, что делает меня человеком.

Я хватаю эту дрянь за пятку и возвращаю на место.

От обиженной истерики на самого себя меня отвлекает прикосновение Богини Смерти.

С ее вполне обычным ростом Мара бы никогда не смогла дотянуться до моего лица. Но ее указательный палец удлиняется и превращается в угольно-черный коготь. Богиня с материнской нежностью проводит им по моей щеке.

-- Паршиво выглядишь, Кроули.

Из моей груди вырывается каркающий смешок:

-- Стараюсь...

Она морщится и отступает. Ее мраморные бедра смыкаются. У меня тут же возникает естественное желание раздвинуть их.

Поймав мой взгляд, Мара меняет позу и улыбается. Из-за этого на молочно-белых щеках расплываются две черные полосы. Словно следы от смоляных слез.

Это, как и ветвистая черная корона и отпечатки теневых ладоней по всему телу, лишь божественные стигматы. Каждое мгновение они пытаются свести девушку с ума и разорвать на части.

Так что, если это и интимный массаж, то тот, который делают на дыбе. Но, как по мне, так это соразмерная плата за почти безграничную власть над Смертью и Тьмой.

Мара скрещивает изящные руки под объемной грудью, которую терзают ладони теней. Она вздыхает:

-- Печально...

Вышагивая по дуге, богиня скользит презрительным взглядом по влажным, покрытым мхом и плесенью стенам пещеры. Пока она находится ко мне спиной, мои губы сами собой растягиваются в победной улыбке.

Эта дурочка и вправду пришла сюда...

Натолкнувшись на массивный корень, Мара перешагивает его и скрывается за стволом Древа Смерти.

Мое тело заточено в его ствол вот уже девять с лишним десятилетий. Оно -- моя личная тюрьма.

Древо Смерти питается и растет за счет своей жертвы, ее магической и жизненной силы. Я не встречал задокументированных свидетельств, чтобы оно вырастало больше трех-четырех метров в высоту и двух-трех в обхват. Наверное потому, что раньше в него не запечатывали бессмертного.

За девять с лишним десятилетий моего заточения Древо Смерти выросло на десяток метров в высоту и вороны знают сколько в обхвате. Лысая крона давно пробила свод пещеры, и Мара, описав круг, останавливается под лунным светом. Он только подчеркивает мраморность кожи Бледной Богини.

Она снова вздыхает:

-- Печально, что кто-то, вроде тебя, прозябает в такой отвратительной дыре. И за что? За какую-то маленькую шалость?

Богиня Смерти передергивает плечами и хмурится. Тьма под ее стопами сгущается, нарастает, и вскоре Мара оказывается наверху черной двухметровой волны. Она относит свою госпожу к Древу Смерти.

Очаровательно-сочувственное лицо богини оказывается прямо напротив моего.

-- Скажи, ты раскаиваешься, Аластор?

Перед глазами вспыхивают горящие деревни и города. Легионы демонов умерщвляют мужчин и женщин, стариков и детей. Они лишь отдаленно напоминают людей. Но их агонизирующие крики въедаются в память не хуже человеческих, и их не вытравить, совсем как красное вино на белой скатерти.

Сухой, покрытый язвами язык едва волочится, но мой голос тверд:

-- Нет.

Тонкие брови Мары взлетают. На ее лице застывает маска мирового сочувствия, совсем как у сестер Ордена, которые встречают тебя перед плахой, чтобы отпустить любые грехи.

Она спрашивает:

-- Почему?

Казни и агонизирующие крики сменяются омерзительными ритуалами под покровом ночи, обглоданными костями младенцев и их родителями, превращенными в ездовых животных. А вокруг пылающих деревень и городов разливаются алые озера и реки -- выгребные ямы и сточные канавы, до верху залитые кровью и забитые вонючими потрохами.

Хочется ответить как есть. Но я не на исповеди, у меня своя роль.

Мои губы трескаются и растягиваются в полубезумной улыбке:

-- Скука не порок...

Богиня Смерти дарит мне довольную улыбку и кивает:

-- Подумаешь: истребил целую расу разумных! -- она делает презрительный жест рукой. -- Эти смертные букашки каждый день убивают друг друга, так что же? Каждого запирать в Мое Древо?

Повинуясь жесту своей госпожи, волна тьмы оседает. Мара встает напротив дерева и снова надевает маску сочувствия:

-- То, как с тобой поступили... это несправедливо!

Я каркаю:

-- Несправедливо... и возмутительно...

-- Точно! -- Мара от негодования всплескивает руками, а тени вокруг нее сгущаются. -- Мало того, что Орден осмелился пойти против величайшего колдуна всех времен и народов, так еще сам Ковен, чтобы поймать тебя, нарушил заветы Кодекса Ведьм и вступил в презренный сговор с Орденом! Истинное кощунство!

Богиня вещала так самозабвенно и увлеченно, что я не стал уточнять: меня не ловили, я не бегал и не скрывался. Но, чтобы запечатать меня, инквизиторам Ордена действительно пришлось объединиться с Ковеном.

Я не виню последних. Что взять с ведьм и колдунов? Они только и ждут момента твоей слабости, чтобы вцепиться в горло и выведать секреты твоей силы.

Но Орден... это совсем другое дело...

Грудной, бархатный голос Мары становится путеводным огнем, который выводит меня из лабиринтов собственного разума.

Она спрашивает:

-- Как ты считаешь, Кроули? Дано ли Богине Смерти решать, кому быть запечатанным в Древе Смерти?

Ее невинный вид почти убеждает меня в том, что ее интересует мое мнение.

Богиня вскидывает подбородок, ее черные губы лишь слегка шевелятся. Но хор тысячи теней разносит зловещим эхом:

-- Я освобождаю тебя, Аластор Кроули.

Земля испуганно содрагается. Каменная пещера возмущенно грохочет. Древо Смерти обреченно стонет.

Длинные корни, вонзившиеся в землю на многие метры, стремительно иссыхают. Будучи частью дерева, я ощущаю это сам. Словно твои руки и ноги сначала загораются, как от лихорадки, а затем немеют, будто перед гангреной. Но это все неважно.

Пришлось, конечно, подождать, но, как говорится, терпение -- благодеятель. Мой План наконец-то приходит в действие...

Издав последний вздох, Древо Смерти рассыпается в прах. Впервые за неполный век мои ступни касаются прохладной сырой земли.

Высушенное, как изюм, тело не выдерживает, ноги подкашиваются. Только воля не позволяет мне свалиться на колени перед какой-то там "богиней".

Восхищенная моим упорством Мара шагает навстречу. В ее искрящихся детской радостью глазах видно мое отражение. Видно, как немощный старик с жидкой сединой в считанные секунды молодеет, обрастает мышцами и черной непослушной шевелюрой.