Страница 40 из 42
В следующее мгновение удар по затылку погасил сознание Авдотьи, и любознательная служанка, выпустив из рук пустую корзинку, упала ничком в густую траву, в мягкий мох.
Деян вычистил гнедого, оставленного у столбика кем-то из дворян-дружинников, коня. Знамо дело, не царское это занятие — самому за своей животиной ухаживать, а конюх-то на что? Отвел в стойло, задав свежего сена.
Собрался запереть ворота, когда на пороге конюшни появилась нервная, с ярко горящими на бледном лице, глазами, Любогнева.
— Ступай к терему Огневеда, — процедила бескровным перекошенным ртом. — Да схоронись. Старик сейчас уйдет, а девка придет, — переступила, собираясь уходить. — Да помни, — обернувшись, бросила, зло сверкнув безумными глазами, — не сделаешь веленого — не увидишь Дуньки боле, как своих ушей!
Развернулась и, подхватив испачканный понизу зеленью травы, сарафан, пошла в сторону терема волхва.
Деян ничего не ответил своей барыне. Опершись рукой о ворота, словно ноги не держали дюжего молодца, остался стоять, крепко задумавшись, низко свесив кудрявую голову.
Огневед, перелив из кувшина в ковш и обратно, остудил сонный отвар для Ивана. Приготовил свежую мазь для раны и чистую повязку. Рана, благодаря заботам и заговорам Огневеда, рубцевалась быстро, медведь шел на поправку. Старец знал, что перестраховывается, оставляя Ивана спать в медвежьем обличье, давая возможность молодому организму восстановиться и набраться сил перед новыми испытаниями. Каждодневно за эти новые испытания — предстоящий обряд для малолетнего княжича — волхв приносил на капище, вместе с молитвами, дары Богам: плоды фруктов и овощей, травы и ягоды.
Подняв крышку медвежьего подпола, услышал негромкие шаги. Обернулся.
Бледная племянница Лукерьи стояла посреди горницы, озираясь по сторонам и беззвучно, словно рыба, хватая ртом воздух. Плоская грудь её вздымалась от взволнованного дыхания или быстрого бега. В больших, темных глазах стояли слёзы. «Неужто, с Лукерьей хуже?», — встревожился Огневед.
— Что стряслось? — обернулся к девушке старец, позабыв о медведе.
— Помогите! Там, в лесу! — неопределенно взмахнув рукой, выкрикнула Любогнева. — Служанка моя! Запнулась, упала, да прямёхонько головой об камень! Кровь хлещет!
Огневед уже подхватил на плечо котомку, с которой недавно проведывал раненых.
— Где? — спросил, направляясь к выходу. — Пойдем, покажешь!
— Да прямо у избушки Вашей! Как запнулась, так и лежит в траве, сердешная! — заливаясь слезами, поведала, семенящая за ним, Любогнева. — Только я идти с Вами-то не могу! У меня же тётенька на руках! Да и княжича нянчить кому ж теперь, как не мне? Вы уж ступайте туда, а я — к тётеньке. Кроме меня у неё тут никого ведь, воды подать некому! — сворачивая в сторону княжеского терема, отбрехалась «любящая племянница».
Широким шагом пересекла двор, взлетев по высокому крыльцу, ворвалась в тёткину горницу и уставилась на, передёрнувшую от ненависти крупной дрожью всё тело, картину.
Тётка, опершись спиной на три пуховые подушки, гнездилась на своей лежанке барыней, а Настька сидела перед ней на низкой скамейке и кормила тётку куриным бульоном, зачерпывая его берёзовой ложкой из глубокой керамической миски.
Любогнева позыркала на эту идиллию с все сильнее накатывающей неприязнью и выдавила из себя, глядя на Настю с наливающейся во взгляд свинцовой тяжестью:
— Беги скорее в терем Огневеда! Там, кажись, случилось чего-то. Старик тебя звал.
Настя перевела встревоженный сомневающийся взгляд с Любогневы на Лукерью, размышляя, как быть? Не помочь Огневеду нельзя, тем более зовет на помощь, и Лукерью голодной бросить — тоже не дело.
— Ступай, Настюша, — промолвила Лукерья. — А меня племянница покормит, правда, Любогневушка?
Любогнева, скрипнув зубами, приняла из рук Насти миску с бульоном.
В тереме волхва было прибрано и пусто. Раненых всех отправили выздоравливать по родным и друзьям. Настя прошла из одной горницы в другую, заглянула в комнату с зельями. Никого. Увидела поднятую крышку подвала и направилась к тёмному отверстию в полу, уходящему ступенями вниз.
— Огневед! — позвала старца, но ответом ей была тишина.
«Странно», — подумала девушка. — «Даже свет не горит. Огневед, когда перевязку делает, лучину зажигает».
Услышав стук двери и шаги у входа, обернулась.
Рослый парень стоял у входа напряженно, словно хищник перед броском. Тяжелый взгляд его, полный мрачной решимости, поймав Настю, остановился на ней и стал еще мрачнее. Крылья прямого носа трепетали. Грудь под холщовой рубахой вздымалась и опадала, вторя быстрому, глубокому дыханию мужчины.
— Вы ранены? — догадалась Настя и пошла навстречу вошедшему. — Вам нужна помощь?
Мужчина не ответил, лишь уверенно шагнул в сторону Насти.
— Огневеда нет, но, может быть, я смогу помочь? — Настя окинула взглядом приближающегося мужчину, пытаясь по его виду понять, где у него рана, но с каждым его шагом чувствовала лишь холодок страха, подступающий к солнечному сплетению откуда-то снизу.
Почувствовав в поведении незнакомца что-то неладное, девушка остановилась и отступила за длинный широкий стол. Незнакомец остановился напротив неё по другую сторону, упершись руками в край стола. Во взгляде его, направленном на Настю, читалась мука и крайняя степень решимости, как у одержимого.
— Что Вам нужно? — вырвалось у Насти.
— А ты как думаешь? — мрачно и как-то обреченно спросил незнакомец и двинулся, быстро обходя стол, в сторону девушки.
— Не подходите! — взвизгнула девушка и бросилась вдоль стола, отступая на другую сторону.
Парень, опершись руками о стол, сделал резкий выпад и, перенеся сбоку над столом ноги, в один миг очутился по другую сторону, схватив Настю в охапку.
— Помогите! — вырываясь, закричала девушка, что было сил, понимая, что вряд ли кто-то её услышит. В следующий момент широкая мужская ладонь закрыла ей рот.
— Да не ори ты! — прошипел незнакомец ей в лицо. Жесткие глаза уставились в испуганные Настины. — Не трону я тебя, не нужна ты мне! — и прижал Настю еще крепче.
Медвежий рёв, раздавшийся из угла комнаты, ровно от открытого подпола, прозвучал громом среди ясного неба. Мужчина от неожиданности выпустил Настю из захвата и резко обернулся.
Медведь на четырех лапах, быстро взбегая по ступеням в горницу, свирепо разинул оскаленную пасть и двинулся на мужчину, снова издав угрожающий рык.
Мужчина, моментально забыв про Настю и свои намерения, дал дёру из горницы так быстро, что только мелькнули в распахнутом настежь дверном проёме растоптанные подошвы его сапог.
Настя опустилась на край лавки, не в силах справиться с пережитым шоком. Колени дрожали, как и прижатые к груди руки.
Медведь, прогнав обидчика, с глухим возмущенным рыком развернулся и, встав на задние лапы во весь почти трёхметровый рост, двинулся в сторону Насти.
Девушка, ловя ртом не помещавшийся в лёгкие воздух, закрыла лицо руками, да так и уткнулась в стол, не справившись с охватившим ужасом. Погасающее сознание стремительно уплывало в спасительную темноту.
Спрятавшийся за теремом неудачный насильник увидел в быстро сгущающихся сумерках, как медведь, закинув на плечо его несостоявшуюся жертву, не спеша ступая на задних лапах, вышел из терема и направился в сторону леса.
Вернувшись в конюшню, Деян зарылся в сено по самую макушку. Тело трясло мелкой дрожью, как осиновый лист. Зубы клацали так, что непослушную челюсть пришлось прижать руками.
Через несколько минут дверь конюшни отворилась, и сквозь зыбкий слой сенной трухи Деян рассмотрел в лунном свете знакомый ему женский силуэт. Барыня пожаловала за новой порцией плотских утех. Но ни видеть этот силуэт, ни тем более что-то с ним делать Деяну сейчас не хотелось до зубовного скрежета. При одной мысли, что нужно будет к ней прикасаться и терпеть её влажные поцелуи, его охватила противная нервная дрожь, и тело бросило в холодный пот.