Четвертый батальон

Мы слышим совершенно непостижимую перестрелку на территории деревушки. Фашисты в темноте принимают друг друга за врагов. Это нам и нужно. Не израсходовав и десятой части запаса мортирных снарядов, мы быстро удаляемся и скоро, еще до наступления полного рассвета, стучимся в дверь Фелисе Луканди. Мы устанавливаем мортиру посреди комнаты, выкладываем снаряды, и Дельбаль рапортует о первой вылазке республиканских «пакко».

Как счастлив Луканди! Он бормочет что-то, обнимает каждого из нас и, наконец, говорит:

— Если они «пакко», то мы должны называться так, как именуют лучших стрелков в Советском Союзе.

Мы провозглашаем «ура» и принимаем посвящение в «ворошиловские стрелки».

За нами закрепляется это имя. Отныне нашу восьмерку зовут «ворошиловцами». Мы часто совершаем далекие разведки в тыл врага, и нашим оружием служат уже не одеяла, а винтовки с оптическим прицелом, которые бьют еще более метко, чем африканские ружья.

Три недели мы стоим на месте. В Лас-Навасе — почти мирная обстановка. Но вскоре четвертый батальон, как и в Навальперале, начинает по-ротно нести службу на передовых позициях. Враг тоже покинул свою деревушку. Траншеи республиканцев и фашистов отделяют какие-нибудь пятьсот метров.

Неделю нам не подвозят продуктов. Поле усеяно пустыми консервными банками. Вчера мы проклинали эти сардинки — единственный наш неприкосновенный запас, которыми питаемся третий день. Сегодня мы делаем уже вылазки за банками, выброшенными из окопов. Ни в Лас-Навасе, ни в траншеях нет ни одной банки консервов, ни крошки хлеба. Охотники за пустыми банками возвращаются ползком. Враг, находящийся рядом, не должен знать о том, что мы подтягиваем животы поясами.

— Богатый улов, — радостно возвещает Панчовидио, забираясь в окоп. И он показывает, приплясывая, содержимое двух банок.

— Хорошо быть сытым, — философски изрекает Хулиан Палатиос. — Если бы вчера мы были так же голодны, как сегодня, в этих коробках не осталось бы ни одного хвоста сардинки, а так мы имеем четыре нетронутых рыбёшки.

Да, это точно подсчитано. В трех банках найдено четыре сардинки.

Франциско, цитируя Горация, произносит глубокомысленно:

— Время бежит, и я предлагаю продлить мудрость на день.

Мы догадываемся, что скрывается за словами толстого Франциско.

— Тебе хорошо, верблюд, ты нажрался в Мадриде и питаешься сейчас, как твой двугорбый собрат, жировыми отложениями.

Франциско виновато бормочет:

— Честное слово, я не собираюсь у вас просить и четвертушки сардинки, но на вашем месте я съел бы ровно половину, чтобы завтра снова найти в этих банках две сардинки.

Мы смеемся и великодушно предлагаем ему полсардинки. Пиршество идет во-всю. Панчовидио развертывает перед нами свои исключительные кулинарные познания.

— Есть сны, и существует явь, — начинает он спокойным голосом рассказчика, приготовившегося к долгому повествованию. — Вам могут присниться слоеные пирожки с начинкой из петушиного гребня. Это сон сластены. Бойцы республики должны видеть только реальную явь.

Широким жестом Панчовидио показывает нам на простирающееся за окопами поле.

— Вот вам картошка, обычная картошка, гарнир, который растет у нас под носом. Вы знаете, — с неожиданной поспешностью говорит Панчо, — что из этих плодов можно приготовить двенадцать самых разнообразных блюд!

Мы глотаем слюну и слушаем сказочное меню Панчовидио. Он перечисляет:

— Пюре, картошка «в мундире», печеная на углях, жареная…

— Но где взять масло? — робко спрашивает Попэй.

— Масло? — презрительно обрывает его Панчовидио. — Жалкий неуч! — И он делает ошеломляющее открытие: слава лас-навасской картошки заключается в том, что она жарится в собственном соку.

Я слышу, как урчит у меня в животе от этой новости. Что бы мы отдали за одну такую картофелину!

Но червь сомнения грызет нас, и мы зовем на консультацию Фигаруа — бойца-крестьянина, известного в батальоне под кличкой «шериф». Он все знает, особенно в области, относящейся к сельскому хозяйству. Фигаруа с видом знатока подтверждает, что картошка Лас-Наваса действительно хороша.

— Но где вам, товарищи студенты! — вежливо роняет он. — Вот если бы нам разрешил капитан, мы притащили бы целую тонну.

Диего де Месса обижен за все студенчество и почти злится.

— То есть как это! Если бы не обстрел, студенты давно накопали бы для всего батальона!

«Шериф» притворно покатывается со смеха.

— Вы бы накопали? Да нужно же уметь!

Чорт побери! Мы оскорблены в наших лучших чувствах. Немедленно снаряжается делегация к Луканди. Мы просим о разрешении отправить маленький продовольственный отряд на копку картошки. Мы доказываем всю безопасность такой экспедиции: во-первых, враг не ел дольше нашего, у него нет даже остатков сардин, а поэтому и никаких сил для стрельбы…

— Согласен, — говорит Луканди и, обсуждая все меры предосторожности, утверждает состав «бойцов-огородников».

Всего пойдет четырнадцать человек — семь крестьян и семь студентов. Крестьян ведет Фигаруа, студентов — Хулиан Палатиос. Мы заключаем дружеское пари. Тот, кто накопает меньше картошки, кормит бригаду-победительницу чудесным обедом в Лас-Навасе в первый же день нашего отдыха.

Мы жили очень дружно с бойцами-крестьянами, любили друг друга, и у нас никогда не было никаких разногласий. И этот поход на картофельное поле превращается в спортивное соревнование двух «команд», так свойственное нашим пылким натурам.

Крепкими узлами стянуты рукава на рубашках, узел и на воротнике — и четырнадцать самодельных мешков готовы. Мы желаем счастливого пути «огородникам».

Фигаруа дает на «старте» дружеские советы бригаде студентов, как легче копать картошку. Наша бригада внимательно выслушивает «картофельные инструкции». В семерке — Диего де Месса, Палатиос, Попэй, мой брат, Панчовидио, Хулио Ромео, Кастаньедо.

Осторожно крадутся они за двенадцатью блюдами Панчо. От камня к камню. От дерева к дереву. Мы наблюдаем с затаенным вниманием. Враг их заметил. Слышны одиночные выстрелы. Мы видим, как работают маленькими лопатками наши четырнадцать друзей и как беснуется враг, сам, должно быть, облюбовавший это лакомое поле. Мы, как азартные зрители спортивных соревнований, поддерживаем любимую команду-победительницу, а враг злобно рычит, посылает проклятия. Но он бессилон в своей ярости.

— Да у них, должно быть, нет и патронов, — заключает Дельбаль, когда затихают и одиночные выстрелы.

А «огородники» судорожно работают. Их прикрывает от траншей врага маленькая возвышенность, за которой они почти в безопасности. Проходят томительные полтора часа. Ползком возвращаются «огородники» с драгоценной ношей. Когда они совсем близко, мы выползаем им навстречу, помогая волочить рубашки-мешки.

В то время как разводятся костры, «жюри» ведет подсчет добычи. Считается каждая картофелина. Это долгая и утомительная процедура. Но вот Луканди призывает нас к молчанию и поздравляет четырнадцать смельчаков с победой.

— Первая наша благодарность тем безымянным труженикам, которые своими руками добились такого урожая. Когда мы отвоюем эту землю и сюда вернутся ее хозяева-крестьяне, мы вернем им с лихвой все что сегодня собрали здесь.

Мы провозглашаем громкое «ура» и с нетерпением ждем объявления результатов.

Луканди уклончиво отвечает:

— С победой вас, товарищи бойцы, — и весело желает нам аппетита.

— Капитан, — несется со всех сторон, — товарищ капитал, кто же победил?

Лукамди притворно показывает на уши и делает вид, что ничего не слышит. Тогда поднимается смущенный «шериф» и говорит:

— Прошу студентов пожаловать на обед в Лас-Навас. У вас на двести тридцать картофелин больше.

Мы шумно обсуждаем нашу победу и назначаем Панчовидио шеф-поваром. Он предлагает на первое печеную картошку, и мы единогласно принимаем это меню.

…Каждую ночь мы слышим далекий гул моторов. Это мятежникам подвозят на грузовиках боеприпасы и оружие. Мы настороженно выжидаем. На пятую ночь нашей траншейной жизни мы достали рупор и обратились к обманутым фашистским солдатам с призывом перейти к нам. Панчовидио был большим специалистов в этих переговорах.