Фото

«Легкое поведение»

Эта, вся как на ладони, гонка дней,

приз в которой все ценнее и ценней.

Эта, пристальному взору не видна,

растворенная напротив глубина.

Все так просто, очень просто, Джон: любить –

если просит он, любимого убить;

чистоту свою любой ценой спасти –

до пустыни полной дело довести.

Может, кто-нибудь кого-то в судный час

избавляя от страданий, создал нас.

Легкость – главный притяжения закон.

Я была во сне: твоим был только сон.

***

Тишина сильнее любого ветра,

и о нем – это всегда о ней.

Если б можно было верить не в Бога, а в человека,

я, наверное, мог бы любить сильней –

не умом и сердцем (по сути, издали),

не воображеньем (теплей на шаг),

а совсем: как озером тело, как душу мыслью,

осторожно разгуливающей в камышах,

как простую жительницу округой,

равно всем дарующей свой свет.

Там, куда ступаешь невесть откуда,

меж ступнёй и светом различий нет.

***

В конце концов, не в этой дело

линялой темноте – она

и до подобных дел глядела

вот так, без всякого окна.

От заполуночного бденья

меж пустотой и высотой,

вступающими в отношенья,

не в утро переход простой,

тогда как окончанье ночи

все более – вопрос цены:

насколько день и эти строчки

друг другу в принципе нужны.

***

Глядеть на себя самого,

не понимая, кто же на кого смотрит,

больше не балансируя между реальностью и свободой.

Отраженье, разглядывающее оригинал…

Погружённая в воду ступня не чувствует целиком тела.

Иное дело – лицо, голова.

Иное дело – тело, целиком погружённое в воду,

чувствующее себя ступней. Лицом. Головой.

Осознанье себя – ощущенье воды,

отделяющей погружённую часть от свободной:

болтнуть рукой – почувствовать воду

и ангела, то же самое сделавшего без воды.

Эту иллюзию перерастаешь в один прекрасный момент:

маленький человечек, болтавшийся в луже,

это искаженное прозрачной средой отражение наблюдателя,

видит себя наблюдателем, искажаемым лужей.

***

Понятно, надо быть в пейзаже,

в холодном мрамора куске,

в мелодике луны, но даже

простого камешка в реке

не вычислить, не переплюнуть

естественную глубину,

довольствуясь привычкой думать

за воду, мрамор и луну,

вообразив, что мысль – отрада

(на дне речном покой найдя)

молчать, под водной толщей взгляда

от смутных звезд не отводя.

***

Жизнь, прожитая целиком,

как сновидение без сна,

как Рафаэлем – босиком

Изображенная – до дна,

до сот сознания дошла

яснее, чем Благая весть,

не тем, что якобы была,

а тем, что безусловно есть.

В неодолимой темноте

немыслимые берега –

есть очи те, и окна те,

и в легком золоте луга.

И этот невесомый свет,

размытая в ночи звезда –

на полотне с названьем «Нет»

с холстом не связанное да.

***

Что очень важно словам,

как воздух, нужным двоим –

непосвященному, вам,

несуществующим, им?..

По сути дела, строка –

способность света звучать,

как в русле тела река

с ее мечтой замолчать.

Не время мчится вперед,

а в «заднем» зеркале вид.

По существу, речь идет,

а говорящий стоит.

***

Поэзия – плод откровенья,

и, вероятно, дело в том,

что подлинник стихотворенья

всегда – в неведомом «потом»,

в котором, погружаясь снова

в страницу эту, то есть ту,

глаз наполняет, слово в слово,

сегодняшнюю пустоту

столбцами будущими теми,

чей, глубиною в жизнь, скачок,

уравновешивая время,

всесильным делает зрачок,

и этому преображенью

ума – оптическая дань –

меж творчеством и воскрешеньем

выскальзывающая грань.

***

Слух – наваждение глухого.

Лишь в этой нажитой глуши

не в звуке явленное слово

касается самой души.

Становится настолько тихо,

что кажется: скорей всего,

за этой тишиною – выход

в действительность из ничего.

3

Богомол

Застывший в листьях винограда богомол

под заблиставшим небом кажется пришельцем,

который с веточки своей легко бы мог

на Млечный Путь перемахнуть условным тельцем.

Случись в одно мгновенье что-нибудь с Землей,

с зажженной свечкою на блюдце, с виноградом,

в недосягаемость «зрачок» ушедший свой

он окружит каким-то незнакомым садом.

Всё, вроде, то же: небо звездное, лоза,

в сознанье пламечко лучится как лучилось,

но неподвижные горошины-глаза

не оставляют мыслям выбора: случилось.

***

Картины Нового Завета

без слов и кисти написал

не человек, а человеком –

осваивавший небеса.

В живые краски небосвода,

вздыхая тихо на закат,

не зритель, а сама природа

глубокий погружает взгляд.

Так и лирические строчки

идут особенно легко,

когда открыто двоеточье,

а сам ты где-то далеко.

Крещение

Ибо так надлежит нам исполнить всякую правду.

Ибо что как не исповедь каждая вслух твоя строчка.

Ибо слышишь не ты и не тот, кто тобою оправдан,

а само это «а», и само это «и», и безгласная точка: .

В водах речи твоей отраженное благоволенье –

всей земною любовью и той, на какую способна

вся земная на всем от земли удаленье –

предначертанному, что никогда не наступит, подобно.

Чем безвыходней – тем неотвратимее предназначенье,

и текучую реку незримо объемлет иная:

без дороги сквозь небо и сушу прямое теченье,

тишину обратившее в голос, себя вспоминая.

Укрощение бури

Под приоткрытою звездною бездною

перед последнею синью небесного

вечера, в озеро глазом косящего,

произносимое видит произносящего.

Следствия, как это им и положено,

взглядом одним от причин отгорожены,

прямо в котором невообразимое

происходящее видит произносимое.

На полуслове, как нитка, оборваны

ветер и ветром гонимые волны – и,

намертво в лодку вцепившись, спасенные

в мысли о чуде впадают казенные.

Гора

Оставалось пару шагов по воде пройти,

и когда вошли они в лодку, ветер утих.

А была четвертой стражи ночи пора

и Петру все мерещилась в темноте гора.