Нильмера

— Она просто меня обманула, — оправдывался Валамир. — Сказала, что поедет за город, собрать каких-то ягод или трав. Обещала что вернется скоро. Мне откуда было знать, что она собирается уехать с концами?

— Сказала, что приедет... — задумчиво произнес князь. Косясь на Валамира, он чувствовал, что все ложь... даже, кажется, и привычное благоговение перед его княжеской особой... которую всем своим видом хотел показать Валамир… сомнительно, что он меня не предаст. Хотя если подумать хорошенько... Но тут Велизарий поспешил перевести взгляд на летящую вдаль птицу.

Вдруг на него нашла ненависть: как такое произошло, — одна ненавидит, другая сбежала! Последний год был для Велизария особенно тяжелым временем. Он терзался, гневился и лютовал; Валамир скрытно бесчинствовал, скрытно разграбил город и окрестные деревни, когда мало-помалу монеты его тратились по ночам в кутежах и увеселениях, при свете дня, он снова приходил к князю, подсовывая тому гибельные для городища указы, он знал что тот не читает их вовсе, и начала Мережа приходить во все больший упадок, а Валамир тем временем нашептывал на ухо князю приятную лесть, как им восхищаются и чтят его все вокруг.

С первого дня княжения в Мереже, Велизарий не решался даже самому себе признаться, что принес городищу одни беды.

— Так я могу идти? — осторожно спросил Валамир.

— Нет, — сказал Велизарий и сурово посмотрел на витязя.

По Мереже поползли слухи, что витязя казнили прямо в княжеском тереме. Проверить эти слухи было, конечно, себе дороже. Однако подозрения, вызванные народной молвой, не прекращались, и все с великим нетерпением ожидали хороших новостей от князя. О том что он расправился с Валамиром и хочет постановить указ про нового витязя. Ожидали этой вести почти все, даже большинству разбойников осточертела порочность и бесчестность витязя! Но как же, почти вся Мережа оказалась расстроенной, когда увидела князя и витязя вместе, прогуливающихся возле главных ворот.

Князь и вправду подумывал казнить распоясавшегося витязя, но прикинув все заботы, которые свалятся на его плечи, после такого необдуманного поступка, он все же оставил Валамира управлять Мережей. У Велизария был для этого личный повод. Он окончательно решился уничтожить Плинту, князя окинцев. Для таких намерений требовалось большое войско и огромная казна. Но в Мереже осталось не больше пары сотен верных дружинников и разбойников. К тому же казна была почти пуста. С раннего утра до глубокой ночи Велизарий раздумывал, как осуществить свой замысел.

Осенью в княжеских хоромах стало пусто и тихо. Нильмера отпустила прислугу по домам, а сама осталась одна на всем хозяйстве. Она никогда не чувствовала сильной любви к своему мужу Плинте, скорее мимолетное увлечение, переросшее в скучный семейный очаг. Да и Сенежа уже сильно подрос и начал входить в возраст, когда дети уже начинают задумывать первые самостоятельные пакости, нуждаясь в хорошем воспитание. И хотя быт Нильмеры был заполнен хозяйством и поиском учителей, это не спасало ее от чувства одиночества, с особенной силой овладевшего ей.

Прогулки по городищу вдруг стали ей неимоверно скучны. Вести долгие разговоры с Плинтой с его рассуждениями о будущем, Нильмере совершенно опротивело. Он стал теперь для нее мужем опостылевшим, которого еще кое-как, можно терпеть рядом с собой, но не более.

Она с невыносимым огорчением все больше убеждалась в том, что муж ее гораздо глупей, малодушней, скаредней и гораздо дальше от нее, чем она могла полагать.

Она стала вспоминать свою юность, хотела ее вернуть, узнать новых отношений с кем-то другим… Она помнила, что было что-то еще, что доставило ей боль. Которую она заглушала колдовскими снадобьями ведьм. Они помогли забыть ее настоящую любовь. Нет, конечно он оставался в ее памяти, но исключительно как убийца ее отца и настоящее чудовище. Но все что между ними происходило ранее она забыла. Но теперь, спустя время, ей хотелось посмотреть, хотя бы на мгновение, что же там у нее было с этим чудовищем. Она пыталась гнать эти мысли от себя, но ничего не удавалось. Ей все больше хотелось возвратиться к той, навсегда ушедшей от нее, юношеской близости.

Нильмера гуляла по полуденному осеннему саду вместе со своим мужем. Она рассказывала ему об учителях, которых она подобрала для Сенежи. Для каждого предмета будет свой наставник. Всего учителей набралось десять. Теперь дело за князем, которому предстояло оплатить учебу. Плинта начал укорять свою жену в безрассудстве. Они уселись на деревянную лавку и князь, начал долгую тираду.

Она слушала и одобрительно кивала. Только потому, что прекрасно представляла себе, сколько еще Плинта приведет доводов, возрази она ему. Чтобы окончательно ее убедить, в правильности своего решения, он разразится речами до завтра, послезавтра. Если будет нужно, он потратит целую неделю, только для того, чтобы объяснить своей глупенькой жене, как важно, чтобы Сенежу обучали только двое учителей. Ее уже утомили все его аргументы, точки зрения, здравые смыслы, придававшие важности и напыщенности его речам.

«Ах, как бы я хотела, чтобы ты наконец-то заткнулся и пошел по своим княжеским делам!» — думала она. Как бы ей сейчас хотелось, послушать глупенькие разговоры, какого-нибудь молоденького бродяжки или деревенской дурочки. «Как он меня достал своим безусловным здравомыслием! Призывами и позывами к логике! Достало все! Хочу слушать глупость, чушь, вздор, сумасбродство! Пусть только будет красиво обманчивым в своих заблуждениях!» — стала злиться она про себя, в это же время раздраженно посматривая на него. Он все говорил и говорил. Причитал и причитал. Время начало клониться к вечеру. Когда начало садиться солнце, Плинта наконец-то замолк.

Однажды, ранним зимним утром, Нильмера в полушубке вышла на крыльцо загородного княжеского терема. Было еще очень темно, падал спокойный и ровный снежок, вокруг приятно пахло растопленными печами. Из-за ночных облаков, над темными очертаниями леса, стала виднеться красноватая луна.

Вдруг где-то вдали появилась горящая точка. Что-то начало приближаться к княжескому терему. Нильмера вздрогнула, забеспокоилась, она осторожно сошла с крыльца, и всмотрелась в темное снежное поле.

По всему горизонту, как будто враждебно приближались горящие огни. Они несколько раз останавливались и что-то выжидали. Нильмеру объял страх: что это такое, откуда оно, зачем так нежданно-негаданно приближается к терему? Вражеские всадники, злые колдуны… А может дружина самого Сварога несет нам наказание? Но за что? – волновалась Нильмера и больше ничего ей в голову не приходило. Ее с ног до головы терзал страх. Вдруг она вся затряслась: Это он, - а затем замерла, представив себе присутствие ненавидимого ею чудовища в этих огнях.

И вдруг огни опять замерли в заснеженном поле. Сердце Нильмеры будто пронзили невидимые иголки. Рядом, на верхушках деревьев затрещало, зашумело — и кричащий филин перенесся куда-то вглубь зимнего леса.

Нильмера отвлеклась на мгновение, посмотрев на очертания темной чащи. Когда она вернула свой взор к полю, яркие точки, будто начали превращаться в огненные шары, они летели в ее сторону, и ей казалось, будто они выжигают весь снежный покров. Нильмера, вся дрожа, бросилась обратно в княжеский терем. Она поспешно будила Плинту. Тот долго не желал просыпаться, затем проснувшись ворочался и отказывался вставать. Но наконец-то не хотя поднялся, накинул кафтан на плечи и вышел вместе со своей женой на улицу. Уже начался морозный рассвет.

Нильмера опять начала всматриваться вдаль. Огненные шары Сварога вдруг исчезли. Вместо них, она уловила своим бдительным взором десяток саней, мчавшихся ей навстречу.

— И чего ты там так напугалась? — усмехнулся Плинта. — Это Громобой едет с учителями.

— Почему ты мне заранее не сказал? — недовольно спросила Нильмера.

— Закрутился с делами, своими княжескими и совсем позабыл. Ты же видела, что я все последние дни до глубокой ночи засиживаюсь. Все с указами новыми, да с жалобами старыми вожусь.