Худший из миров

Дицуда был юн и слаб, но он прекрасно понимал, что дело не в выпытывании каких-либо сведений, живорезу нравился сам процесс ломки тела и духа. Ведь что Дицуда мог в самом деле рассказать про чудо-меч Рисхарта? Что Не-Меч по совершенно необъяснимым причинам признал его руку, как не признал руки оноишра? Что оружие режет не только плоть, но и саму ткань реальности? Что противостоять ему может лишь демоническое оружие, имеющее, судя по всему, сходное происхождение с мечом-плетью? Всё это инквизитор выдал ещё к концу того злосчастного дня, когда он навсегда перестал быть мужчиной. Что, впрочем, нисколько не уменьшило его мук. Мясник отыгрывался на юноше, почти перестав уделять внимание приносимым по ночам новым гиликам.

Пытать прилежных последователей Рисхарта Сидсуса было решительно бесполезно, их не могли сломить никакие истязания тела. Поэтому большинство гиликов теперь сразу резали, как только спящие тела выносились за пределы священной поляны. Трупы демонстративно складывали в одну кучу, вокруг которой денно и нощно кружила большая стая ворон и стервятников. Но даже мёртвые лица с выклеванными глазами всё равно улыбались. Смерть была для неверных всего лишь ступенью к освобождению духа.

Глядя на бывших товарищей, Дицуда, с одной стороны, завидовал их фанатичной вере в абсурдную религию Сидсуса, а с другой, всё сильней ненавидел антипророка. Это из-за него, из-за Рисхарта Сидсуса юный инквизитор лишился всего: первой, и теперь абсолютно точно единственной, любви в его жизни, возможности достойно умереть вместе со своими братьями по Ордену Плети Господней, надежды спасти свою душу, а теперь ещё и здоровья. Антипророк доверил ему чудо-оружие, но не сумел обратить в безумную веру, отрицающую любой здравый смысл — Дицуда оказался единственным не поддавшимся чарам Рисхарта гиликом, очень странно. Инквизитор чувствовал во всём этом какой-то подвох, но что он мог сейчас сделать? Правильно, ничего, только лежать растянутым на деревянном столе и молиться о скорейшем окончании земных мук. Чтобы обрести взамен вечные муки в Пекле…

Чем заслужил он такие страдания? Почему именно на его плечи легла столь неподъёмная ноша? Дицуда был прилежным адептом Ордена Плети Господней, он старался жить в полном согласии с Учением, это судьба всё время подталкивала его к нарушению всех обетов! Инквизитор не хотел делить ложе с блудницей, не собирался никому причинять вреда и уж тем более резать на части…

Дицуда не желал верить богохульному бреду антипророка, юноша искренне хотел жить и всё делать правильно. Но почему всё в этом мире устроено так сложно и несправедливо? Почему наши действия столь часто расходятся с первоначально благими намерениями?

Почему люди не могут спокойно уживаться друг с другом, почему всем постоянно приходится умирать и страдать?

Кем бы ни был создатель этого мира, Господом или Лжебогом, но неужели Он не мог сотворить что-то более совершенное, доброе, светлое? Неужто Вадабаоф действительно не всеведущий, не всемогущий и ни разу не милостивый? Или Он специально создал мир настолько ужасным, чтобы испытывать души? Но что за душа способна вынести подобные испытания? Ведь пережить такие муки и не сойти с ума невозможно…

Искалеченный юноша всё больше склонялся к тому, что едва ли можно было сотворить что-то более далёкое от совершенства, чем Плеромия. Отвратительный мир, жестокий и совершенно несправедливый. Здесь награждаются фанатики и безумцы, а нормальные люди страдают. Здесь нельзя сохранить чистоту духа и помыслов, даже если ты очень этого хочешь. Здесь невозможно не вымазать тело и душу в грязи, не замарать руки кровью. Здесь нельзя быть добрым человеком и выжить, нельзя, даже если из всех людей ты самый лучший.

Потому что это худший из миров. Здесь всё перевёрнуто с ног на голову. Здесь нет справедливости.

И видимо, никогда её не было и не будет.

* * *

Каждую ночь гиликов вокруг Сидсуса становилось всё меньше. Последний Мессия и Машиар уже не пытались никого отпугивать или спасать. Без применения колдовской силы во вред людям это было всё равно невозможно. Два отпрыска полубога просто сидели под деревом и посылали похитителям спящих гиликов видения добра, любви и спокойствия. Это были крайне абстрактные образы, едва уловимое тепло, намёк на некое смутное понимание. Тонкое чувство, но только такие туманные ощущения и находят дорогу к огрубевшему сердцу.

В конце концов от паствы Рисхарта Сидсуса никого не осталось. Гиликов уволокли, окружённые вниманием и заботой «гости» вынуждены были уйти в военный лагерь по личному приказу главного живореза. До последнего упирались лишь несколько оноишров, которые предпочли выбрать верность пророку, даже понимая, что им грозит за такое предательство. Рисхарт плотно поработал над ними, но вскоре и их ночью выволокли. Последний Мессия знал, что несчастным сильно достанется. Но ещё твёрже он был уверен, что дух бойцов выстоит. Закалённые воины не отличались миролюбием и чистотой помыслов, но сломить таких не так просто. Если всё-таки удалось заручиться поддержкой подобных мужей, то можно строить поистине далекоидущие планы.

Теперь захватчики ждали, когда пророк и незрячий колдун уснут или умрут от жажды иль голода. За ними наблюдали денно и нощно, но ни один из них, казалось, не нуждался ни во сне, ни в пище, ни во влаге. Рисхарт и Машиар просто срывали по одному плоду Древа Незнания в день и удовлетворяли все свои потребности этим фруктом.

Своеобразная осада затягивалась. Дни становились всё короче, а ночи всё холоднее. Взятые в поход припасы заканчивались, тогда как новую провизию подвозили всё реже. Люди в военном лагере скучали и маялись, всё меньше понимая цели карательной экспедиции. Сваленные в кучу трупы гиликов гнили, кормя собой паразитов. Настроение бойцов с каждым днём становилось всё более мрачным.

И всё это время обращённые в последователей Сидсуса оноишры и ератофанцы незаметно распространяли среди своих прежних единоверцев новые взгляды. Поднимали неудобные вопросы, предлагали товарищам ознакомиться с альтернативным взглядом на мир — ненавязчиво, как бы с изрядной долей скептицизма, с издёвкой. Но ведь для укоренения чуждой установки в сознании как раз и требуется постоянное повторение, даже если поначалу оно носит негативный оттенок.

Времени у Рисхарта Сидсуса имелось в избытке. Он всю жизнь готовил душу к тому, чтобы переступить порог вечности. Каких-то пару недель Последний Мессия спокойненько подождёт.

Переубеждение людей — дело тонкое.

Глава 9. Плоды веры

Истинная вера и истинная надежда не состоят в пустых словах и даже мыслях, а в практическом мышлении, то есть надо поступать так, как будто бы это было на самом деле.

Готфрид Лейбниц

Боль. Боль. Бесконечная боль.

Дицуда потерял отсчёт времени. Он просыпался, смотрел в зимнее небо. Или в искусственно созданный купол? Дицуда уже ни в чём не был уверен, да и какая, в конце концов, разница? Знание лишь множит печали, оно приходит обычно тогда, когда уже бесполезно. Значение имеет только сила. Вот сила действительно может спасти. А не знание, не любовь, не свобода.

Древо Незнания находилось на юго-западной границе Гилии. Бывшей Гилии, но это тоже теперь казалось неважным. Зима здесь была не в пример теплее, чем в остальной части захваченного великого княжества, но тем не менее Дицуде всегда было холодно. Он постоянно дрожал, хотя на нём обычно лежало несколько шкур, а неподалёку потрескивал лагерный центральный костёр. На огне всё время что-то готовили, ноздри юноши, наверное, щекотал бы запах походной похлёбки. Однако ноздри инквизитора вырезали ещё в первый день плена, так что щекотать аппетитным ароматам было особенно нечего.

А вот Ерфу фан Гассан любил глубоко вдыхать в себя запах готовящейся пищи, крови и плоти. Периодически он подбрасывал небольшие части тела Дицуды в похлёбку, так сказать, для пикантности. Иногда предлагал юноше отведать с ложечки его собственные куски мяса. Якобы так быстрее всё вновь заживёт.