Худший из миров

Слепец какое-то время шёл, внимательно постукивая посохом по дороге. Во мраке неведения была своя прелесть, труднодоступная пониманию обывателя. Значение имел лишь следующий шаг, дальше мысль не простиралась. Один шаг за раз — минимальное предвиденье будущего. В незнании не было силы, но в нём заключалось, возможно, единственное по-настоящему доступное счастье. Хотя на сей счёт мнения в различных трактовках Учения весьма отличались.

За эти несколько дней обладания зрением Машиар видел многое. Горы разорванных частей тел позади, повешенные на Древе Незнания покойники впереди. Он видел облачённого в белоснежные одеяния человека, который нёс людям истину. Видел убийцу мессии, внимательно слушающего прямо сейчас его проповеди. Видел существо с длинными когтями, видел архонтов. И свет. Ослепительно-белый свет, льющийся с небес на истерзанную, несчастную землю.

Машиар Йот даже видел себя. Такого несчастного, до поры до времени откровенно жалкого. Предостерегающего людей и полубогов, но никем не услышанного.

Под Древом Незнания совсем скоро разыграется вселенская драма, вернее, трагедия. Мало кто переживёт встречу сильных мира сего. И уж точно ни у кого не останется иллюзии о божественной справедливости.

Справедливость… Машиара давно удивляло, что кто-то до сих пор в неё верит.

Глава 11. Священная резня

Какие могут быть преступления, когда в живых никого не осталось?

Ричард Скотт Бэккер

— А в городах сих неверных народов, которые Вадабаоф, Господь твой, даёт тебе во владение, не оставляй в живых ни души! — провозглашал Ерфу фан Гассан, спускаясь со стены раздираемого изнутри и снаружи города.

Эту фразу из Учения ератофанцы приберегали как раз для подобного случая, когда окончательная победа над врагом была совсем близко. Когда отпадала необходимость захватывать пленных, выторговывать выгодные условия перемирия, демонстрировать остальным великим княжествам человечность. Когда можно было без последствий вырезать целый город, мстя таким образом за копившиеся веками обиды. Когда крайняя степень жестокости не осуждалась, но, напротив, всячески поощрялась.

Ератофанские воины встретили предложение тотальной резни истовым ликованием. Они пролили много крови и пота, чтобы взять столицу княжества неверных, и теперь вымещали свою злобу на всех попадавшихся под руку жителей. Пол и возраст врагов особого значения не имели. Разве что молодых женщин стремились вначале всей толпой изнасиловать и лишь потом предать осквернённое лоно мечу, топору, сабле или другому оружию.

Оноишры от временных союзников старались не отставать, выкашивая своими излюбленными большими серпами людей, словно колосья пшеницы. Психики то и дело искажали реальность, разрывая попавшие в разлом ткани бытия тела на кусочки. Единственным табу, судя по всему, оставался вызов демонических сущностей — потусторонние твари слишком плохо поддавались контролю и запросто могли начать убивать не только врагов, но всех без разбору. Риски явно не стоили выгоды.

Очагов сопротивления становилось с каждым часом всё меньше. Поняв, что их окружили, гилики бросали защиту стен и с боями прорывались ко Второму Храму, высившемуся в центре города. Те, кому удавался прорыв, лезли по огромным ступеням наверх, нарушая все запреты архонта-полульва, но ища спасения в его покровительстве. У остальных гиликов не было даже такого призрачного шанса — ератофанцы и оноишры разбивали защитников на малые группы и резали сопротивлявшихся до последнего воинов с особой жестокостью.

Во многих частях города к небу поднимались чёрные столбы дыма. Все святилища гиликов жгли, гнушаясь даже богатой добычей. Не богатства ради ведётся святая война, но ради очищения мира от скверны! А что может быть грязнее храмов неверных?

Поджигались и дома простых горожан. Чисто ради забавы, поскольку взять с черни всё равно было нечего. А вот к домикам знати подход был более сдержанным, по крайней мере, у оноишров: наиболее дисциплинированные группы захватчиков не столько грабили, сколько тщательно выносили всё ценное. Некоторых аристократов, вопреки наказу убивать всех неверных, даже брали в плен. У высокородных особ имелись родственники в Рафаирафии, Вавфаоране и Сурианции — трёх великих княжествах так и не выступивших на защиту Гилии. Наверняка за жизнь важных аристократов можно получить большой выкуп. Вера верой, но ушлые оноишры не могли упустить возможность лёгкого заработка. И так от разграбления вражеских святилищ отказались — хорошего, как говорится, понемножку. Слуг и дальних отпрысков знати прагматичное милосердие, естественно, не касалось, их резали как положено.

К закату славный город гиликов стал похож на мясную лавку гигантских масштабов. Повсюду валялись трупы, отрубленные конечности, испускали смрад внутренности, текли пускай не реки, но ручьи крови. Мяса на улицах было столько, что трудно было понять, кому из тел принадлежит та или другая рука, нога, голова… Картина, достойная апокалипсиса.

Лязг стали, вопли, грохот ломаемой мебели, треск ревущего пламени постепенно локализовались вокруг центра города — последнего очага сопротивления гиликов.

Площадка на вершине Второго Храма была забита людьми уже под завязку, так что остальным гиликам приходилось биться за прилегающую площадь и высокие ступени, на последней из которых, словно изваяние, застыл гигантский лев. Архонт Могиил принял своё звериное обличье, но в бой пока не вступал.

У каждого из архонтов имелось по три обличья: человеческое, звериное и истинное. Человеческий облик использовался полубогами для проповедей и иных взаимодействий с людьми. Звериная форма лучше всех подходила для быстрых путешествий по миру, а истинная — когда одни части тела были человеческими, другие принадлежали животному — предназначалась для взаимодействий между архонтами и устрашения противников. Однако, поскольку к беседам полубогов люди обычно не допускались, а встречи с архонтом в бою не переживали практически никогда, взорам простых смертных истинная форма владык открывалась достаточно редко.

Гиликов уверенно теснили на площади, но лезть по высоким ступеням Второго Храма ни оноишры, ни ератофанцы пока не спешили. Одного присутствия чужого полубога было достаточно, чтобы внушать сердцам людей ужас. Ерфу фан Гассан пожалел, что слишком поздно послал своему архонту весть о победе. Если бы к храму гиликов, как и было обещано, явился сам Ератофас, то вражеский полубог стал уже не так страшен. Однако владыка Ератофании велел сообщить ему, когда столица неверных падёт, и Ерфу фан Гассан страшился беспокоить своего повелителя раньше времени. Лучше положить лишнюю тысячу воинов, чем понапрасну беспокоить владыку великого княжества. Покуда ератофанцы отчаянно бились на улицах города, Мясник тянул с сообщением. Теперь же ератофанцам предстояло резать гиликов под самым носом у полубога.

— Стрелами, стрелами их! — пытались привести в чувство увлёкшихся резнёй воинов командиры. — Не надо самим лезть в пасть льву, расстреляем неверных!

Ерфу фан Гассан оценил прагматизм сумевших сохранить трезвую голову военачальников. Действительно, не лучше ли использовать магию и оружие дальнего боя, когда нужно не победить, а всего лишь добить остатки неверных? В конце концов, можно просто окружить Второй Храм и заморить избежавших бойни гиликов жаждой и голодом. Такой толпой на вершине крутого холма долго не прокормишься, не пройдёт даже недели, как неверные начнут пить кровь и жрать друг дружку. Не столь эффектная, но крайне жестокая кара для осквернивших Учение тварей.

— Жертву! Приведите ко мне жертву! — крикнул Мясник своей свите, ища возвышение напротив охраняемой гигантским львом лестницы. Ему нужен хороший обзор и пространство для действия. Ерфу фан Гассан собирался как следует поиздеваться над гиликами, надеющихся найти спасение под лапами у архонта.

Вскоре нашлось и подходящее здание, и вполне добротная жертва. Оглушённый, но в остальном почти целый и невредимый вражеский воин — отлично! Чем здоровее мужичок, тем дольше он проживёт и намучается. Стоя на крыше богатого особняка лишь немного в стороне от храмовой лестницы, Мясник велел слугам засучить ему рукава и принялся резать на мелкие куски свою жертву.