Стланик и лиственница

"Но только здесь, на севере, можно видеть, как отец Солнце танцует великий танец, совершая по небосводу полный круг. На юге, даже в самые длинные дни, он скрывается за горизонтом. Никуда отсюда не уйду! А Мороз, Снег и Ветер -- да не страшны он мне!", -- думала про себя Колючка. Гордая и заносчивая -- а отца обожала. Всегда тянулась к нему: вставала на цыпочки на самых высоких скалах, на кручах -- лишь бы побольше света, да простора вокруг.

А младшая Кедрушка хотела уйти на юг, но отчаянно жалела лесную живность. "Пропадут, одними ягодами не прокормятся. Куда я от них, от моих полосатых бурундуков да косолапых мишек... Уйти бы всем вместе, да на юге своего зверья хватает. Вон, птицы летали, рассказывают", -- плакала она золотистой смолой-живицей, сутулясь от холода, и все ниже склоняла пушистые ветви к своим питомцам.

В конце августа -- а лето едва-едва наступило в июле -- начались холода, замела пурга. Бледный, печальный лик Солнца лишь изредка проступал сквозь снежную пелену. Дыхание Мороза сковало Землю, а она и не успела толком оттаять с прошлой зимы. Под жестокими ударами Ветра задрожала даже самоуверенная Колючка.

На самом деле -- от ужаса и тоски задрожала. Долго кичилась перед Сестрами своей силой и стойкостью, но сама не заметила, как иссушили, истрепали, измучили ее бесконечно долгие зимы. А тут вдруг почувствовала, что сил -- совсем мало. Что корни скованы льдом: вместе с почвой -- вглубь на всю длину, что мерзлая хвоя уже не может вбирать свет, ствол хрустит в нежных -- пока еще -- объятиях Мороза...

"Глупое маленькое деревце", -- приговаривал, смеясь, Мороз, -- "Как славно мы поиграем с тобой теперь, когда впереди десять месяцев зимы, а Солнцу и Земле -- не до тебя. Ты ведь нас очень любишь, раз осталась здесь? И мы тебя тоже так любим! Ветер тебя любит и Снег. А уж я -- души в тебе не чаю, моя ненаглядная Колючечка!"

Вспомнила Колючка свои заигрывания с братьями в первую холодную зиму: как заслушивалась их жестоких речей, как поддакивала. С тех пор видела и поняла многое: стыдно ей стало, а уж страшно... Но Колючка -- есть Колючка: выпрямилась, ответила:

"Нет, Мороз, я люблю своего отца -- Солнце. Только здесь я могу весь июнь без перерыва любоваться его сияющим ликом. Именно в этом лесу мать Земля породила меня на свет, и мне, дереву негоже спасаться бегством".

Мороз не рассердился, только захохотал: "Ты -- гордая и холодная, ты -- наша. Снег тоже любит посверкать под солнечными лучами. Дурачина: тает когда переборщит, но красуется так. Главное -- ты никого не жалеешь: в точности, как мы. Значит -- наша".

"Я дитя Солнца и Земли, мне Огонь Пожарыч роднее тебя!" -- воскликнула Колючка. Вспомнила осенние наряды лиственных сестер, да как полыхнула разом всей своей хвоей!

Такого яркого, солнечного цвета не получалось даже у красавиц-берез: крепко любила Колючка Солнце и сама была им любима. Но мороз дохнул -- золотая хвоя вмиг потускнела, осыпалась с ветвей мертвой ржавчиной. Совсем нагая, без привычного одеяния, осталась стоять Колючка посреди вымершего, ледяного леса. Вот уж позор так позор, сама когда-то говорила. А Братья смеялись над ней -- тоненькой, хрупкой, беззащитной. Вольно им глумиться: вся зима впереди.

Впрочем, Мороз не стал долго ждать: навалился всей силой. Видать, раззадорила его Колючкина вспышка. И почувствовало дерево, что гибель -- совсем близко. Слишком много сил потрачено на пререкания с Морозом, потеряно вместе с хвоей, из которой Колючка не сообразила, да и не успела бы уже вытянуть все запасенное впрок летом.

Где твоя гордость, Колючка? Говорили, она не доведет тебя до добра, да теперь уж -- какая разница. Хочешь, не хочешь -- коченей, промерзай насквозь. Очень быстро станешь совсем как мертвая. Одним жива: памятью о Солнце, о летнем тепле. Лишь эта память имеет значение, дает силы и волю жить. Поэтому береги ее, не слушай, как хохочет и глумится Мороз. Но и памяти о тепле не хватит на всю зиму. Останутся, и возможно, помогут уцелеть лишь жалкие остатки самого этого тепла в иссушенной, промороженной древесной плоти...

Кедровая Сосна молча, со страхом наблюдала из укромного распадка, как Колючка препирается с Морозом. Ей было жаль сестру. Себя -- тоже жаль. Уже сейчас ужасно холодно, а это -- только начало. Как-то удастся пережить зиму? Вся знакомая живность попряталась по норам и гнездам, где крепко спала, сытая, или хрустела запасами вкусных орешков. Веселой, общительной Кедруше было, помимо прочего, тоскливо и одиноко.

Может, поэтому она не стала возмущенно отряхиваться, когда Снег подошел к ней и укутал тяжелым серебром? "Я не хочу, чтобы ты мерзла", -- тихо сказал Снег, -- "Вот смотри: не стал плести украшения, а сделал для тебя теплую шубу. Надевай, только осторожнее, чтобы ветки не поломать: она тяжелая". "Снег!? Да неужели ты, брат Мороза, можешь кого-то согреть?" -- удивилась Кедруша. "Глупенькая! Цветы и травы давно знают. Да и зверушки твои радуются, когда я укрываю таким одеялом их норы. Неужели не сказали?" -- улыбнулся Снег. "Они -- нет. Мать говорила: ты добрый". "Добрый? Не знаю, как это. Мне приятно, когда кто-нибудь оставляет на мне следы. И еще -- трава весной, прорастая, забавно щекочется. В нашем ледяном доме, где от сотворения мира нет и не было ничего живого, свихнешься от скуки. Там очень красиво, но знаешь, даже Мороз, когда ему нечего делать, рисует листья, ветки, цветы..."

"А как вы живете, расскажи?" -- спросила Кедрушка. Она, правда, согрелась: в пушистой белой шубе, в ласковых объятиях Снега. Так и склонилась под тяжестью, прилегла наземь, поближе к родному Материнскому боку. Так и задремала, убаюканная удивительными снежными сказками...

А Колючка, как ни худо ей было, осталась стоять прямо. Потом уже захотела бы склониться -- не могла: закоченела. Да и толку: снежное покрывало все равно не держится на голых ветвях, на вершине скалы, куда Колючка когда-то забралась ради Солнца. А теперь вот -- оказалась в полной власти Мороза и Ветра.

На грани бытия -- она сама видела все те зимние чудеса и тайны, о которых рассказывал Кедрушке Снег. Братья в конце концов перестали над ней насмехаться. Только время от времени трогали мерзлую кору и удивлялись: неужели еще жива?

Солнце из-за горизонта! Первый настоящий рассвет. Колючка обрадовалась бы, но забыла, как это -- радоваться. Ярче, многоцветнее заполыхали полярные сияния -- знамена скорой весны. Чередования дня и ночи, тепла и холода -- даже мучительнее, чем сплошной холод и тьма. Очень больно оттаивать, потом снова замерзать. Она сбилась со счёта дней и уже не ждала лета...

Однажды Снег шепнул сонной Кедрушке: "Вставай, весна. Солнце светит ярко, мне пора уходить, а тебя больше никто не обидит". Она распрямилась, сбрасывая с пушистых зеленых ветвей снежную шубу.

"Здравствуй, сестрица", -- сказало с вершины скалы, где раньше стояла Колючка, какое-то незнакомое голое деревце. "Ты кто?" "Сама себя не узнаю. Где мои колючки? Надо попробовать отрастить новые, вдруг получится".

Что-то получилось. С удивительной быстротой голое дерево оделось нежнейшим зеленым пухом. Да вот незадача: новые иголки никак не хотели становиться жесткими и острыми. "Ну и не надо. Говорили, моя хвоя похожа на ледяные иглы. Брр! Пусть лучше будет мягкой. И сама я назовусь-ка, пожалуй, Лиственницей... А тебя, лежебока, как звать?" "Была Сосна. Да вряд ли мне подойдёт теперь гордое и стройное имя. Буду Стлаником. Но от Кедрового рода не отрекусь, пока растут на мне шишки" -- два дерева поглядели друг на друга и вдруг засмеялись. Так радостно, заразительно, как можно смеяться только весной, пережив перед этим долгую, страшную зиму. Вы не знаете, как смеются деревья? Их смех -- аромат хвои, листьев, цветов -- у кого что есть. Весенний аромат северного леса трудно не любить и невозможно забыть...