Страница 23 из 36
А шепотом, суеверно оглядываясь, говорили про него и вовсе странные вещи. Будто бы он заговорен от смерти, не боится никого и ничего. Будто безо всяких стукачей знает все, что происходит на подведомственной ему территории: ходит по лагерю, по поселку в чужом обличьи, неузнанным, подслушивает и подсматривает. Будто бы читает мысли и может одним взглядом заставить любого выполнять свою волю. Люди, которые пытались копать под него, или еще каким-то образом мешали, один за другим гибли дурной смертью. Особист при куче свидетелей вместо спирта проглотил стакан серной кислоты. Кинолога разорвали озверевшие овчарки - он до того сам их учил, кормил и холил. Авторитетнейший вор в законе, перед которым трепетала вся зона, на глазах у целого барака сам утопился в параше...
Повара и прочая обслуга теперь боялись растаскивать продукты, предназначенные для заключенных. Работа на руднике осталась убийственно тяжелой, нормы - невыполнимо высокими, но смертность в лагере резко уменьшилась...
Так, значит, все это было не более чем прикрытием беспрецедентно наглой пиратской аферы!?
- Уж не твой ли это дружок, Лэлса?
- Не знаю, может быть. Мне нужно его увидеть, тогда скажу точно.
- Ладка его видела.
- Это не то. Он действительно может носить любую маску. Подбросьте чего-нибудь в костер и смотрите на меня внимательно.
Еще одна охапка мелких стланиковых веток (вообще-то - припасенных на утро) взбодрила совсем было потухший огонь. Мы послушно уставились на Лэлсу. Он сидел, спрятав руки в рукава слишком просторной для него ладкиной куртки, маленький, тощий, похожий на пацана-беспризорника. Оранжевые блики плясали в его больших, темных, неподвижных глазах. Потом вдруг... Странное ощущение. Трудно сфокусировать взгляд. На чем угодно, только не на его фигурке. Я отвлеклась, чтобы поправить ветку в костре, а когда посмотрела на Лэлсу снова, на его месте сидел ИФ. Меня давно перестали удивлять бесшумные и стремительные перемещения нашего шефа в пространстве, я спросила его:
- Игорь Федорович, а куда Лэлса пропал?
- Пропал? - голос ИФ прозвучал совсем с другой стороны, я посмотрела туда и увидела еще одного: точно такого же, только очень мрачного.
Я снова глянула на двойника, чтобы сравнить, но обнаружила там копию уже не ИФ, а Сереги. Очень характерным Серегиным жестом копия дернула себя за бороду... Чтобы через секунду (я опять чего-то проморгала) снова превратиться в Лэлсу.
- Ты как это делаешь? - Ладка первой вышла из ступора.
- У нас это называют "авети ини". Не знаю, как перевести точно. Если дословно, больше всего подходит русское "лицедейство". А если по сути дела - это какая-то разновидность внушения, гипноза. Сенха был талантливым лицедеем. Он создавал необычайно достоверные образы: даже эдэлсэрэнцы не сразу распознавали подделку. Мог носить маску очень долго, почти не уставая. Ему прочили блестящую карьеру артиста или тайного агента, пока он не увлекся горным делом, и не стало очевидно, что это его главное призвание.
Не передать, какая горечь прозвучала в голосе Лэлсы. О своей рухнувшей научной карьере он говорил куда спокойнее...
- Удивительно разносторонний и одаренный человек этот твой Сенхара. Ценный кадр пиратам достался, нечего сказать, - иронично-зло подвел итог Сережка.
- Я его хорошо помню, - неожиданно вступил в разговор ИФ.
- Кого?
- Начальника...
Рассказ ИФ.
Мать мыла полы в управлении и часто брала меня с собой, помогать. Убирались, в том числе, в его кабинете. Максим Николаевич был... Казался очень хорошим человеком. Все понимающим, умным, добрым - несмотря на дикие слухи о нем, что гуляли по поселку. Он был ласков ко мне: маленькому, на всех озлобленному зверенышу. Однажды, я это прекрасно помню, угостил шоколадной конфетой: в те времена - невероятная редкость, настоящее сокровище. Я откусил половину конфеты, вторую спрятал для мамы. Потом вдруг расхрабрился и задал главный вопрос, который меня тогда мучил:
- Как мне жить на свете, ведь я сын "врага народа"?".
Он ответил очень странными, непохожими ни на что словами, которые глубоко врезались мне в память:
- Не бойся зла, нападающего на тебя извне. Потерпи: время развеет его как дым, и ты снова увидишь солнце. Через десять или пятнадцать лет никто не назовет твоего отца "врагом народа", эти слова напрочь выйдут из употребления. Бойся, мальчик, только того зла, которое в твоей душе, которое творишь ты сам. От него нигде не спрятаться, время над ним не властно: рано или поздно оно обязательно отомстит. Это очень трудно, но постарайся не вступать на скользкую дорожку сделок с собственной совестью. Тогда все у тебя будет в порядке...
Мать ходила к нему. Когда я это понял, мне захотелось его убить - несмотря на все уважение и симпатию, которую я к нему испытывал. Я тогда уже знал, зачем женщины ходят домой и в кабинеты к разным начальникам. Но у меня был отец! Она не должна была ни к кому ходить. Отца я видел нечасто и не испытывал к нему никаких теплых чувств. Девять лет моей жизни прошли без него. Он был совсем чужой. Да, я тайком носил ему кое-какие продукты, собранные матерью, но мы ни разу даже толком не поговорили. Тем не менее, я был возмущен до глубины души и готов был во всеоружии отстаивать семейную честь. Я украл в столовой очень длинный и острый хлеборезный нож, сделал для него ножны из старого валенка, после чего начал подстерегать обидчика. О том, смогу ли я, сопляк, зарезать взрослого дядьку, и о возможных последствиях почему-то вообще не думал. Удобный случай для мести представился через несколько дней: вечером, в управлении, пока мать ходила менять воду к колонке, а я остался у начальника в кабинете протирать от пыли стены и мебель.
- Игорек, я знаю, у тебя ножик за пазухой. Хочешь меня зарезать, да? Ты в своем праве, но давай сначала поговорим как мужчина с мужчиной, - небрежно брошенная фраза обратила меня в соляной столб: Максим Николаевич каким-то образом обо всем догадался. - Знаешь, есть на свете такая странная штука: любовь. Она приходит нежданной и не всегда желанной гостьей...
- Вы любите мою мать?!
Какая же каша была тогда у меня в голове! С одной стороны я ненавидел Максима Николаевича за то, что мать к нему ходит. С другой, если это действительно любовь... Тогда внимание, оказанное маме таким большим начальником, поднимало ее, а заодно и меня, ее сына, на недосягаемые высоты.
- К сожалению, нет, Игорь. Она любит меня. И это очень плохо, худшего выбора она сделать не могла. Моя вина, моя большая ошибка. Капелька сочувствия, несколько уважительных, ободряющих слов, и Нонна вообразила себе невесть что.
- А вы воспользовались? - я крепко, до немоты в пальцах сжал рукоять ножа под полой.
- Я не могу ответить тебе на этот вопрос ни да, ни нет.
- Как это? Либо вы ... ее, либо нет!
- В этом смысле - нет. Можешь быть спокоен. И не смей говорить так о женщине, честь которой ты вроде бы взялся защищать.
- А чего? Все так говорят!
- Никогда не ссылайся на всех. Твои поступки - твой ответ. Только так. А это слово - ругань.
- Вы - будто учитель в школе. Будто сами... Слышал я как вы материтесь...
- Меня должность обязывает... Игорь, сейчас Нонна вернется, а мне нужно тебе сказать очень важное: береги ее. Меня скоро не будет. Совсем. Не знаю, как она это переживет. Я не люблю ее. Моя душа и тело принадлежат другой женщине, которая, слава Богу, сейчас очень далеко отсюда. Но мы в ответе за всех, кого приручили...
Узнали цитату, ребятки? Я прочитал "Маленького принца" через много лет. Долго не мог вспомнить, откуда мне знакома эта фраза. Потом вспомнил и поразился невероятному совпадению. Но таких совпадений не бывает: этот человек просто не из того времени. Землянин он, или Лэлсин соплеменник, который долго общался с землянами... Слишком много странного, необъяснимого с ним связано, слишком непохожими, иными были многие его слова и поступки. Думаю, передо мной, пацаном, он раскрывался больше, чем перед взрослыми...