Необращённый

- Мы люди грешные, а Господь страшен в гневе. Я слышал от деда, что истинная вера творит истинные чудеса, но думать не смел, что однажды сам призову эту огненную силу, и она пройдёт сквозь меня, - теперь старый игумен с каким-то детским недоумением рассматривал свои руки. Тяжко вздохнул. - По грехам моим, я должен был тоже сгореть в том огне, но Господь долготерпелив и многомилостив.

- Жители окрестных деревень говорят, что ты святой. И события той ночи подтверждают.

Чел поморщился, хлестнул себя чётками по ноге:

- Не льсти мне, демон. Господь знает моё недостоинство.

Гарка пожал плечами и сменил тему:

- В храме были только монахи?

- Селяне - тоже. Со всей округи, кого не обескровили и не растерзали за полмесяца упыри. Мы собирались в храм перед закатом, молились до рассвета. Храм тесный, самые слабые и усталые засыпали стоя, но не падали - некуда, - так плотно стояли.

Нав, как воочию, увидел тех челов: сбившихся в кучу, воняющих страхом, ошалевших от бессонницы. Игумен смог превратить перепуганное стадо в войско, сплотить и повести за собой к победе. Спас всех, кроме себя, но таковы условия Договора.

- Ты выиграл немало жизней, инквизитор. Гордись!

Игумен упрямо свёл косматые брови над переносицей:

- Я слуга Христов. Мне не пристало гордиться тем, что Господь сотворил через меня.

Нав видел перед собой достойного противника, по-воински спокойного и собранного, даром, что у них сейчас перемирие. Не слишком понимал, зачем монах прибедняется, низводя себя в слуги? Ну да ладно.

- Ладно, меня не слишком интересуют челы. Расскажи, что произошло с Андрэ? Почему всех масанов попалило и смело, а этот остался?

- Един Господь ведает. Вероятно, за искорку веры и искреннее покаяние в упырских злодействах?

- Андрэ был ужасно непостоянен, - покачал головой нав. - Сколько раз он жаловался мне, что устал жить чужими смертями и кровожадным безумием. Иногда его накрывало - просто до нежелания жить таким, как есть. Говорил, что отдал бы всё, лишь бы избавить свою семью от проклятия жажды. Или, хотя бы, самому избавиться. А потом вдруг раз, и по собственной воле окунулся в безумие с головой. Сколотил эту банду, убивал всё, что подвернётся под иглы и просто под руку.

Монах ответил с печалью:

- Он ненавидел своё окаянство и отчаянно жаждал измениться. Так искренне и горячо, что Господь принял. Ты спрашиваешь, почему я нарушил Договор? Но как я мог не крестить водой того, кого сам Господь уже крестил благодатью и светом?

Теперь нав пристально вглядывался в прозрачные, как вода, глаза чела, силясь понять, что происходит у того в голове:

- Инквизитор подлежит казни один. Призвав благодать в безвыходной ситуации, ты действовал разумно и благородно. Крестив масана - нет. Ты подставил своих монахов из-за чужака и врага. За ересь вас истребят всех. Сородичей, над которыми ты, игумен, властен, за которых отвечаешь перед своим богом.

Слова гарки явно ударили по больному месту. Монах не изменился в лице, не отвёл взгляда, но из глаз выкатились крупные слезинки. Быстро канули куда-то в густую бороду, и ответ нашёлся мгновенно. Высказал вслух, о чём размышлял давно?

- Братия приняли Андрея по доброй воле. Мы все воины Христовы, и негоже нам отступать от своего долга страха ради человек. Когда мы нашли Андрея, мы сперва подумали, что спасем заблудшую, замороченную упырями человеческую душу. Но он объяснил нам, кто он такой. Рассказал, не тая, историю своего народа и других нелюдей, живущих в мире. Волею Божьей, я давно был посвящён в историю Договора с нашей стороны. Увидел с другой - сердце преисполнилось скорбью и смятением. Нам ведь было велено: "Идите по всему миру и проповедуйте Евангелие всякой твари", а мы решили обращаться только к себе подобным. Когда опасность нависла над всем родом человеческим, обрели от Господа великую силу. Могли говорить, как власть имущие. Но не стали нести Благую Весть никому, кроме сородичей. Заградили путь ко Христу другим разумным созданиям. Да ещё многих своих отвергли, убили и выбросили во внешнюю тьму. Скрыли истину и замутили её ложью. Это страшный грех, и расплата за него грядёт.

- Это была простая политика, - усмехнулся нав. - Условие для равновесия сил. Мы не лезем в некоторые человские дела, вы не лезете к нам. Не знаю, говорил ли тебе дед - ты не первый, кто пытался обращать нелюдей в свою веру. И Андрэ не первый из нас, кто принял крещение. Возможно, он первый, кто сделал это на волне чувств, а не ради выгоды. Но скажи: чего, по-твоему, нам всем не хватает, чтобы искать этого в вашей церкви?

- Церковь Христова приводит народы ко спасению.

- "Спасение". Непонятное слово, которое я уже слышал от Андрэ. Несчастный говорил, будто ваш бог спасает от смерти. Иногда - может быть, но в целом что-то незаметно, - нав бросил взгляд туда, где белели на траве кости казнённого масана.

- Он спасает падшие создания от власти смерти, греха и пагубных страстей, - быстро ответил монах.

- Как-то не заметно, чтобы от господства твоей Христианской веры челы стали меньше убивать, грабить и насиловать себе подобных. Не говоря уже о пагубных пристрастиях, вроде неумеренной выпивки. При том, вы все прекрасно знаете внутри себя, что такое хорошо, что такое плохо. Подводите разные объяснения, подкрепляете авторитетом мудрецов, богов, да хоть самого Спящего. А делаете ровно наоборот.

- Мы называем это первородным грехом. Повреждение воли и разума, которое только Господь может исцелить. Он исцеляет. Тех, кто сам сильно этого хочет. Ты ведь знаешь, чем была для твоего друга жажда. Приняв крещение, причащаясь святых Христовых тайн, Андрей обрёл власть над собой.

На бесстрастном лице гарки отразилось лёгкое удивление:

- Он перестал пить кровь? Вы живёте в глуши, на вас обратили внимание почти случайно и не скоро. За то время, что Андрэ просидел у тебя в монастыре, он просто обязан был высушить кого-нибудь. Может, он заметал следы, а ты не знаешь?

- Кровь была необходима ему для жизни, увы. Но он избавился от безумия. На моих глазах Андрей держал пост, пока не слёг. Это плохо, неправильно, и я поделился с ним, - монах приподнял рукав, показал заживающий след игл на предплечье. - Я, потом ещё двое братьев.

Нав фыркнул:

- Андрэ избавился от безумия? Нет, похоже, вы спятили тут все, дружно. Буйный Малкавиан рехнулся до такой степени, что стал беречь жизни пище. Кому рассказать, не поверят!

- Но это истинная правда, - пожал плечами монах. - И тебе самому сегодня явлено великое чудо. Ты видел то, чего никогда не бывает, но по Божьей милости случилось. Значит, Господь и тебя призывает, нав.

- Мне думается, я вполне хорошо живу без твоего бога и его странных чудес. Не нуждаюсь в спасении от смерти через смерть. Однако я готов послушать тебя ещё, Николай, если ты расскажешь мне об Андрэ.

Монах в который раз попытался что-то разглядеть в черноте навских глаз. Спросил:

- Он был сильно дорог тебе?

- Был.

- И ты, не веруя в спасение и вечную жизнь, так легко убил его?

- Он умер для меня, когда по глупости или от скуки ушёл к мятежникам Саббат. Потом ты, инквизитор, убил его на деревенской площади вместе со всеми сообщниками. В третий раз он умер на утро после той ночи. Четвёртый - когда морил себя жаждой. Пятый - шагнув на солнцепёк сегодня. Это лишь то, что я знаю. Но, по-моему, многовато для одного безумца. Знаю: кто ищет гибели, всегда её находит. У меня был приказ казнить его. Я, воин Нави, выполнил приказ. Рад, что в моей власти было подарить ему лёгкую кончину. Скажи, искать смерти - по-вашему, грех?

- Грех. Андрей не умел жить иначе и не успел научиться. Возможно, я ошибся, не отправив его из монастыря сразу после крещения. Но я не мог отпустить его, не наставив в вере...

За монастырской стеной ударили в колокол. Монах встрепенулся:

- Мне пора идти.

- Интересно было поговорить с тобой, игумен.