Страница 17 из 21
– Что же случилось?
– Я не справляюсь со своими должностными обязанностями, а поэтому не имею права занимать эту должность.
– Не справляетесь? Ну, знаете, если вы не справляетесь, то тогда я не ректор. Не понятно почему я занимаю этот кабинет. Я понимаю, что вас в любом месте с руками-ногами оторвут. Кто-то сделал вам предложение? Но Адольф Иванович! Для университета ваш уход – это гибель. Хотите стану на колени? Пожалуйста, не уходите! А собственно, что случилось? Я же знаю, что деньги вас не интересуют, вы бессребреник.
Адольф Иванович поведал историю с посудой.
– Господи! Нашли из-за чего!
Ректор улыбнулся и погладил Адольфа Ивановича по рукаву, как мама, когда утешает ребенка.
– Я тоже был когда-то студентом. И тоже жил в общежитии. И тоже промышлял этим делом. Да-да! Адольф Иванович! Грешен! И вот признаюсь вам в этом деле. Можете казнить меня или миловать. Разумеется, это между нами.
– Я вам не верю, – сказал Адольф Иванович. – Вы на себя клевещите, чтобы меня уговорить.
– Но это так. И знаете, я даже сейчас не испытываю стыда. Дело это житейское, обыденное. Не нужно быть настолько строгим. На какие-то вещи надо смотреть сквозь пальцы.
– Житейское? Это воровство. А я не могу пресечь его. Не выгонять же этих студентов из университета? И опять же что-то нужно делать. С воровством нельзя мириться.
– Выгонять? Что вы? Тогда нам некого будет учить.
– Во! А я не знаю, как бороться с этим явлением. Поэтому я не могу занимать эту должность.
– Хм! Давайте сделаем так! Увеличим процент боя посуды.
– А ложки, вилки как? Они под бой никак не попадают. С ними ничего не может поделаться.
– Это всё туда же. Вы поинтересуйтесь у заведующей столовой, сколько ей приходится докупать посуды в месяц. Вот на эту сумму и сделаем бой. И всё в порядке. Проект приказа подготовьте! Всего-то делов!
– Не будет ли это нарушением финансовой дисциплины? А как финансовые органы догадаются?
– Что вы, милейший? Комар носу не подточит. Ложки, вилки, стаканы – это же всё мелочовка. Ну, где-то чуть-чуть убудет. Никто и не заметит. Этому всему цена – пятак в базарный день.
Адольф Иванович стал кусать губы.
– Я не могу поступиться принципами. Сначала мелочовка, потом покрупнее. Вот и преступление.
Примерно такой разговор произошел в кабинете ректора. За точность слов я не ручаюсь. Секретарша могла что-то перепутать, недослышать, добавить свое, досочинить. Сам не присутствовал, не слышал. Но разговор примерно был такой. Довольно долгий. А у ректора каждая минута на вес золота. Но Адольфа Ивановича он не мог отпустить.
Адольф Иванович остался на своем месте, маленький, скромный, замкнутый, о котором много говорили, но ничего конкретного о нем не знали.
10
КАК СОБИРАТЬ ДИАЛЕКТИЗМЫ
Держали вы когда-нибудь в руках «Словарь диалектов Сибири»? большие увесистые тома. Капитальный труд сибирских филологов, над которым они трудились не одно десятилетие. Сохранили великое богатство, которое без их титанического труда было бы потеряно навечно. Увы! Сейчас многих этих слов не услышишь.
То, о чем рассказ пойдет дальше, также имеет отношение к этому словарю. Но особое. Нисколько не дискредитирует его. Почему? Об этом в конце повествования. Но поверьте, что это именно так, чтобы ни у кого не закралось никаких сомнений. Ни малейших!
С утра африканское пекло. Не хотелось даже выбираться наружу. А тем более двигаться, куду-то идти, что-то делать. Но двигаться надо было. Сначала идти в столовую. Она хоть и недалеко – все социально значимые объекты в деревне обычно в центре – но всё-таки. Потом сидеть в душной столовой, где на тебя накатывают жаркие полны из кухни, и стучать ложкой, а потом вилкой по тарелкам. Не то, чтобы совсем не хочется, но на такой жаре!
Опять идти в интернат на Зинину пятиминутку. Зина – староста группы, заместитель нашего шефа.
Еще она комсорг группы. Поэтому в отсутствии руководителя практики она полновластный диктатор. Когда шеф уезжает, она каждый вечер звонит ему и отчитывается. Она распределяет улицы и устанавливает объем. На утренней пятиминутке мы отчитываемся.
Ходили парами. Можно было втроем, если не хватало пары. По одному ходить было нельзя.
– Пожалуйста, ничего не забывайте!
Зина посмотрела на Мишу и Толю. Они были слабым звеном в группе. Еще ни разу не выполнили нормы. Иван Грозный, наверно, так смотрел на бояр-изменников и на тех, кто еще не стал изменником, но, по царскому убеждению, непременно им станет. И они понимали, что скоро их начнут колесовать, четвертовать и варить в медных котлах. Но возразить никто не осмеливался. Судьбу не обманешь.
– Мы чо,– попробовал возмутиться Миша. – Мы, как всегда, крайние. Доверять надо товарищам.
– Некоторые то карандаши забудут, то ручки у них не пишут, то бумагу оставят. И не отказываются, если им предлагают. Записи у вас какие? Ни фамилии, ни возраста, ни социального положения. Некоторые слова сами не можете разобрать. Что с вами еще уроками чистописания заниматься? Контекст где?
– В смысле?
– В смысле примеры употребления. Без контекста карточки не принимаются. У вас больше всех брака. Записывайте точнее. Передавайте фонетические особенности. Миша! Я это говорю для вас. Что опять в окне увидел девчонку и мысленно унесся?
– Чо сразу Миша?
– Ты знаешь, что такое транскрипция? А в прочем, какие ненужные вопросы я задаю.
– Допустим.
– Надо не допускать, а знать точно. Носи с собой транскрипционную таблицу! И заучи ее, как азбуку умножения. Галь! Дай им образец!
Галка порылась в сумочке и протянула им листок. Галя была красивая и самая крупная в группе.
– Ребята! Мы никак не укладываемся в норму. Шеф приедет, что мы ему будем говорить?
– Пистоны нам будет вставлять, – бодро пообещал Миша. – Девушки, не подумайте что-нибудь плохого.
Зина посмотрела на него. С презрением. Миша был настоящим восточным принцем. Но был самый отстающий. Прекрасный лик уживался в нем с восточной ленью.
Миша – турок-месхетинец из Алма-Аты. Что его потянуло в северные края – непонятно.
– Всё! Расходимся по рабочим местам. Вечером собираемся на этом же месте! – строго скомандовала Зина. – Вы у меня на персональном учете. Галя проверит ваши записи.
– Я не понял, кто ты такая, – возмутился Миша. – У нас если что, есть шеф. Вот перед ним и будем отчитываться.
Зина уже шла к выходу. Остановилась в дверях. Кулаки уперла в бока. Веснушки на ее щеках запрыгали.
Толя отвернулся. Он знал, что разъяренная женщина положит любого Геракла на лопатки. Лучше бы Миша помалкивал. Вечно он прет на рожон. Где же восточная осторожность? Миша сощурил свои темные восточные глаза и улыбнулся. Добродушно. Никакого ехидства в его улыбке. Так наверняка улыбался султан, навещая свой гарем, где собирался осчастливить самую юную наложницу. Жемчужину гарема.
Бунт рассосался в самом зародыше. Мишина улыбка превращала разъяренных тигриц в ласковых домашних кошечек, которых хотелось погладить по шерстке и слушать их мурлыканье.
– В общем-то Александр Федорович назначил меня, – как бы извиняясь, пробормотала Зина. – При всех же это было.
Зина посмотрела на подруг, ожидая поддержки. Они отвели взгляды. Кое-кто считал Зину карьеристкой.
– Звезда моих глаз! Солнце моей души!
Миша молитвенно сложил руки и опустился на колени. Теперь он смотрел на Зину снизу-вверх, как на идола.
– Хватит уже придуриваться!
Зина топнула ножкой. Но гнев ее был неискренним. Чтобы понять это, не нужно быть психологом.
Миша и Толя вышли из интерната. Но им показалось, что они вошли в парную. На что уж Миша был южным человеком и то мгновенно поскучнел, ссутулился и еле перебирал ногами.
– Всё-таки правильно русская пословица гласит, хотя и грубовато: «Курица – не птица, а баба – не человек», – сказал Толя. – Разве человек может работать в такой обстановке?
– Ты что имеешь в виду? – спросил Миша. – Вообще-то я не согласен с тем, что женщина – не человек.