Страница 8 из 55
В каком же аспекте, в таком случае, термин «мирские» применим к столь духовным людям? «Мирскими» их делает стойкое отвращение к религиозным формам и установлениям. У них могут быть отношения с Богом, но они никак не стремятся связывать себя отношениями с религиозными организациями! Им присущи две из четырех характерных черт традиционного секуляризма — автономия и относительность. Они верят в Бога и стремятся к взаимоотношениям с Ним, но они в целом избегают навязанных извне правил и моральных обязательств. Они предпочитают идти духовным путем самостоятельно.
«Постмодернистам», таким образом, свойственно отвергать авторитеты. Они противятся авторитету религиозных организаций. Они считают, что подобные организации используют ложь и выдумки, чтобы контролировать большие группы легковерных людей и выкачивать из них деньги на содержание своих организаций, которые, может быть, вовсе и не служат по–настоящему духовным нуждам этих людей. Постмодернистских мирских людей живо интересует истина и вера, но они не желают подчиняться чужим представлениям о правильной вере. Они могут с удовольствием вести духовные беседы, но будут сопротивляться всем попыткам обратить их в какую–нибудь веру. Кто–то назвал такую позицию «постденоминационализмом». Мы еще поговорим о сильных и слабых сторонах этих постмодернистских, секулярных тенденций в следующих главах.
С адвентистской точки зрения, постмодернистский секуляризм — это так или иначе шаг вперед по сравнению с модернистской, научной разновидностью секуляризма. С мирскими людьми постмодернистского типа проще говорить о вере и нравственных ценностях. Однако адвентистским церквям и прочим религиозным организациям становится все труднее и труднее создавать из этих верующих постмодернистских секуляристов устойчивые и эффективные сообщества. Представители этого типа мирских людей хотят верить в Бога и служить ближним, но они с большой настороженностью относятся к любым попыткам организовать группы, придерживающиеся тех же убеждений. В итоге постмодернизм, несмотря на свою духовность и приверженность вере, ставит перед адвентизмом и другими традиционными формами организованной религии весьма непростые задачи.
Заключение
Размышляя о современных типах секуляризма, нужно исходить из того, что мирских людей не так–то просто разбить на категории. Различать их важно и нужно, но четкой границы между ними нет. Есть люди, которые в полной мере соответствуют одной из категорий, но есть и такие, кто демонстрирует характеристики, присущие обоим типам, и кто находится на переходном этапе от традиционного секулярного мышления к постмодернистскому подходу.
Секулярные, мирские люди обоих типов разнообразны, как снежинки, хотя для их мышления и характерны общие черты. Это разнообразие, конечно же, является неизбежным следствием относительности. Если мирские люди не придерживаются в своей жизни каких–то абсолютов, значит в их среде будет наблюдаться огромное разнообразие в убеждениях и образе жизни.
На основании всего вышесказанного можно вывести такой итог: если мы, адвентисты, действительно хотим охватить евангельской вестью весь мир, нам придется сделать поправку на эти секулярные тенденции. Привычными методами работать уже нельзя.
ГЛАВА 3
Церковь в секулярной среде
Секулярная среда ставит перед адвентистами по–настоящему сложные задачи во многих регионах мира. Огромные усилия, предпринимаемые для проповеди Евангелия, приносят все меньше результатов, особенно в сравнении с прошлыми успехами. Мы говорим, а люди словно нас не слышат и не воспринимают смысл нами сказанного. Я начал замечать это еще лет тридцать назад, когда служил пастором в Нью–Йорке.
В то время в Нью–Йорке насчитывалось около двадцати тысяч адвентистов седьмого дня. Из них белых англоговорящих членов церкви было менее трехсот (я говорю о пяти округах, составляющих ядро города Нью–Йорка, а не о мегаполисе со всеми пригородами). И дело вовсе не в том, что в городе не хватало белых англоговорящих жителей; на самом деле, их было несколько миллионов. Просто они почему–то противились попыткам адвентистов заинтересовать их евангельской вестью.
В 1980 году, к примеру, я почти целый год проводил евангельские вечера три или четыре раза в неделю. Моей основной целевой аудиторией были белые мужчины, и мне с Божьей помощью удалось крестить около дюжины в общем–то мирских людей. Я был на седьмом небе от счастья. Как–то раз я созвонился с пастором соседней церкви, принадлежавшей к Северо–Восточной конференции и специализировавшейся на служении афроамериканцам. Тем летом я помогал ему проводить трехнедельное лагерное собрание, по итогам которого приняли крещение восемьдесят три человека. Услышав от меня, что я трудился весь год и крестил всего лишь двенадцать, он в шутку воскликнул: «Да что с тобой такое?»
И что? Может быть, со мной действительно было не все в порядке? Вряд ли. Ведь я вполне успешно помогал ему на его лагерном собрании. Создавалось впечатление, что существует своего рода расовый барьер, мешающий людям европейского происхождения должным образом оценить Евангелие. Возникала даже крамольная мысль, что белые американцы по природе своей менее восприимчивы к Евангелию, чем другие люди. Впрочем, не всегда было так. Скажем, когда мои родители, немцы по происхождению, прибыли в Нью–Йорк в 30–х годах прошлого века, они нашли там несколько процветающих германоязычных церквей почти по тысяче членов в каждой. Так что же с тех пор изменилось?
Я стал рассказывать своему другу, как секулярное мышление влияет на различные группы населения, как оно делает людей менее восприимчивыми к евангельской вести. И тут я заметил, что мой собеседник как–то попритих.
«До меня вдруг дошло», — сказал он после некоторого молчания.
«Что именно?» — поинтересовался я.
«До меня вдруг дошло, что мы крестили восемьдесят три человека — и ни одного белого американца».
«Вот видишь, — воскликнул я, — ты начинаешь сталкиваться с теми же проблемами в своем районе. Эта проблема не так заметна, пока вокруг тебя есть восприимчивые люди, которых не нужно долго уговаривать принять Евангелие и присоединиться к церкви».
После этого разговора я стал кое–что понимать. Не важно, какое у человека происхождение — африканское, латиноамериканское или азиатское; по прошествии нескольких десятков лет жизни в Нью–Йорке, имея приличный заработок и неплохой дом в пригороде, он становится столь же глухим к Евангелию, как и любой его сосед — выходец из Европы. Подобный вывод находит подтверждение в исследовании, посвященном евангельской работе среди латиноамериканцев в Южной Калифорнии. Адвентистская Церковь в этом регионе растет в течение последних нескольких десятков лет, причем растет очень быстро и в основном за счет выходцев из Мексики. Поэтому было решено провести исследование с целью выяснить, нельзя ли использовать местную методику проповеди Евангелия в других регионах.
Однако по итогам исследования не удалось вычленить какой–то универсальный подход, который работал бы по отношению ко всем сообществам. Впрочем, исследователи выяснили, что ключевым элементом роста церкви в Южной Калифорнии в течение последних десятилетий была латиноамериканская иммиграция. За двадцатилетний период не было крещено ни одного выходца из Латинской Америки в третьем или четвертом поколении, который не был бы из адвентистской семьи или как–то иначе связан с церковью. По сути дела, латиноамериканские церкви в Южной Калифорнии крестили только иммигрантов или детей иммигрантов. Так что даже в самых восприимчивых слоях населения адвентистское влияние, к сожалению, ограничено определенными рамками.
Миссионерским новшеством, которое позволяет добиться определенных успехов, стали семинары по Книге Откровение. Но даже в этом случае результаты не всегда бывают однозначными. К примеру, мне вспоминается одна серьезная попытка охватить проповедью большое количество людей в одном из пригородов крупного мегаполиса. В этом пригороде жило около шестидесяти тысяч человек с доходами выше среднего уровня по стране. Это был типичный зажиточный район. На рекламную кампанию этой программы было затрачено более сотни тысяч долларов. Туда приехали сорок пасторов, они должны были проводить семинары по Откровению почти в каждом квартале! И что в итоге? В первый вечер на семинары явились в общей сложности восемь человек! Что же было сделано неправильно?