Страница 26 из 57
В четверг мы с Карен планировали заняться садом, но дождь всё ещё шёл, поэтому я провёл бо́льшую часть времени (когда закончилось похмелье), пытаясь выйти на связь с приматологами, указанными в книге. Двое из них работали в государственных университетах, а третий — в заповеднике для шимпанзе на пенсии (для тех, кто не знал, что шимпанзе могут «уйти на пенсию», поясню: многие из них проводят жизнь в исследовательских институтах, участвуя в различных стрессоге́нных медицинских экспериментах). Остальные специалисты уже отошли от дел или болели. Я не смог дозвониться ни к одному из них с первого раза — все были заняты преподаванием или экспериментами — но одна из них, доктор Эллен Тиксбери, этолог[100] из Техаса, перезвонила мне через час. К счастью, она читала мою трилогию «Планета Ка-Пэкс» и сказала, что готова «отдать конечность» за возможность поговорить с флед.
Я объяснил ситуацию: у нашей гостьи есть по крайней мере одно альтер-эго, оказавшееся шимпанзе, и нам нужен примат, который будет общаться с ним и использовать язык жестов, чтобы переводить сказанное для доктора Тиксбери, которая затем передаст содержание мне.
Казалось, Эллен едва сдерживает своё нетерпение, поэтому я спросил, сможет ли она прилететь в Нью-Йорк в понедельник.
«Филберт и я выедем уже завтра!»
Хотя Эллен и была старше, энтузиазм в её голосе напомнил мне о Жизель Гриффин — бывшей журналистке, которая сейчас была на Ка-Пэкс вместе с протом и остальными.
«Отлично! Можете остановиться в моём доме, если хотите. Нам нужно заранее обсудить сеанс, в котором вы примете участие, возможные расходы с вашей стороны и другие вопросы».
«Ну…»
«Да?»
«Не уверена, что вы захотите держать шимпанзе в своём жилище, доктор Брюэр».
«А, да. Понял, что вы имеете в виду».
«Но это не проблема! У меня есть друг в Джерси, который будет рад нас приютить. Он хорошо знаком с повадками шимпанзе. Я поведу фургон, поэтому дорога займёт пару дней. Позвоню вам, когда мы будем на месте, окей?»
«Вы уверены, что это не доставит вам слишком много забот?»
«Вы шутите? Это моя работа. Если я упущу такую возможность, то никогда себя не прощу!»
Как бы я хотел, чтобы продавцы из «Wal-Mart»[101] были так же одержимы своей работой.
* * *
Нейробиолог из ЦРУ прибыл раньше времени и сильно расстроился, когда офицер Уилсон у ворот не пустил его на территорию МПИ, пока я не приеду в госпиталь. Предполагаю, в знак протеста он стоял под мелким дождём как статуя, дожидаясь меня. Он оказался лысым мужчиной в промокшем лабораторном халате до колен. Нейробиолог ждал меня на мокрой улице и сжимал старую медицинскую сумку, как будто собираясь сделать несколько звонков после визита к флед. Скорее всего сумка содержала инструменты, которые понадобятся ему для осмотра. Он всё ещё злился и дрожал от холода, когда я проводил его в здание. И хотя мне сказали, что его имя засекречено, он мрачно представился доктором Зауэром[102], хотя тут же пояснил, что фамилия вымышлена.
«Я выяснил, что люди чувствуют себя комфортнее, когда могут назвать кого-то по имени» — прокомментировал Зауэр в качестве официального объяснения — «Даже если имя ненастоящее. Как и ваше надуманное препятствие у входа в институт» — добавил он одобрительно.
Судя по скорости, с которой он пересёк фойе и поднялся по лестнице (я поехал на лифте), можно с уверенностью сказать, что он любит свою работу. Хотя её, вероятно, любили и те, кто ставил эксперименты на людях в нацистской Германии. Поднявшись на пятнадцатый этаж, я увидел как Зауэр фотографирует пустой коридор. Заметив меня, он спрятал камеру (замаскированную под игрушечного жирафа) назад в «медицинскую» сумку.
К счастью, флед уже ждала нас в 520 кабинете на привычном месте. Несмотря на то, что нейробиолог заранее знал об объекте своих экспериментов, он был явно ошарашен её внешностью. В отличии от интервью со Смайтом, мне не разрешалось присутствовать и наблюдать: если бы я остался, то мог бы узнать информацию, которая наверняка будет засекречена. Мне даже лучше: от нейробиолога шли мурашки по коже. К тому же я был уверен, что флед сможет постоять за себя в любой ситуации и, вероятно, даже будет рада рассказать потом всё, что происходило и говорилось в моё отсутствие.
Я оставил их наедине и вернулся в комнату отдыха на первом этаже, где в полном одиночестве сидела Филлис. Когда я заговорил с ней, она как обычно притворилась, что не услышала. Смотря прямо на меня, она не пошевелила и мускулом.
Когда я встречаю Филлис или другого трудного пациента, то напоминаю себе, как тонка грань между нормальной психикой и психическим заболеванием. Совсем незначительный инсульт — особенно в лобных долях мозга — может вызвать всевозможные причудливые последствия на всю оставшуюся жизнь. Лёгкое вирусное заболевание, столкновение с дверной ручкой, незначительное возрастное изменение — фактически всё может стать причиной структурного или химического повреждений, которые изменят восприятие человека и его отношения с окружающими. В крайнем случае женщина, которая была абсолютно нормальной всего минуту назад, в следующий момент может стать Жанной Д’Арк[103]. Иногда подобные метаморфозы можно обратить вспять с помощью медикаментозного лечения или психотерапии, иногда они могут исчезнуть сами, но чаще всего необратимы. Психические заболевания могут случиться с каждым, независимо от статуса в обществе, интеллекта или чего-то ещё.
Синдром Котана[104] — один из самых странных и редких в анналах психиатрии. Пациент в таком состоянии верит, что ничего на самом деле не существует. Его причудливой вариацией является синдром Котара[105], когда человек думает, что некоторые части его тела утрачены. Филлис считает, что все части её тела не существуют, то есть она полностью невидима. Поэтому она не стесняется красть чужую еду, одежду или что-то другое, не боясь быть пойманной. И не важно, что одежда может быть обнаружена на её «несуществующем» теле: в состояниях, подобных синдрому Котара, логика отступает на задний план. Но почему, чёрт возьми, такое незначительное повреждение может породить столь фантастические отклонения, особенно когда ни одна из тысяч других функций не затронута? Или в случае Филлис это не связано с повреждениями мозга. Возможно, в её прошлом были другие происшествия, о которых мы пока что не знаем. Скорее всего она чувствует себя в безопасности только тогда, когда считает, что невидима для других.
Она встала, чтобы куда-то пойти, и в это время громко пукнула. Любой нормальный человек испытал бы смущение, извинился или застенчиво улыбнулся. Но не Филлис. Она к тому же хорошенько почесала зад, прежде чем зашаркать прочь. В невидимости определённо есть свои плюсы.
Интересно, сможет ли флед помочь этой несчастной женщине и другим пациентам. Надо будет спросить у неё, сможет ли она проникнуть в их разум, который недоступен для понимания тех, кто работает в госпитале. Но лучше бы это произошло побыстрее: очевидно времени оставалось мало.
В этот момент ворвались пациенты, оживлённо беседующие между собой, и чуть не сбили с ног бедную Филлис, которая всё ещё шла по холлу. Среди вошедших даже было несколько личностей с антисоциальными наклонностями. Они были так поглощены разговором, что не заметили моего присутствия в центре зала. Предметом дискуссии была флед. Ещё пару дней назад они относились к ней с подозрением, а теперь были счастливы и взволнованны — и всё из-за её беременности.
Редко бывает, что психически больной пациент зачинает ребёнка в госпитале, хотя иногда это всё же случается. Бывает, что пациентка поступает на лечение уже беременной. Последний случай произошёл с Лу[106], теперь она «мать» (благодаря операции по смене пола) десятилетней девочки и живёт в другом городе. Удивительно, какую заботу могут проявить психически больные по отношению к новой «Мона Лизе»[107], отдавая ей свою еду или помогая с делами. Внезапно оказалось, что флед будет пожинать плоды участия и любви со стороны каждого, кто находился в госпитале. Возможно, она планировала беременность с самого начала как способ получения симпатии и доверия пациентов.