Вертолет-Апостол

Дело это было для братьев близким по духу и знакомым по содержанию, и поэтому они с рвением и с успехом за него принялись. Собирать пустые бутылки они на этот раз не планировали ввиду явно низкого КПД, а также суровых зимних условий. У них было два основных направления, два способа закупки пустой пивной тары. Либо они, зарядив за плечи два огромных рюкзака, отправлялись на какой-либо из московских вокзалов и, проходя вдоль только что прибывшего поезда, покупали пустые бутылки у проводников. Либо располагались возле какого-нибудь популярного пункта приема стеклопосуды и начинали сами ее принимать, но только пивную, за ту же цену, но без очереди. Вся эта деятельность была прибыльна в течение действия сухого закона. Когда же буквально в один день пивом стали торговать на каждом углу по приемлемой цене, выгодное предприятие накрылось медным тазом.

Следующий рыночный опыт братьев был связан с продажей одежды. Макар нашел поставщика-челночника, и они с Сергеем на пару стали успешно торговать шмотками с рук. Однако через некоторое время сезонный товар потерял спрос, и вскоре уже Сергей нашел другого поставщика, но к несказанному удивлению Макара, не позвал его в подельники.

Разочарование Генерала не знало границ. Роль Иуды сыграл тот, от кого меньше всего это ожидалось, тот, кому он верил больше, чем кому-бы то ни было, его «родной двоюродный брат».

О старшем брате нашего доблестного Генерала можно было бы написать отдельную книгу. Сергей внешне представлял собой что-то среднее между Пьером Ришаром и популярным когда-то футболистом Алексеем Михайличенко. Между двоюродными братьями было много общего, но и много различного. Они выросли вместе, и воспитал их, по сути, один человек. Макарка так и называл Сергея — мой родной двоюродный брат. Их мамы были сестрами, на сей раз по-настоящему родными. Между их папами не было, даже близко, ничего общего. Сережин папа вообще немец, и фамилия у него была Мюллер. Когда у маленького Сережи кто-либо спрашивал:

— Мальчик, как твоя фамилия?

Он гордо отвечал:

— Моя фамилия — Мюллер…, но я за Ленина!

Уже в детстве Сережа проявил незаурядный талант сочинительства. В тринадцатилетнем возрасте он писал такие вот письма домой из пионерского лагеря, приводятся без купюр:

— Здравствуй, дорогая бабушка!

Пишу тебе свое первое письмо. У меня не все в порядке. Сильный вывих руки. Почти все время болит голова. И еще на нас напали деревенские и многих побили. Когда я стоял на воротах, кто-то стукнул мне бутсом по челюсти и расшатал два зуба. У меня на обеих ногах по семь мозолей. Сейчас уже вечер, через полтора часа придут деревенские и будет драка. Пришли мне три конверта, а то мои уже кончились. Как там у тебя дома? Передай всем своим привет. Возьмите меня отсюда скорее, а то я повешусь. У меня уже свистнули ручку, ракетку и фляжку. Очень часто воруют гостинцы. Пришли мне, если сможешь, спички, а из еды — соломку, сгущенное молоко, шашлыки, ирисок, печенье, миндальных пирожных и конфеты. У меня осталось только четыре конфеты. Все, уже горнист прогорнил отбой. До свиданья. Забери меня отсюда.

Твой внук, Сергей.

— Здравствуй, мамочка!

Вот я и в лагере. Устроился я неплохо, спать буду около окошка. Мы уже несколько раз купались, кажется девять. Мы ходим гулять в лес. Скоро начнем ловить белок. У нас очень хороший вожатый Володя. Он хороший комик. Он выступал по телевизору. С ним очень интересно. У нас был вечер в клубе, на котором он также выступал. У меня все в порядке, правда живется плохо. Сегодня подняли весь отряд в три часа ночи, и мы пошли на рыбалку, а мне не хотелось. Если ты меня не заберешь двадцать второго, я утоплюсь. У меня сильно болит плечо, по- моему, трещина в кости. Когда приедешь, я тебе все объясню. Я, мама, по тебе очень скучаю. Приезжай скорее, а то я умру. Напиши мне о том, как сыграли в футбол команды высшей лиги. Если приедешь, привези мне лимонад (любой) — четыре бутылки, ирисок, леденцов, овсяное печенье, мороженое — два по сорок восемь, конфеты: коровку, му-му, раковую шейку и еще сахар и спички для костра. У меня некрасиво написано письмо, но я писал плохой ручкой, да еще и в мертвый час, то есть лежа. Мамочка, я нашел фляжку и ракетку, осталось найти ручку. Приезжай и забери меня отсюда двадцатого или двадцать второго, только не двадцать первого, потому что мы идем в поход. Целую тебя тысячу раз.

Твой любящий сын.

Еще через пару лет Сереге удался новый исторический перл. Тогда маленький Макар, которому едва стукнуло восемь лет, открывая в себе поэтический дар, начитавшись какой-то бредни о производстве фарфора, воспылав одухотворением, сочинил свой первый более или менее осмысленный стих:

— Фарфор, какое это чудо!

И европейцы, все в причудах,

На родину его съезжались

В миролюбивейший Китай...

...господь бога мать нехай, —

приписал Сережа последнюю строчку, являющуюся излюбленным выражением дедушки Бори, придав творению, одновременно, рифму и философский смысл. Кроме того, радостно сообщил, что образ европейца, увешенного причудами, ему явно по душе.

Когда Сергей закончил обучение в ВУЗе, он сразу пошел работать в НИИ. Из его рассказов о своей работе можно было сделать вывод, что этот научно-исследовательский институт является большим увеселительным заведением, в котором работают исключительно клоуны и юмористы. Однажды летом к ним в институт пришла телеграмма с запросом с большой стройки на Урале. Это была просьба выслать на строительство государственного масштаба нескольких инженеров-сварщиков. Но лето — пора отпусков во все времена, и в тот момент в Москве, в их НИИ, на своих рабочих местах оказались только два инженера по сварке. Причем, у одного из них фамилия была — Татарин, а у другого — Пеший. Обычные и весьма распространенные фамилии, но в результате всех вышеизложенных обстоятельств на свет родилась нижепредложенная телеграмма:

ОТВЕЧАЯ ВАШ ЗАПРОС ПОВОДУ ИНЖЕНЕРОВ СВАРЩИКОВ ВЫСЫЛАЕМ ВАМ ПЕШЕГО ТАТАРИНА

А еще у них на работе был мужчина, носящий простую украинскую фамилию — Бать, и молодая симпатичная женщина с обычной армянской фамилией — Анхачикян. То ли они работали в одном секторе, то ли в одном отделе, но однажды случился не совсем простой и далеко не обычный диалог по телефону:

— Алло, позовите, пожалуйста, к аппарату Анхачикян.

— Ой, вы знаете, к сожалению, Анхачикян и Бать увезли на машине...

А еще у них там был общественный работник. Очень активный. Как-то раз он подошел к Сергею и сказал:

— Слушай, такое дело, ты вот человек одаренный, стихи даже, говорят, сочиняешь. Скоро у нашей Анны Ивановны — юбилей, надо что-нибудь присочинить, а у меня проблемы с рифмами. Давай так сделаем: я буду сочинять первую строчку, а ты вторую, ну в рифму значит. Я уже и начало придумал — Анну Ивановну мы знаем давно...

С тех пор у неразлучных братьев появилась новая увлекательная игра. Они сочиняли только нечетные строчки бесконечной поэмы про Анну Ивановну. Например: Анна Ивановна нам мать и отец... Или, наоборот, тоже хорошо: Анна Ивановна — отец нам и мать... Еще сильный был вариант: Анна Ивановна, ты нас не балуй... Или вот, лирическое отступление: без Анны Ивановны рутина и скука...

Великий Русский язык. Прости меня убогого, что я так издеваюсь над тобой. Ты — красивый и многогранный, а я уродливый и ограниченный. Я не знаю тебя, как хотелось бы мне, и потому боюсь тебя и уподобляюсь прыщавому юнцу, дергающему за косичку приглянувшуюся девицу.

Продолжение 2 части

Вернемся, однако, в 1992 год. Итак, Макар остался один на диком рынке развивающегося российского капитализма. Из товаров, имевшихся у него тогда в наличии, конкурентноспособным к реализации являлся лишь французский шампунь в наборе с кондиционером. Доблестный Генерал сложил тюбики с заморской продукцией в свой огромный старенький рюкзак и, заготовив рекламную речь, отправился в пеший поход, так как автомобиля у него тогда еще не было. Он примитивно обходил все подряд коммерческие ларьки, заглядывал в окошки и, растянув благожелательную улыбку на своем, осунувшимся от непомерной тяжести лице, радостно тараторил примерно следующее: