Этюд с натуры

— Петр Федорович?

— Да, я. Слушаю вас.

— Мы звоним из аэропорта. Только что прилетели из Архангельска. Пятеро нас. Понимаете, дома бураны, трое суток не могли вылететь, а завтра экзамен.

— Контрольные зачтены?

— Зачтены, зачтены! Но много непонятного, хотелось бы проконсультироваться. Заранее бы, но так получилось…

— Приезжайте, разберемся.

— Прямо сейчас?

— Конечно. Спать все равно не будете, так хоть с пользой для дела…

Прилетела из Ташкента Тамара Воробьева с больным ребенком. Определила девочку в Педиатрический институт, возвратилась расстроенная.

— Неутешительное врачи говорят? — посочувствовала Надежда Васильевна.

— С доченькой как будто благополучно. Подержат месяц на лекарствах, а потом операция… Но где мне эти полгода жить?

— Как — где? Поставим тебе раскладушку в Таниной комнате.

— Петру Федоровичу покой нужен, а я — посторонняя…

— Не выскажи ему подобное — обидится кровно.

И прожила Воробьева полгода, как у отца и матери. Уезжала — расплакалась:

— Вы мне как родные стали. Чем и отблагодарить — не знаю.

— Пусть дочка здоровой растет. Вот и вся благодарность, — ответил Жидикин.

Одна ли она помнит гостеприимство, радушие Петра Федоровича и жены его? Ирина Чедия поступила в аспирантуру, а ребенка оставлять не с кем. Привозила дочурку и доверяла Жидикину. Иной раз оглянуться нянька не успеет — выбралась малышка из ограждений, поползла, шлепая ладошками по полу. Он тоже по-пластунски за ней, догонял только на кухне. Так и присматривал, пока не устроила Ирина дочку в ясли.

Инженер Таня Хан из Мурманска рассказывает о своем первом знакомстве с семьей Жидикина:

— Лететь в Ленинград пришлось с двухлетним сынишкой. Самолет прибывает в аэропорт назначения в полночь. Коротать до утра приходится в зале ожидания. Посетовала на обстоятельства знакомой. Та в ответ: «Лети и не переживай. Вот телефон тебе. Это квартира нашего математика Петра Федоровича. Жену его зовут Надеждой Васильевной». — «Так просто и позвонить? — отвечаю я. — Здрасьте, я Таня Хан из Мурманска… Да ты в своем уме? Что подумают?» — «То и подумают, что тебе с ребенком деваться некуда. На меня сошлешься. Ты не знаешь, какие это люди! Иные только славословят о доброте: „Человек человеку друг и брат!“ — а сами двери на запор. Жидикины им полная противоположность. Я бы о таких по телевидению каждый день рассказывала. Да что я распинаюсь? Поезжай, сама убедишься».

Прибыла в Ленинград, не отважилась, конечно, поначалу набрать номер телефона, — людей в глаза не видела. Но сынишка… Звоню. Отвечает приятный мужской голос: «Здравствуйте, Петр Федорович вас слушает». И как-то легко мне говорить, куда и скованность девалась. Так и так, прилетела с ребенком из Мурманска, а переночевать негде. Друзья посоветовали вас побеспокоить. «Ваши друзья, значит, и наши друзья. Приезжайте, гостям всегда рады». По сей день неразлучны с Надеждой Васильевной, ее дочерью и зятем.

Жидикин работал в институте с упоением, будни и праздники обрели для него смысл. Он просыпался в добром настроении, умывался, завтракал, а в нем уже шел процесс деятельности. Мысленно прикидывал, что надо успеть за день, испытывал нетерпение. Если завтрак по выходным затягивался, Петр Федорович не выдерживал, извинялся:

— Вы, дорогие мои, чаевничайте тут… А я к своим тетрадкам. Ждут они меня, за ними, понимаешь, живые души.

Руководство факультета и кафедры доверило Жидикину работу и со студентами-иностранцами. Петр Федорович гордился, что его ученики успешно ведут практическую и научную деятельность в Монголии, Болгарии, Венгрии, Румынии. Со стороны институтского начальства к нему не было претензий, наоборот, на годичных собраниях и заседаниях его труд отмечали, ставили в пример. А получал Петр Федорович все те же полставки. Говорили с ним: неужели за двадцать лет работы нельзя разобраться и понять, что человек заслуживает за свой труд полное вознаграждение? Какое вознаграждение — оплата по труду, что полагается по закону. Жидикин испытывал неловкость.

— Потом… Сейчас на факультете новое руководство, а я со своим… Как-то неловко.

— Очень даже ловко! — настаивала врач Наталья Ивановна Моисеева. — Постоять за себя, Петр Федорович, не умеете!

— Трезво на вещи смотрю…

— В наше время, извините, это недостаток. Затопчут.

— Вот уж не думал, что скромность и достоинство излишни. Тут вы, голубушка, перегнули.

— Ну, хорошо, преувеличиваю. Но вы давно заслужили право на полную ставку! Давно! Уверена, получает кто-то ваши пол-оклада и не испытывает угрызений совести.

— Поговорю на кафедре… Через месяц. Сейчас все будет некстати…

И конечно, откладывал. Наконец поехали его сокурсники в институт, встретились там с новым деканом заочного факультета. Повели разговор, что Жидикин как преподаватель высшей математики справляется с обязанностями, делает больше других. Качество его работы не вызывает нареканий, успеваемость по предмету высокая.

— К Петру Федоровичу самое доброе отношение! — ответил Владимир Васильевич Карпов, удивленный неожиданным визитом. — Мы его ценим, уважаем.

— А оплачиваете труд недостаточно!

— Ставка — сто шестьдесят рублей, не так уж плохо.

— Ему начисляется полставки!

— Не может быть! Я проверю.

Узнав о визите в институт, Жидикин расстроился. По его убеждению, делать этого не следовало. Последнее время уделяет работе не столько сил и времени, как прежде.

Сдавал и впрямь на глазах. Болезнь одолевала. Бюллетени, правда, не брал, но машины «скорой помощи» дорогу к подъезду накатали, приезжали минута в минуту. Раны на спине не заживали, воспалялись и кровоточили. Петр Федорович не мог делать ничего, что не доставляло бы ему боли, не требовало физических усилий. Он боролся с одышкой, вбирая воздух открытым ртом и выдыхая, как при ингаляции. Случалось в последнее время задержание мочи, что крайне настораживало врачей. Они приезжали по вызову, облегчали муки. В последний раз прибегали к катетеру, озабоченно переговаривались между собой. «Может развиться сепсис», — уловил больной. — «Было уже, не испугаешь», — подумал Петр Федорович. Да и могло ли напугать?

— Удивительное дело, — пытался шутить Жидикин, — живой вот до этого места. — И провел ребром ладони по горло. — Остальная часть как бы отсечена. Не парадокс ли: я вижу свое мертвое тело.

Поражала его стойкость. Муки он испытывал каждодневно и ежечасно, но не впадал в уныние. Телефон связывал его с окружающим миром. Не в силах был сам позвонить — помогали жена или дочь, кто-то из них набирал номер. Семь жужжащих разворотов диска — Петр Федорович приподнимал голову и прикладывал к уху протянутую трубку. Приободрившись, ровным голосом говорил о делах.

Студенты звонили ему по давней привычке в любое время суток. Хвалились:

— Работа вам выслана. И с зачетами рассчитался!

Благодарили:

— Спасибо за советы. Письмо ваше получила вчера, прочла и засела за расчеты.

Предупреждали, чтобы не беспокоился:

— Перебрасывают наш вахтовый поселок за Полярный круг, в Харьягу. Открываем новое месторождение нефти. Обустройство площадки, установка буровой — все отнимет время…

— Не забывайте все же заглядывать в учебники. Упор прошу сделать на интегральные уравнения. Думаю, по учебнику Бермана вам будет легче разобраться в методах интегрирования.

Одни люди умирают мучительно, другие — скоропостижно. Многие желают для себя последнее, видимо, мучения и мысль быть кому-то обузой пугают. Жидикин умирал спокойно. Лишь чаще, чем когда-либо, напевал любимый романс «Выхожу один я на дорогу». Из комнаты доносился его хрипловатый голос: «Но не тем холодным сном могилы… я б желал навеки так заснуть, чтоб в груди дремали жизни силы, чтоб, дыша, вздымалась тихо грудь…»

Уход отсрочил на несколько лет внук. Его появление на свет вернуло Жидикину силы и продлило существование. Зять Борис пришелся Петру Федоровичу по душе. Петр Федорович очень ждал внука и, когда тот родился, неузнаваемо изменился, словно возвратился к годам, когда нянчил дочку. Внук радовал деда, тянулся к нему, улыбался на его голос. И эта улыбка преображала Жидикина, он добрел, становился терпимей и покладистей. Срывы, надо признаться, случались, когда боли донимали особенно. Петр Федорович никого не хотел видеть, холодно относился даже к Надежде Васильевне. А внук снимал напряжение, выводил из кризисного состояния.