Страница 79 из 85
— С карантина? Рыжик, я не имею никакого отношения к медикам, ты же знаешь, — Савельев ласково заправил рыжую прядку дочери за ухо. — Через положенный срок, после всех осмотров и анализов, людей выпустят. Я не помню точно порядок протокола для карантинов, но как-то так. А Кирилла, раз он сбежал, что ж… по головке его, конечно, не погладят, но мы посмотрим, что можно для него сделать…
— Папа, ты что?
Лицо Ники скривилось в гримасе ужаса и отвращения.
— Как ты можешь? Как?
Павел Григорьевич, недоумевая, смотрел на дочь.
— Кир, ты правда ему ничего не сказал?
Кир чуть повёл плечом.
— Тогда скажи! Говори прямо сейчас!
— Ника, да что такое? Я не понимаю, — Савельев переводил взгляд с дочери на Кира и обратно.
— Это я тебя не понимаю, — Ника покачала головой. — Я думала, ты другой. Справедливый. А ты! Тебе вообще никого что ли не жалко? Анна правильно говорила про тебя…
— Рыжик…
— Эти запертые люди на карантине пусть умирают, в Анниной больнице люди пусть умирают…
Ника отвернулась и снова заплакала. Павел Григорьевич попытался обнять её, но она оттолкнула его руку.
— Не трогай меня.
— Ника, давай обо всем спокойно поговорим дома, хорошо?
— Никуда я не пойду, пока ты людей не выпустишь. Там дети. Там у Кира родители… Ты сам всех запер, а теперь…
— Да что, чёрт возьми, происходит! — вспылил Савельев. — Кого я запер? Какой к чертям собачим карантин? Ну!
Он обернулся к Киру.
— Рассказывай!
— Ну, вы нас заперли на закрытом этаже… то есть по вашему приказу заперли всех контактирующих, так Егор Саныч сказал…
— Какой к чёрту Егор Саныч?
— В-в-врач наш, с этажа. Он сказал… — Кир запнулся, наткнувшись на искажённое гневом лицо Савельева.
— У тебя, парень, после встряски мозги совсем отшибло что ли?
— Давайте, Павел Григорьевич, мы ему ещё разок приложим, может, вправим, — засмеялся кто-то из парней разведотряда.
— Да вы что!
Ника бросилась к Киру, почти силком вытолкнула его на свет, уставилась в его лицо. Застыла на мгновенье, а потом протянула руку и дрожащими пальцами медленно провела по щеке, по разбитой губе.
— Кир…
— Да всё нормально, Ник, — он сморщился, попытался отвернуться. — Всё хорошо. И ничуточки не больно.
— Герой, — процедил Савельев. — Не больно ему… Вот что…
Он подошёл к Киру и Нике.
— Есть здесь, где присесть? Пошли. И всё мне расскажете. Про ваш… карантин.
***
Кравец лихорадочно соображал. Парень, о котором говорил Поляков, этот Кирилл Шорохов, тоже был из группы, отправленной на закрытый этаж. Он проверил два раза по спискам: ошибки никакой не было. Кирилл Шорохов, теплицы, шестой уровень.
— Вот же ж! — с губ сорвалось длинное ругательство.
Значит, парень какими-то путями добрался до верха. И более того, он знает Нику Савельеву, знает, где она. Это было невероятно. Совпадение или случайность из разряда фантастических, немыслимых, тех, что нельзя просчитать или спрогнозировать. Тут разве что, если повезёт, но Кравцу сегодня не везло.
Он выскочил в коридор, даже не дослушав до конца рассказ Полякова, и не успел — мальчишка уже уходил и не один, а в компании Веры Ледовской. Кравец едва удержался, чтобы не взвыть.
Куда Ледовская повела пацана? К Савельеву? К своему деду? Хотя это было примерно одно и то же, и парень в итоге попадёт туда, куда так стремился, если только ребята Ледовского не уделают его раньше времени — Кравец знал, как работают в этих кругах. Но главный вопрос, который его занимал сейчас, был не в этом. Главный вопрос — что делать ему, Антону? Предупредить Бориса? Ускорить выполнение приказа о ликвидации запертых на карантине? Что?
Кравец опустился на стул.
— Мне можно идти, Антон Сергеевич? — Поляков всё ещё торчал тут, у него.
— Иди.
Если предупредить Литвинова, что это ему даст? Лично ему — ничего хорошего. А вот плохого, пожалуйста. Борис запросто может повесить на него всех собак за карантин. Тем более, если люди будут уже мертвы.
Ну уж нет! Кравец снова вскочил на ноги. Это мы ещё посмотрим, кто и на кого что будет вешать. Так что пусть люди Савельева спускаются вниз. Пусть. Там их будет ждать он, Кравец, с отличными новостями. И с своевременно перехваченной бригадой зачистки.
Кравец улыбнулся. Кажется, пришло время сменить хозяина.
***
— Папа, ты правда к этому не имеешь никакого отношения, правда? — Ника, повиснув у отца на руке, заглядывала ему в лицо. — Ну скажи.
— Правда, рыжик. Не мешай.
— А кому тогда ты говорил: «будут сидеть там, пока не сдохнут»?
— Я такое говорил? Когда? — удивился Павел Григорьевич.
— Ну тогда, в тот день, когда к нам Анна приходила.
Савельев нахмурил брови.
— Не помню такого… А! Тогда? Это я про Шевчуковых остолопов говорил, которые мне вентиляцию на тридцати этажах чуть не угробили. Бездари косорукие. Вот этих-то и правда стоило где-нибудь запереть.
Чумазое лицо Ники расплылось в улыбке.
— Ну а теперь точно не мешайте мне. Надо эту проблему решить и как можно быстрее. Сейчас всё организуем. Отойдите пока в сторону, не путайтесь под ногами, — последние слова он бросил уже всем троим, Нике, Киру и Марку.
Они отошли в угол, присели, не сговариваясь, на старый диван, тот самый, на котором Кир провёл свою волшебную ночь.
Пока Савельев отдавал приказы, с кем-то связываясь по рации, хмурясь, ругаясь, то меряя шагами комнату из угла в угол, то останавливаясь посередине, слушая невидимого собеседника, ребята шёпотом обменивались новостями. Главным образом говорил Кир, потому что Нику и Марка очень интересовало, как ему удалось добраться до Никиного отца. Кир передал им свой разговор с Сашкой, стараясь при этом не смотреть на Нику и отчаянно боясь, что его слова причиняют ей боль. Потом рассказал о своей встрече с Верой, и о том, как она ловко обвела его вокруг пальца.
— Это Верин дед тебя так разукрасил? — шёпотом присвистнул Марк.
— Ну не сам, конечно. Но я бы на твоём месте сто раз подумал, встречаться с этой девчонкой или нет, — поддразнил он Марка.
— Эй, ребята, — Павел Григорьевич бросил на них сердитый взгляд. — Потом наговоритесь. Успеете ещё.
Они разом притихли.
Ника сидела рядом, и Кир чувствовал, как она напряжена. «Наверно, переживает из-за этого гандона», — думал он. Кирилл хотел ей сказать что-нибудь ободряющее, не про Сашку, а вообще, но вспомнил, как на них шикнул её отец. Он бросил украдкой взгляд в сторону девушки, а она, словно угадав его движение, тоже повернула голову. Их глаза встретились.
Даже в этом полутёмном помещении, освещаемом только светом ручных фонариков, в мире, где большинство людей живут как кроты, потому что никакому солнцу не достучаться через мутные, покрытые столетней грязью окна, даже в этих потёмках Кир видел смешливых солнечных зайчиков в её глазах. И эти зайчики весело скакали, подмигивали ему, перепрыгивали на её кудряшки и её веснушки, рассыпавшиеся по грязным щекам и маленькому, чуть вздёрнутому носу. Он осторожно накрыл её ладонь своею и нежно провёл пальцами по тонким пальчикам девушки, не отрывая глаз от почти прозрачного фарфорового лица, и солнечные зайчики в её глазах запрыгали ещё сильнее…
— Марк, тебя сейчас отведут домой, не спорь, один не пойдёшь. Кирилл, ты с нами…
— Я тоже! — Ника вскочила и встала рядом с Киром, упрямо сдвинув брови.
Павел Григорьевич посмотрел на дочь. На его лице отразилась смесь нежности, тревоги и сомнений.
— Ладно, — вздохнул он. — Тебя ведь всё равно не переспоришь. Небо ты моё… стеклянное.
На закрытом уровне было полно народу. Военные, врачи. Белые халаты мелькали среди камуфляжа. Из центра этажа доносились голоса.
Кир заметил группу людей, одетых в странные костюмы — такие он видел, наверно, только в кино. Кажется, их надевают для противохимической защиты или ещё что-то в этом роде. Группу эту оттеснили к одной из стен несколько военных с автоматами.