Страница 3 из 85
— Да там нечего делать на этих этажах, — нахмурился Сашка. — Там электричество отключено и вентиляция тоже.
— Не, вентиляция не может быть отключена, — засомневался Лёнька Фоменко.
— Да какая разница, — перебил его Марк. — Всё равно туда не попасть. Там охрана — прямо звери, я вам говорю…
Со зверями им столкнуться не пришлось, потому что, не доходя до следующего КПП, они свернули к одному из грузовых лифтов, который довёз их прямиком до четырнадцатого этажа.
— С людьми надо уметь договариваться. Это тебе не над учебниками корпеть, — привычно поддел Марк Сашку, который, чем ниже они спускались, тем больше хмурился.
На четырнадцатом этаже, где находились выходы и спуски на воду с подъёмниками, размещались в основном судоремонтные цеха и ещё что-то (что, Ника не знала). Марк, ловко ориентируясь и здороваясь чуть ли не с каждым встречным, провёл всю компанию к каким-то складским помещениям с лодками, снастями, тросами и прочими причиндалами.
Потом они терпеливо ждали, пока Марк договаривается со «своим» человеком.
«Своим» человеком оказался крепкий старик с хитрыми бегающими глазками. Нике он не понравился. Старик называл мальчишек ребятушками, а девчонок — девчулями, и всё-то у него было такое ласкательно-округлое: лодочка, дверочка, вороточки, тросики, вёслушки — что, слушая его, становилось сладко и приторно во рту.
— Нормальный мужик, во такой! — уверял всех Марк.
Но у Ники были сомнения.
«Нормальный мужик» взял с них нехилую плату.
Уже в лодке Марк объявил, что с каждого причитается по две сотни.
— Отдадите потом, когда вернёмся, — сказал он.
— Две сотни! — возмутился Сашка. — Нехило так. За такую-то ржавую посудину.
Вера презрительно фыркнула.
— Сам ты ржавая посудина, — огрызнулся Марк. — Лодка — капец просто какая здоровская. Сто лет плавала и ещё столько же проплывёт.
— Так что, так можешь и передать своему Сашеньке, — ещё раз повторил Марк.
Ника хотела возразить, что никакой он не её Сашенька, но не успела. Сашка, словно подслушав, материализовался наверху.
— Ребята, вот вы где, мы вас везде и… — Сашка осёкся на полуслове.
Глаза его, прикованные к сидящей на самом краю платформы Нике, округлились.
— Ника! Отойди немедленно от края! Ты что, с ума сошла! — заорал Сашка. — А ты!
Он набросился на Марка. Его лицо покраснело — как и большинство блондинов Сашка краснел быстро, вспыхивал до корней волос, теряя разом половину своей привлекательности.
— А ты тоже хорош! Ты хоть понимаешь, как это опасно! Здесь вообще всё рушится прямо под ногами, а ты сам сюда припёрся и Нику притащил!
— Никто меня сюда не притаскивал! — попыталась встрять Ника, но напрасно.
Сашку уже было не остановить. Да и Марка тоже. Махнув рукой, Ника поднялась и стала спускаться вниз, пусть собачатся вдвоём, если им так хочется.
Обратно плыли молча. Марк и Сашка обиженно пыхтели, один на носу, другой на корме; братья Фоменки, шумно сопя, гребли; Вера делала вид, что Ники вообще не существует, и только Оленька безуспешно пыталась всех расшевелить.
А на входе в Башню их ожидал ещё один сюрприз.
Их куратор, Зоя Ивановна, собственной персоной. За спиной Зои Ивановны суетился «свой» человек.
Глава 2
Глава 2. Сашка
— Да-а-а, от тебя, Поляков, я такого не ожидала.
Зоя Ивановна буравила Сашку своим фирменным немигающим взглядом. Умела держать жертву, что и говорить. Из малышни мало кто выдерживал такую обработку — сдавали и себя, и товарищей с потрохами, но к старшим классам вырабатывался кое-какой опыт, и уже не всегда финальный счёт был в пользу классной дамы.
Сашка сидел в кабинете Зои Ивановны. Жалюзи окон, ведущих в коридор, их куратор не опускала, не имела такой привычки, и поэтому все, кто проходил мимо, таращились на очередного виновного, распекаемого Змеёй (кличка у Зои Ивановны была неоригинальной), то есть в данном случае на Сашку.
— Я понимаю — братья Фоменко. Или Шостак. Но ты, Поляков, как ты мог?!
Да если бы Сашка знал! Он сам сотню раз задавал себе тот же самый вопрос. Какого чёрта он вообще потащился на эту заброшку? И причём именно сейчас. Накануне распределения. Накануне собеседования. И ведь знал же, пятой точкой чувствовал, что ничем хорошим это не закончится, и вот! Хорошо Фоменкам, с них всё, как с гуся вода, и в этот раз с рук сойдёт — Сашка даже не сомневался. Или Шостак. Шостака дальше моря не сошлют, а это именно то, о чём этот идиот бредит чуть ли не с пелёнок. Девчонок родители отмажут — у одной только Ники отцу стоит лишь слегка глянуть, и вся школьная администрация по стойке смирно встанет, а у него, Сашки, нет таких родителей. Некому его отмазывать. Оттого Змея и распекает сейчас именно его, отпустив остальных по домам.
Сашка зло сжал кулаки.
— Знаешь, что здесь, Поляков? — Зоя Ивановна потрясла перед Сашкиным лицом увесистой папкой. — Здесь твоё досье. Твоя характеристика. И рекомендация, которую я…
Зоя Ивановна звонко выделила «я» голосом.
— …лично я составляла. Чтобы тебя, Поляков, взяли в административное управление Башни!
Сашка почувствовал, как кровь отливает от лица. Не то чтобы это заявление, которое Змея так торжественно озвучила сейчас, было для него чем-то новым, напротив, Сашка ждал именно его. Ждал и одновременно боялся, что этого не случится.
Учёба не давалась ему так же легко, как всем остальным из их компании. У Саши Полякова не было феноменально-цепкой памяти, как у Марка, или острого математического ума, как у братьев Фоменко, но у него было другое: способность методично и уверенно идти к поставленной цели. А цель у него была одна — подняться. Причём подняться не фигурально, а именно буквально — на верхние уровни Башни, где небо заглядывает в окна. Сашка, родившийся и выросший на шестьдесят пятом этаже, среди работяг, испокон веков селившихся ближе к производству, которое было тут же рядом — буквально ещё с десяток этажей вниз, прекрасно осознавал разницу между нижним и верхним мирами. Это пусть лохам внушают про «все люди братья и сестры, каждый член нашего общества значим, каждый уровень Башни вносит посильный вклад в общее дело» и бла-бла-бла. Уж ему-то об этом втирать не надо. Вклад-то, может, и посильный, а вот награда — разная.
Конечно, сейчас Сашке уже не грозило отправиться работать в цеха, теплицы или на фермы. Это удел неудачников, едва допинавших обязательные семь классов, всех этих тупиц, которые мнили себя королями у них на шестьдесят пятом, а на деле ничего из себя не представляли. Закидывались холодком, кустарным наркотиком, да лапали девок — вот и вся доблесть.
Перейдя в старшие классы Сашка старался реже бывать дома, у родителей. Друзей там у него никогда не было, а местные гопники по-прежнему, как и в детстве не давали проходу, инстинктивно, чутьём мелких хищных зверёнышей чувствуя его слабость.
Перед Сашкины глазами всплыло красивое лицо одного из них — Кирилла Шорохова, тонкое, нервное, с наглым прищуром чуть раскосых глаз и красиво очерченным ртом в вечной кривой ухмылке. Кирилл с родителями жил через три отсека от них, был года на два старше и уже работал где-то в теплицах. Сашка едва ли мог объяснить самому себе, откуда у него возникла эта странная неприязнь к парню, с которым он за всю свою жизнь едва ли перекинулся парой слов. Шорохов или Шорох, как того называли дружки, такие же обдолбанные придурки, был для Сашки существом из другого измерения. Но их матери дружили. Когда Сашка закончил седьмой класс, мать зачем-то потащила его к Шороховым, хвасталась Сашкиным аттестатом. Шорохов-старший уважительно похлопал Сашку по плечу:
— Молодец, парень! Не то что мой…
В его словах сквозила грусть и затаённая зависть, но Сашка на какой-то миг почувствовал себя счастливым от того, что этот немногословный, строгий человек преклоняется перед его достижениями. И почти одновременно Сашка поймал острый, как бритва, полный неприязни и плохо скрываемого презрения взгляд Кирилла.