Царь Гильгамеш (сборник)

— С особой интенсивностью?

Я кивнул.

— Верьте ей, — сказал Карваджал. — Другие — фантомы. Они скоро перестанут вас беспокоить. Эти представления возникают вследствие лихорадочных иллюзорных чувств. Они колеблются и расплываются в конце. Если вы близко вглядитесь в них, пронзите их взором, то заметите пустоту за ними. Скоро они исчезнут. Прошло тридцать лет с тех пор, как такие видения беспокоили меня.

— А видения Куинна? Они тоже фантомы из какой-то другой временной линии? Я помог впустить монстра в эту страну или просто вижу плохие сны?

— У меня нет способа ответить на этот вопрос. Вам нужно просто ждать и смотреть, учиться очищать ваши видения, и снова смотреть и оценивать очевидность.

— И вы не можете дать мне каких-либо более точных предложений, чем эти?

— Нет, — сказал он. — Невозможно.

Прозвенел звонок.

— Извините меня, — сказал Карваджал.

Он вышел из комнаты. Я закрыл глаза, позволил поверхности какого-то незнакомого тропического моря расплескаться в моем мозгу; теплая соленая вода обнажила всю память и всю боль, заравнивая острые места. Я сейчас воспринимал прошлое, настоящее и будущее равно нереальными: обрывки тумана, перемещение пятен неяркого света, отдаленный смех, приглушенные голоса, произносящие фрагменты предложений. Где-то игралась пьеса, но меня на сцене больше не было, не было и среди зрителей. Время остановилось. Возможно, случайно я начал ВИДЕТЬ. Я думаю, резкие серьезные черты лица Куинна колебались передо мной в ослепительных синих и зеленых вспышках, я, должно быть, видел старика в больнице и вооруженных людей, движущихся по улицам. И были виды миров над мирами, еще не рожденных империй, пляска континентов, инертных созданий, ползущих по огромной оболочке опоясывающего планету льда к концу времени.

Затем я услышал голоса в прихожей, кричал какой-то человек, Карваджал спокойно объяснял, отрицал. Что-то по поводу наркотиков, обман, сердитые обвинения. Что? ЧТО?! Я выбрался из тумана, окружающего меня. Напротив Карваджала у двери стоял низенький веснушчатый человек с дикими голубыми глазами и нечесаными рыжими волосами, незнакомец сжимал ружье странного старого образца, возбужденно размахивая им из стороны в сторону. «Груз — продолжал он кричать, — где груз, который вы пытались стащить?» Карваджал пожимал плечами, смеялся, качал головой, и тихо говорил, стараясь успокоить его, что это ошибка, просто что-то перепутано. Карваджал сиял. Казалось, вся его жизнь шла и формировалась для этого момента изящества, этого богоявления, этого смущенного и комичного диалога у двери.

Я выступил вперед, готовый сыграть свою роль. Я разработал для себя линию поведения. Я скажу: «Спокойно, парень, перестань махать своим ружьем. Ты ошибся местом. У нас нет наркотиков». Я видел себя уверенно продвигающимся к незванному гостю, говоря: «Почему бы тебе не успокоиться, не отложить ружье, не позвонить своему боссу и все выяснить? Потому что иначе ты окажешься в тяжелой переделке, и…» Продолжая говорить, замаячу перед веснушчатым коротышкой с ружьем, спокойно дотянусь до ружья, выверну его из его рук, прижму к стене…

Неверный сценарий. Правильный сценарий предписывал мне ничего не делать. Я это знал. И я ничего не сделал.

Человек с ружьем посмотрел на меня, на Карваджала, опять на меня. Он не ожидал, что я появлюсь из гостиной, и не знал, как реагировать. Затем постучали в дверь. Мужской голос из коридора спрашивал Карваджала, все ли у него там в порядке. Глаза человека вспыхнули страхом и недоумением. Он отскочил от Карваджала, прижимая к себе ружье. Раздался выстрел, почти случайный. Карваджал начал падать, сползая по стене. Человек метнулся мимо меня к гостиной. Помедлил там, дрожа, почти падая от страха. Он выстрелил снова. И третий раз. Затем он вдруг бросился к окну. Я стоял как замороженный. Наконец я начал двигаться. Слишком поздно. Непрошенный гость выпрыгнул из окна, вниз по пожарной лестнице, скрылся на улице.

Я повернулся к Карваджалу. Он упал и лежал у входа в гостиную, неподвижный и молчаливый, глаза открыты, еще дыша. Его рубашка пропиталась кровью на груди. Вторая струйка крови бежала по его левой руке. Третья рана, странно аккуратная и маленькая, была в голове, прямо под скулой. Я подбежал к нему, схватил и увидел, что его глаза стекленеют. И мне показалось, что он засмеялся прямо в конце маленьким легким смешком. Но может быть, это моя собственная трактовка сценария, маленькое легкое исправление сцены. Итак. Итак. Свершилось наконец. Как спокоен он был, как принимал все, как рад был покончить с этим. Так долго репетируемая сцена, наконец, сыграна.

44

Карваджал умер двадцать второго апреля 2000 года. Я начал писать это в начале декабря, за несколько недель до действительного начала двадцать первого века и старта нового тысячелетия. Наступающее тысячелетие застанет меня в этом неизвестно кому принадлежащем доме, в этом неустановленном городке в северном Нью-Джерси, управляющим подпольно, Центром Стохастических Процессов. Мы находимся здесь с августа, когда завещание Карваджала было официально утверждено, и я объявлен единственным наследником его миллионов.

Конечно, здесь, в Центре, мы не очень-то занимается стохастическими процессами. Местечко маскируется под этим названием. Мы здесь не столько стохасты, сколько постстохасты, мы переходим от манипулирования возможностями к определенности второго взгляда. Но я считаю, что мудро быть не слишком уж искренним по этому поводу. То, чем мы занимаемся — более-менее определенный вид колдовства. И самый большой урок, который следует извлечь из пока еще не завершенного двадцатого века, что если вы собираетесь заниматься — колдовством, называйте его как-нибудь по-другому. «Стохастический» — это название имеет приятное псевдо-научное звучание, создает необходимую маскировку, вызывая в воображении взвод бледных молодых исследователей, закладывающих данные в компьютеры.

Пока нас только четверо. Придет больше. Мы здесь постепенно разрастаемся. Я нахожу новых последователей по мере того, как в них появляется необходимость. Я уже знаю имя следующего, и знаю, как склонить его присоединиться к нам, и в нужный момент он придет к нам, так же, как пришли и эти трое. Шесть месяцев назад я был незнаком с ними, сегодня они мои братья.

То, что мы строим здесь — это община, братство, коммуна, приход или, если хотите, банда провидцев. Мы расширяем и очищаем возможности нашего видения, устраняя неясности, обостряя восприятие. Карваджал был прав: у каждого есть дар. Его можно разбудить в любом человеке. В вас. И в вас. И так мы распространяемся, предлагая руку другому. Спокойное распространение религии постстохатизма, неспешное приумножение количества тех, кто ВИДИТ. Это будет медленно. Опасно. Мы будем подвергаться гонениям. Приходят трудные времена, но не только для нас. Мы все еще должны пройти через эру Куинна. Эру, которая мне знакома, как другие факты истории, хотя она еще не началась: он будет помазан на выборах через четыре года. Но я ВИЖУ дальше выборов, вижу перевороты, которые последуют за ними, беспорядки, боль. Но ничего. Мы переживем режим Куинна, как мы пережили Сарданапала, Атиллу, Чингиз Хана, Наполеона. Облака предвидения уже разошлись и мы ВИДИМ за наступающим мраком времена восстановления.

То, что мы создаем здесь — это союз, посвятивший свою деятельность уничтожению неопределенности, абсолютному исключению сомнений. В конечном итоге мы приведем человечество в тот мир, где ничего не будет делаться наугад, не будет ничего неизвестного, все предсказуемо на любом уровне от микрокосмического до макрокосмического, от скачков электронов до движения галактических туманностей. Мы научим человечество ценить сладкий комфорт предопределенности. И на этом пути мы уподобимся Богам.

Богам? Да.

Послушайте! Ведал ли Иисус страх, когда центурионы Пилата пришли за ним? Он плакал по поводу своей смерти, стенал по поводу сокращения своего служения? Нет, нет он спокойно шел, не выказывая ни горя, ни страха, ни удивления, следуя сценарию, играя назначенную ему роль, безмятежно уверенный, что все, что случится с ним — часть предопределенного, необходимого и неизбежного плана.