Страница 30 из 54
Перемена пролетела как-то слишком быстро, толком не успели ни о чем поговорить. Мы пошли на консультацию по общей механике. Следующие два часа разбирали экзаменационные вопросы по математике и уже потом поехали к Ольге.
Князь дожидался нас, я это понял, увидев верхушку его виманы за яблонями в саду. И когда мы вошли в дом, дворецкий поприветствовал нас и сразу предупредил:
— Борис Егорович сказал, сразу к нему, — он указал взглядом на лестницу в сторону его кабинета. И добавил для Ольги тише: — Очень суровый. Прямо туча.
Еще в школе, после того как Ольга сообщила мне об этом неожиданном приглашении на разговор с ее отцом, я догадывался, что речь пойдет о «Сириусе» или каких-то вещах, связанных с ним. Сейчас эти догадки лишь укрепились. Мы с Ольгой подошли к двери в его кабинет, высокой, покрытой аккуратной резьбой. Оля постучала и открыла дверь.
— Здравия желаю, ваше сиятельство, — войдя, я отпустил князю легкий поклон.
— Проходите, проходите, — он махнул рукой, указывая на диван. И сказал роботу-уборщику: — Эрик, выйди, пожалуйста.
— Есть, ваше сиятельство, — отозвался «Эрнест-104», зажужжал, объезжая огромный стол, и покатил к выходу.
Затем повисла тишина, Борис Егорович подошел к окну и с минуту смотрел в сад.
— С обедом чуть повременим, — наконец произнес он, не поворачиваясь. Открыл створку окна шире, впуская шелест листвы — сегодня было ветрено. — В общем, тревожные дела, — сказал князь. — Ни сегодня, ни завтра Дениса Филофеевича наследником не объявят. Глория увезла императора в резиденцию на острова. И все бы хорошо, Филофею Алексеевичу в его возрасте такой отдых на пользу, но есть сведения, что англичанка кое-что замышляет. Левадный даже высказал мысль, что император может со Средиземноморья не вернуться.
— В смысле, пап, не вернуться? — удивление Ольги было так велико, что ее голос дрогнул: — Денис как-то говорил, что отца пытались отравить. Ты сейчас об этом?
— Такие риски имеются. Это возможно, тем более ты сама знаешь, что попытка покушения на императора была и ни одна, — Ковалевский подошел к столу, выдвинул ящик и достал красивую коробку с карибскими сигарами.
— Но смысл? Ты же сам говорил, что есть тайный указ, по которому престол переходит к Денису в случае смерти Филофея Алексеевича, — напомнила Ольга.
— Верно. Раньше Глория об этих документах не знала, теперь знает. А раз так, то возможно у нее есть какие-то решения на этот счет. Например, в случае смерти императора, она знает способ, как получить пакет с этими указами и распорядиться ими по своему усмотрению, например, просто уничтожит неугодные ей. Глория достаточно хитра, чтобы продумать все нюансы и необдуманных шагов она не сделает. Заметьте, я не утверждаю, что будет именно так с указами. Мы все теряемся в догадках, но грядет нечто очень серьезное — это уже понятно по суете вокруг Глории в эти выходные. И это еще не все. Встает очень важный вопрос о «Сириусе». Из-за этого я вас и собрал, — князь взял сигару, разворачивая ее, зашелестел тонкой фольгой. — Доложили, что Козельский собирает сведенья о «Сириусе» и всех причастных к проекту. Он в воскресенье пол дня пробыл у Глории. Вместе с Урочеевым, Самгиным, еще некоторыми нашими недругами. Что-то старательно обсуждали. Увезти из Москвы императора, конечно, их идея. Имеются подозрения, что им очень важно выиграть время. И есть догадки, что наш проект «Сириус» они могут подать императору в очень неприятном свете, тем более Филофей Алексеевич очень не любит, когда подобные вещи, касающиеся армии, большой политики, делаются без его ведома.
— Они могут подать это как заговор, — высказал предположение я.
— Именно! Тогда Филофей Алексеевич, наоборот, выгоден им живым, чтобы он сам мог это все осудить со всей императорской строгостью. Вернее, со всем гневом, — князь прикурил, выпуская густое облачко табачного дыма. — К сожалению мы пока не знаем их замысел даже в общих чертах. Есть наши люди в ведомстве Козельского, и кое-кто возле Глории, они пытаются прояснить, в чем их задумки и как они собираются все провернуть. Но уже ясно, что если они добьются успеха, то Денис Филофеевич может не взойти на престол и для «Сириуса» будут катастрофические последствия. Как и для многих из нас.
— Борис Егорович, вы сказали, что им нужно выиграть время. А до какого числа Глория увезла императора из Москвы? — спросил я и, набравшись наглости, тоже достал сигарету. — Позвольте закурю?
— Кури. Вроде как до двадцать восьмого — то есть понедельника. Но думаю, в силах англичанки сдвинуть эти сроки. При необходимости императрице будет несложно уговорить Филофея Алексеевича задержаться на день-другой, — Ковалевский тяжело опустился в кресло.
— Ваше сиятельство, полагаю, то же самое время, которое пытается выиграть Глория со своими людьми, может быть полезно и нам. Если у вас есть такая возможность, узнаете, что именно они замышляют и какими сведениями по «Сириусу» располагают, — попросил я хотя столь очевидные вещи можно было не говорить. Сказал я это, чтобы дать понять князю, что я в этой ситуации не буду сторонним наблюдателем и постараюсь найти способ помочь им. — Я так понимаю, именно «Сириус» станет их козырной картой. Мол, заговор за спиной императора, подготовка к дворцовому перевороту. Хотя как же это нелогично, даже глупо звучит, на фоне того, что Денис Филофеевич без пяти минут цесаревич, — я прикурил.
— Вот именно. Как-то это очень глупо с их стороны, пап, — согласилась Ольга.
— Бывает так, что в глупость скорее верят, чем в разумные доводы. Особенно, если эту глупость правильно преподнести. А Глория это умеет делать очень хорошо. Я вот хотел сказать вам двоим: о «Сириусе» вам следует забыть. Забыть по крайней мере на время. До тех пор, пока ситуация не разрешится в нашу пользу. Хотя теперь уверенности в последнем нет. Если кого-то из вас будут опрашивать люди из императорской канцелярии, говорите, мол ни о каком «Сириусе» толком не знаете, слышали что-то такое в разговорах, но не более того. Это серьезно, очень серьезно, понимаете? — князь строго посмотрел на Ольгу, потом на меня. — И я очень не хочу, чтобы под ударом оказался кто-то из вас. Вы слишком молоды, чтобы пострадать за такие обвинения.
— Пап, это серьезно и очень горько, если действительно у них что-то получится. Даже не знаю… Не представляю, что тогда будет. Это же ты под угрозой в первую очередь. Ты, Лапин и Трубецкой, да? — взволновано спросила Ольга. — Надеюсь, мама об этом не знает?
— Нет. Ей ничего не говори, — Борис Егорович затянулся сигарой и отвернулся к окну. — Маме ни в коем случае!
С минуту мы молчали, Оля нервно теребила в руках край платья.
— Я постараюсь, что-нибудь придумать, — сказал я, при этом Ковалевский с удивлением повернулся ко мне. — В вы, Борис Егорович, постарайтесь выяснить поскорее все что возможно по этой ситуации, — повторил я прежнюю мысль. — Важно выяснить, что именно они замышляют и как хотят это провернуть. Как только будет ясно, сразу сообщите мне: вызовите к себе или передайте Ольгой. Вы, ваши сиятельство, поймите, что у меня, как мага тоже имеются кое-какие возможности, и я могу вам быть очень полезен, но для этого мне нужна конкретика. Теперь позвольте несколько слов о хорошем. Надо же поднять настроение, Борис Егорович, — я улыбнулся, стараясь этим прикрыть тревожную для всех тему. — Во-первых, работу со схемой синхронизатора я заканчиваю. Быть может уже завтра доделаю и передам инженерам Голицына, сообщите это царевичу. Во-вторых, есть кое-какие подвижки по переводу Свидетельств Бархума. Но здесь мне нужно больше времени, — я все же надеялся вернуть украденные пластины — надавить на Геру в этом вопросе, когда она снова станет собой.
— Это хорошо, Сань. Денису Филофеевичу передам. Сегодня же буду у него. Кстати, по твоему британцу, все уже решилось, документы готовы. Можно сказать он теперь наш человек, имперский, — без особой радости сообщил Ковалевский.