Иномир и Мила

Но тот ничего не ответил. С прищуром посмотрел на Милу, и так от его взгляда неприятно стало, что она поежилась. А затем он резко свел брови и загоготал:

— Ты та дрянная девка, из-за которой все это и произошло. Ты в озере должна была утонуть…

— А ну следи за языком, — грубо произнес Иномир, приставив меч к его горлу. — Думаю, что даже деревяшке не хочется быть обезглавленной? А ну отвечай, что здесь произошло?

— Черный дух не простил, что мы эту девку к нему не привели, — уже спокойнее ответил Старейшина, но глаза его недобро заблестели.

— Продолжай, — твердо ответил Иномир, не убирая и только сильнее прижимая меч к его горлу.

— Черный дух тогда пришёл и был так страшно зол на нас, что наслал свое ужасное наказание. За одну ночь здесь лес вырос, все разбежались, а я остался… И мне была уготована иная плата…

— Вы сами виноваты, что решили легкой жизни искать. Если урожая здесь не было, уходить надо было и бросать свои убогие избы.

— Убогие избы? Убогие избы! — разозлился Старейшина. — Я знаю, что ты матери не родной, я знаю, что ты в лесу хотел тогда спрятать. Я Черному духу все про тебя рассказал. Он и тебя заберет. И девку твою проклятую! — продолжал ругаться Старейшина, вырываясь из пут. — Он все равно тебя получит… И тогда все станет, как раньше…

Вороны взмыли в воздух с громким карканьем. Лицо Старейшины стало приобретать нечеловеческие черты. Изо лба прорастали, словно ветви, рога, рот широко открылся, и в него стали заползать корни. Он издал ужасающий вопль и попытался дотянуться до Милы. Она отшатнулась, а Иномир поднял высоко меч, размахнулся и ударил по его руке. Но та вдруг задеревенела, как и сам Старейшина.

— Не бойся, — произнес Иномир.

— А я и не боюсь, — твердо ответила Мила и перевела взгляд на лес. — Пойдем лучше, нам надо идти к Зловещему озеру. Так и хочется поскорее убраться отсюда. — Она посмотрела на Иномира, но его взгляд был очень грустным и обращен совсем в другую сторону.

— Я бы хотел проститься с домом, — вздохнул он.

— Конечно, — кивнула Мила.

На вершине холма, всегда стоявшая на отшибе, его старая изба оказалась цела. Но была покрыта корнями деревьев: они обвили её стены, почти дотянулись до дверей. Иномир вставил факел в землю и со скрипом открыл дверь. Помещение оказалось совсем маленьким, даже меньше, чем в доме, в котором они вместе жили рядом с Забытой харчевней. На одной из стен было единственное крошечное окно, через которое проникал слабый свет. Потолок в избе был низким, и Иномиру приходилось наклонять голову, чтобы не удариться о деревянные балки. В комнате не было кроватей, зато стояли две простых лавки, а между ними находилась печь и рядом небольшой столик. Выглядело все очень просто и бедно.

— Ну вот как-то так я и жил, — виновато произнес Иномир.

— Здесь очень уютно, — ответила Мила, войдя в избу.

— Сама знаешь, меня мама одна воспитывала. Я ей всегда хотел дом большой построить, хозяйство завести, но не сложилось… А потом, когда я у разбойников был, и еще позже — на службе у князя, монет у меня много было. Пытался ей передавать с надежными людьми, но они всегда возвращались обратно. Думал поначалу, может, она обиделась на меня, что я ее оставил, но мне передавали ее слова, что мне нужнее. Так и прожила всю свою жизнь в этой бедной избе…

Мила увидела, как на его лице залегли глубокие морщины.

— Прости, — она погладила его по руке, — все же ты ради меня оставляешь свой мир, свой дом и своих друзей. И собираешься со мной уходить в совсем чужое для тебя место.

— Ничего, все в порядке, — произнес Иномир, поджав губы, и стал ходить по избе, заглядывая в берестяные короба, которых в доме было немного. Один из них, совсем маленький, положил на стол и открыл крышку. Мила заглянула внутрь и улыбнулась.

— Иномир, это твои игрушки? — В коробе лежали палочки с вырезанными ножом лицами, несколько камней, а на дне оказалась деревянная фигурка медвежонка.

— Оставь медведя-воеводу, — недовольно произнес Иномир, забрав игрушку из ее рук.

— Медведя-воеводу? — ухмыльнулся Мила, а он ещё больше обиделся и осторожно положил игрушку себе в карман.

Ей стало стыдно, а затем на губах появилась улыбка. И так ей вдруг смешно стало, что она громко и звонко рассмеялась в этом злом и темном месте. Щеки Иномира раздулись только сильнее, но вдруг он тоже улыбнулся и залился радостным смехом. Мила прикрыла рот ладошкой, даже слезы выступили на глазах. Она подошла к нему, крепко обняла и прикрыла глаза.

— Думаю, что брать мне здесь больше нечего, да и делать тоже, — тяжело вздохнул Иномир.

Но когда вышли, Иномир остановился, взглянул на избу и, немного постояв, взял факел. Мила с грустью поняла, что он собрался сделать. Встала рядом, положила руку на его спину и подбадривающе погладила.

— Тебе не обязательно этого делать, — произнесла она.

— Нет, я должен, — твердо ответил Иномир и факелом поджег толстый корень. Тот на удивление, несмотря на снег, засвистел и начал быстро гореть, оставляя черную пыль.

Огонь пошел дальше и совсем скоро добрался до избы. Та вспыхнула, как сухой лист. Иномир смотрел на огонь, а Мила на него. Она не отпускала его руки и представляла, как же ему сейчас тяжело. Пожар по корням пошел дальше, и вся деревня начала гореть, послышался свист, и изваяние со Старейшиной тоже вспыхнуло. Иномир тяжело вздохнул, и они отошли к границе совсем уж густого леса, где переминаясь с копыта на копыто стоял Белогрив. Иномир взял его за поводья, но тот встал и не хотел никуда идти. И сколько бы он его ни дергал, тот даже с места не сдвинулся.

— Ну что за упрямый конь, — пробурчал Иномир.

И пока он ругался, Мила по грустному взгляду коня и по его опущенной голове все поняла. Она осторожно подошла к ним с потяжелевшим сердцем, положила руку на морду Белогрива и постаралась сдержать слезы.

— Иномир, — тихо произнесла она. — Он же с нами прощается.

— Да не неси чепухи, — ответил он, продолжая его тянуть, а тот все стоял.

Иномир нахмурился, перевел взгляд с нее на Белогрива и обратно. А затем, тяжело вздохнув, покачал головой.

— Ну, друг мой, значит ты здесь решил остаться, — обратился Иномир к коню.

Мила отошла, оставила их вдвоем, вытерла рукавом слезы и, глядя на снег, стала ждать, когда и ее время прощаться настанет.

— Хороший мой Белогрив, ты так много нам помогал, — протянула она, а на сердце так тяжело, так грустно стало, что она поцеловала его и приложила лоб к его морде.

Мила обернулась на Иномира — в его глазах тоже стояли слезы. Он громко шмыгнул носом, расседлал Белогрива, перевесил маленькую котомку на плечо и похлопал Белогрива по боку.

— Ну иди, — произнес он, — найди себе нового хозяина и замечательный дом.

Белогрив посмотрел на них с грустью, на прощанье фыркнул, развернулся и медленно пошел прочь. Мила не выдержала, опустила плечи и в голос заплакала.

— Пойдем, — Иномир подошел к ней и приобнял. — Пора вернуть тебя домой.

Пробираться через высокий снег в лесу было очень тяжело. Иномир шел впереди, а она за ним. Низкие сухие ветви елей скрывались в сугробах. Только припорошенные зеленые ветви торчали в разные стороны. Стояла полная тишина, как и раньше, только было на этот раз намного светлее, пахло свежестью и хвоей. И Мила подумала, что прав был Иномир, когда решил отправиться сюда именно зимой.

Медленно и долго они пробирались через лес, но на удивление снега становилось меньше, пока вовсе не исчез, оголяя голую землю с острыми и сухими иголками. А когда наконец вышли к Зловещему озеру, оно оказалось безо льда и в точности таким, каким его запомнила Мила еще летом. Черная гладкая вода, с веток свисали длинные плети лишайника. Внутри зародилось неприятное беспокойство.

— Нам надо заходить в воду? — с испугом спросила Мила.

— Думаю, что нет, — ответила Иномир и достал из кармана ожерелье. Мила ближе подошла к нему, он ее приобнял, надел на них длинную цепочку и стал крутить голубой камень, но ничего не происходило. Над озером, как и прежде, стояла полная тишина.