Страница 57 из 58
Я быстро теряю счет.
— Я хочу включить свет, — говорю я.
В его горле что-то едва заметно щелкает, он сглатывает и говорит:
— Ладно. Давай.
Но вместо верхнего освещения я включаю настольную лампу. Он стоит в одних боксерах. Янтарный свет лампы выделяет тени на впадинах под ключицами и между ребер, подчеркивает его худобу. Шрамы похожи на барельеф, высеченный на его коже: линии нахлестываются одна на другую, некоторые бледные и почти незаметные, другие свежие и ярко-розовые. Там, где в его плоть вонзались хирургические штифты, остались зарубцевавшиеся ямочки, — они рядами маршируют вдоль прямых линий бывших разрезов.
Мои руки ложатся на его грудную клетку. Я провожу пальцами по шрамам на ребрах, словно читая шрифт Брайля. История боли. Но без этой боли он не стал бы самим собой: человеком, которому хватило эмпатии начать со мной общаться и хватило смелости, чтобы меня полюбить.
— Ты идеальный, Стэнли.
Внезапно его, кажется, очень заинтересовали собственные ступни.
— Ты не обязана это говорить.
Я целую неровный шрам на его ключице, и его дыхание вздрагивает в горле. Мои губы скользят по шраму на его левой грудной мышце. Его грудь вздымается, когда я целую еще один шрам и потом другой. Я беру его руку в свою и целую ладонь. Когда мы встречаемся губами, я чувствую соленый привкус слез.
Он проводит рукой по моей коже. Когда ладонь останавливается на левой груди, я устремляюсь навстречу прикосновению.
Я хочу еще. Хочу касаться его и чувствовать, как он отзывается на прикосновения.
Моя рука опускается к его боксерам, он напрягается.
— Мои ноги все еще…
— Тебе не придется ими двигать. Тебе не придется ничего делать. Просто позволь мне.
Он выглядит озадаченным. И когда он вдруг понимает, его глаза увеличиваются.
— Ты хочешь…
— Да.
Он закрывает глаза и делает медленный вдох. Кажется, он пытается собраться с духом.
— Элви… — он открывает глаза, касается моего лица и заправляет за ухо пару выбившихся прядей. — Я не могу тебя об этом просить.
— Ты и не просишь, — отвечаю я нетерпеливо. — Это я хочу.
Я встаю на колени перед сидящим на кровати Стэнли и внезапно сомневаюсь:
— Ты не хочешь?
— Конечно, хочу, — выпаливает он. — Просто… — голос его становится тише. — Я хочу, чтобы наш первый раз был для тебя большим, чем это. Ты не должна ублажать меня. Он должен быть идеальным, чтобы о нем тебе хотелось вспоминать…
Я прижимаю его запястья к кровати.
— Стэнли. — Он удивленно смотрит на меня. — Хотя бы раз в жизни перестань жертвовать собой и дай мне сделать тебе минет.
Его глаза становятся огромными.
— Хорошо, — едва дыша произносит он.
Я отпускаю его запястья и изучаю вздыбленные боксеры. Я аккуратно спускаю их и какое-то время просто смотрю.
Я, разумеется, хорошо знакома с мужской анатомией. Я видела фотографии. Но сейчас все иначе. Это Стэнли.
Сердце колотится, рот пересох, и я понимаю, что нервничаю. Ну конечно. Я же никогда раньше не делала ничего подобного. До нашей встречи я не позволяла себе ни с кем так близко сходиться, и даже мысли об этом не было. После того, как я открылась Стэнли, рассказав самые темные секреты своего прошлого, физический контакт не должен быть столь ошеломляюще значимым.
Наши взгляды встречаются. На его лице выражение, для которого я не могу подобрать слов. Меня немного успокаивает, что для него это так же непривычно. Я кладу руки на его узкие бедра.
— Ты готов?
Он кивает. Я сглатываю несколько раз, чтобы выработать больше слюны, и наклоняю голову.
Он напрягается, но сразу расслабляется. Сдаваясь, доверяя.
Как только я перестала тревожиться, все оказалось просто. Я растворяюсь в этом, мое сознание полностью сосредоточено на его реакциях, и я двигаюсь в соответствии с ними. Я прислушиваюсь ко всему, к малейшим задержкам и дрожи его дыхания, к его тихим хриплым гортанным стонам, к шелесту белья под ним.
Стэнли никогда не давал себе расслабиться как сейчас. До этого момента я не осознавала, как сильно мне хотелось увидеть его таким — беззащитным, чтобы он не тревожился, не думал, не переживал за меня, не сомневался в себе и не искал одобрения. Увидеть, как он отдается своим ощущениям, своей собственной нервной системе. Где-то глубоко внутри меня пульсирует, нарастая, боль. Я не обращаю на нее внимания, вытесняю ее в дальний угол своего сознания, чтобы сохранить остаток его холодным и эффективным, как компьютер.
Когда он смыкает веки, я замираю. Мне необходимо видеть его глаза, мне нужна вся доступная информация, чтобы понять, если я сделаю что-то не так. Я поднимаю голову ровно настолько, чтобы успеть сказать ему: «Держи их открытыми».
Его глаза резко открываются, и я снова опускаю голову.
Его мышцы напрягаются и сжимаются в моей ладони. Дыхание учащается.
— Элви, — выпаливает он, — я, я сейчас… — он вскрикивает.
Не успев вовремя отстраниться, я сгибаюсь пополам в приступе кашля. Со слезящимися глазами я убегаю ванную, чтобы прополоскать рот и выпить немного воды из-под крана. Когда я возвращаюсь, он, запинаясь, начинает извиняться. Я останавливаю его поцелуем, затем кладу голову ему на грудь. Его сердце все еще бешено колотится. Через какое-то время сердцебиение замедляется. Он кладет руку мне на спину и шепчет: «Было очень хорошо».
В голове у меня гудит. Я чувствую себя так же, как после первых двух глотков вина, прежде чем голову затуманило. Легкость и приятное тепло.
Я сделала это, думаю я. Я дала ему это почувствовать.
Он протягивает к моему лицу руку, проводит пальцами по скулам. Убирает прядь мокрых волос за ухо.
— Ты как себя чувствуешь? Ты… ну в смысле… — Его глаза быстро моргают, изучая мое лицо. — Ты хочешь, я что-то сделаю?
— Что, например.
Он касается меня через брюки — легким, мягким прикосновением.
Мое сердцебиение учащается.
Сейчас было бы очень просто остановиться. Отступить, передумать, нащупать свой центр контроля. Но я не хочу останавливаться.
Я медленно снимаю джинсы и белье.
Сначала он нежен, почти что сдержан. Я держу себя ровно, едва ли дышу, пока он изучает меня… затем постепенно я расслабляюсь. Под его прикосновениями я начинаю изгибаться, словно кошка, мое тело движется само по себе.
Ощущения странные. Новые. Но не плохие. Я чувствую давление, немного жжение. Я извиваюсь.
— Элви? — говорит он низким и тревожным голосом. — Ты в по…
— Не останавливайся.
Он продолжает.
В какой-то момент я осознаю, что вспоминаю ту передачу о дикой природе, которая навела меня на мысль предложить ему это, — с белыми медведями, спаривающимися в снегу, — как деловито и бесцеремонно это было и как в то же время привлекло меня, потому что казалось очень простым. Сейчас все иначе. Я должна была предугадать, что будет по-другому. Он, затаив дыхание, сосредоточенно смотрит на меня своими расширенными глазами, словно я единственная во всем мире — и я чувствую себя значимой. Каждое движение, каждых вздох имеют значение. Мы оба так уязвимы, так открыты друг другу, и наконец я не чувствую желания отвести глаза.
Стэнли, я думаю. Стэнли, Стэнли…
Потом все погружается в туман.
Когда я возвращаюсь в себя, я лежу рядом с ним, в его объятиях. Я чувствую невесомость, словно парю над собственным телом и смотрю вниз на нас обоих в кровати.
Он обнимает меня крепче.
— Ты в порядке?
— Да.
Моя кожа влажна от пота, голова кружится, слишком много для восприятия, слишком много всего, и на мгновение мне хочется взять свой кубик Рубика, почувствовать в руках его прохладный успокаивающий пластик, однозначность и простоту цветных рядов, выстраивающихся с щелканьем. Вместо этого я фокусируюсь на нежных сжимающих объятиях Стэнли, на тепле его кожи.
На данный момент этого достаточно.
Он гладит меня по бедру. Я сворачиваюсь рядом с ним, кладу голову ему на плечо.