Сладкий вкус любви

— Куда мы должны поехать сначала? — спросил я.

Шей ответила не сразу.

— Дом, — сказала она в конце концов. — Потом палисадники и амбар. Но если она там, то она внутри.

— Как она могла попасть внутрь?

— Не считая того, что в этом месте есть по меньшей мере десять дверей, я бы не удивилась, если бы она открыла окно или сломала эту чертову штуку. Она верит, что она пират, Ной.

— Да, я знаю, это часть проблемы, — крикнул я. — Прости, я просто…

Она опустила руку на мое бедро.

— Я поняла.

— Я собираюсь поставить решетки на ее окна. Замки на ее двери. Устройство слежения в ее обувь.

Мы проскочили поворот на «Два Тюльпана», земля уступила место гравию. Впереди темнел дом. Я едва успел остановить квадроцикл, как Шей уже встала с сиденья, пересекла подъездную дорожку и поднялась на крыльцо. Я последовал за ней, наблюдая, как она проводит фонариком по окнам и дверям. Дом казался пустым и нетронутым, но потом она толкнула одну из входных дверей, и та со скрипом открылась.

Шей посмотрела на меня.

— Я бы сказала, что мы должны разделиться, но…

— Но здесь чертовски жутко, — сказал я. — Если Дженни здесь нет, значит, есть кто-то другой. — Я взял ее за руку. — Давай сделаем это.

Обе гостиных были пусты, кухня и ванные комнаты тоже. Мы поднялись по лестнице, на ходу окликая Дженни. С каждым шагом казалось все менее вероятным, что мы найдем ее здесь. А если ее здесь не было, я не знал, куда идти дальше. Вглубь пастбищ? В бухту? Я не хотел думать о том, как она будет пробираться через густой солончак. Даже сильный пловец с трудом пробирался бы в этих мутных водах. И было холодно. И темно.

— Ты слышишь это? — спросила Шей, повернув ухо в сторону конца коридора. — Это… я не знаю, что это, но это что-то.

Я ничего не слышал, кроме грохота своего кровяного давления.

— Нет.

— Сюда, — сказала она, потянув меня в сторону своей спальни.

Она толкнула дверь и направила свет на кровать, где под одеялом крепко спала Дженни. Берни Сандерс, четырнадцатилетний черный лабрадор с белой мордой, приветствовал нас скулением. Он вышагивал перед кроватью, как будто точно знал, как плохо его юному другу быть далеко от дома так поздно ночью.

Шей выключила фонарик, когда я бросился в комнату.

— Дженни, — крикнул я, откидывая одеяла и прижимая ее к себе. Она испуганно вскинула голову и посмотрела на меня, ее глаза тут же наполнились слезами. — Что… почему ты здесь, малыш? Что случилось?

— Я испугалась, — сказала она, когда слезы полились ручьем.

— Чего?

— Я не хочу, чтобы ты уходил, — всхлипывала она.

— Я знаю. — Я прижал ее к себе. — Но я всегда буду возвращаться.

Дженни зарылась лицом в мою грудь и покачала головой.

— Но что, если ты не вернешься?

— Я всегда вернусь, — повторил я.

— Мама тоже так говорила.

Ну, черт возьми. Не было никакого чистого способа пройти эту черту.

— Знаю, тебе трудно поверить, но я всегда буду возвращаться. Ничто и никогда не изменит этого.

— А что, если тебе придется уйти? Как маме. Где я тогда буду жить?

— Мне не придется никуда уходить. Я могу пообещать тебе, что этого не будет.

— Но что, если ты решишь, что больше не хочешь меня? Если у вас с Шей будет ребенок, я буду тебе не нужна, и мне придется уехать куда-нибудь еще. Обратно в то страшное место.

Моя рубашка насквозь промокла от слез.

— Нет, Дженни, этого не случится. Ты моя семья. Я всегда буду хотеть тебя.

— Мама больше не хотела меня. — Ее слова приходили толчками икоты. — Она пошла в тюрьму, потому что больше не любит меня.

— Это неправда, — быстро сказал я. — Твоя мама очень тебя любит. Она совершила плохую ошибку, и это единственная причина, по которой она попала в тюрьму. Если бы она могла быть сейчас здесь с тобой, она бы была.

— А что, если ты совершишь ошибку? Что будет со мной?

Это был самый болезненный разговор за всю мою жизнь, включая разговор с матерью о том, чтобы отключить отца с аппарата жизнеобеспечения.

— Я буду очень стараться не совершать ошибок.

— Но что случится, если ты совершишь ошибку и тебе придется уйти?

— Я позабочусь о тебе, — сказала Шей. Мы подняли глаза и увидели, что она стоит у изножья кровати, в ее глазах блестят слезы, а в руках она держит рюкзак Дженни. — Что бы ни случилось, я всегда буду рядом с тобой.

— Ты не прогонишь меня?

Она покачала головой.

— Никогда.

Дженни смотрела на меня, ее темные глаза опухли и покраснели.

— А что, если Шей тоже совершит ошибку?

— Учителя всегда следуют правилам, — сказал я. — Шей очень хорошо себя ведет. Она не совершит никаких ошибок.

— Я не буду, — добавила Шей.

— Что, если я буду плохой слишком часто? — прошептала она.

— Дженни, ты не плохая, — сказал я. — Ты самый лучший ребенок, которого я знаю.

— Ты не знаешь ни одного ребенка.

— Мне все равно. Ты все равно самая лучшая.

Она фыркнула.

— Это не имеет смысла.

— Как и убегать, — ответил я. — Вся ферма ищет тебя. Боунс, Уити, Найоми. Все. Дети Кастро выехали на своих лошадях. Даже полиция.

Слезы полились из ее глаз, и она вцепилась ногтями в мою рубашку, сжимая пальцы и карабкаясь вверх по моей груди.

— Не позволяй полиции забрать меня.

— Черт, нет, мы не для этого их вызвали, — сказал я, готовый ударить себя по губам. — Мы позвонили им, потому что нам нужна была помощь в поисках тебя. Они помогают нам, Дженни. Они никуда тебя не заберут. У тебя не будет никаких неприятностей.

В этот момент это была правда. Позже мы поговорим о трюках, подобных этому.

Я провел рукой по ее волосам.

— Хочешь пойти домой? — Через секунду она прижалась головой к моей груди и кивнула. Я поднял ее на руки и кивнул Шей, чтобы она шла впереди с черным лабрадором Берни.

Мы спустились вниз и заперли дом, используя ключ, который Дженни взяла сегодня из комнаты Шей. В рюкзаке у нее также было несколько бутербродов, две отвертки, клубок бечевки и мой iPad.

С Дженни, завернутой в одеяла Гейл, между нами на переднем сиденье, и Берни, вдыхающим ночной воздух в грузовом отсеке, я включил рацию и выдохнул впервые за несколько часов.

— Она у нас, — сказал я, — и мы направляемся домой.

Глава 32

Шей

Учащиеся смогут сильно влюбиться.

Ной распахнул дверь и вошел в мою комнату. Его волосы были растрепаны, глаза красные и усталые. Он сел на край кровати, тяжело выдохнул и покачал головой.

— Что, блядь, произошло сегодня ночью?

Я сложила свитер, встряхнула его, начала складывать снова. Мне не нужно было этого делать. Я всегда раскладывала белье, как только оно высыхало. А вот убрать его — это уже другая история, и именно она привела меня в состояние неконтролируемого остервенения. Пока Ной укладывал Дженни в постель, дневной выброс адреналина иссяк, и я обнаружила, что у меня дрожат руки. В этот момент я заметила, что рубашка на самом верху стопки белья выглядит слегка помятой, и так родился идеальный проект. Проект, который дал мне нить контроля и достаточно цели, чтобы восстановить спокойствие.

— Ты ищешь ответ на этот вопрос?

Он взглянул на часы, стоявшие на комоде. Было уже два часа ночи. Вернуть Дженни домой — это одно, а поблагодарить всех за помощь в поисках и отправить их по домам — совсем другое. Они, конечно, хотели как лучше, и я понимала их желание задержаться. Часть меня хотела, чтобы они задержались еще дольше. Мне нужна была эта толчея голосов и тел, чтобы отвлечься… от всего.

— Не совсем, — проворчал он. — Мы потратим достаточно времени, чтобы выяснить это с ее терапевтом на этой неделе.

— Дженни рассказала тебе, как она выбралась?

Он упал спиной на кровать.

— Через окно спальни, на крышу крыльца, по столбу на крыльцо. Она проверила водостоки, и они оказались слишком шаткими.

— Ясно. — Я взяла в руки трикотажную юбку из джерси, разгладила ее, сложила. — Ты в порядке?