Страница 2 из 87
23 июня, в понедельник, как и многие другие, а можно сказать — как все, Антипов отнес в военкомат заявление с просьбой отправить на фронт. Не взяли. Дежурный, который принимал добровольцев, сказал, что пока надо работать. Он именно так и сказал: «Пока, товарищ Антипов, надо работать». И, сложив, вернул заявление.
А работа была какая? Вспоминать страшно: демонтировали оборудование для отправки его в глубокий тыл, и по цехам ходили саперы, минировали завод. «Неужели фашисты дойдут сюда?» — думали люди, боясь высказать эти мысли вслух. Это ж не где-то и не какой-то завод, а свой, родной... Смотрели на саперов испуганно, с надеждой, а те, понимая все, объясняли: «На всякий случай...»
С одним из первых эшелонов Антипов проводил на Урал жену и дочку. Они не хотели уезжать и, возможно, остались бы в Ленинграде, если б Галина Ивановна не работала машинисткой парового молота, а без машинистки молот — просто нагромождение металлических конструкций. Ответственная и важная профессия.
Прощались скоро, без лишних слов и вздохов — война.
По радио пели: «Вставай, страна огромная, вставай на смертный бой...» Уходили, второпях сформированные, на восток эшелоны, и не все из них дошли до Урала.
Рабочим выдали старенькие винтовки, отполированные до блеска руками осоавиахимовцев. Инструктор — или кто он там был — показал, как заряжать, как вгонять патрон в патронник, но забыл объяснить, как целиться.
Завод превратился в военный объект, в казарму. Работали с винтовками за плечами и тут же, прямо в цехах, жили. По вечерам патрулировали улицы и переулки. Много было разговоров о парашютистах и диверсантах.
В августе, когда немцы вплотную подошли к Ленинграду, Антипова тоже взяли в народное ополчение. Даже не в ополчение, просто отряд из рабочих организовали — и в окопы под Ям-Ижору. Страшно было, и он никогда не скрывал этого. Нельзя не бояться, когда смерть вот она, каждую минуту, каждое мгновение настигнуть может, когда на твоих глазах товарищи умирают.
Однажды послали Антипова в боевое охранение. Вместе с ним был Чураков, тоже из кузнечного цеха. Залезли они в большую воронку, затаились, а сверху прикрыли себя щитами для снегозадержания — железная дорога рядышком. Как будто эти дощатые щиты могли спасти их от мины или снаряда. Смирненько в общем сидят на дне воронки, хотя поговорить хочется, и мысли у обоих одинаковые: не выдать себя, спокойно отбыть положенное время и вернуться в окопы. Там свои.
Была у них одна винтовка на двоих, которую Антипов в Осоавиахиме получил, с десяток патронов и по гранате РГД.
Ночь приближается, а тишина кругом стоит, даже звон в ушах. Не подумаешь, что фронт это, передовая. Редко-редко пальнет где-то. И вдруг какой-то шорох появился, вроде кто-то идет.
— Надо бы взглянуть, — прошептал Чураков.
— Сиди, — шикнул на него Антипов. — Нашей смене рановато...
А шорох уже совсем близко, песок в воронку посыпался. И заговорили тут двое по-немецки. Ни Антипов, ни Чураков ничего не понимают, но догадались, что фрицы не меньше ихнего боятся, потому что тоже шепотом разговаривают. Ну, раз двое на двое, не так страшно. Антипов жестами показал Чуракову, что вылезать надо (лазейка была оставлена)... Как на счастье, пулемет затарахтел; под этот-то шум они и вылезли из воронки и увидели, что фриц один остался — второй куда-то исчез. Антипов перехватил винтовку за ствол и прикладом фрицу под коленки. Тот охнул негромко и повалился. Чураков на него сверху и рот заткнул.
Героями себя чувствовали, когда возвращались с пленным в свои окопы, а их чуть под военный трибунал не отдали. Младший лейтенант — во всем отряде он один и был из кадровых военных — прямо рассвирепел:
— Кто вам дал право покинуть пост в боевом охранении?! Под суд, под расстрел!
— Да ведь мы пленного взяли... — оправдывался Чураков, не понимая гнева командира.
И Антипов не понимал.
— Один должен был доставить пленного, а другой — оставаться на посту! — кричал младший лейтенант, но уже не так громко. — Рядовой Чураков, немедленно возвращайтесь в боевое охранение! С вами пойдет товарищ Шишов. А вы, Антипов, отведете пленного в штаб батальона. Потом будем разбираться.
Чураков с Шишовым в ту ночь и погибли. Накрыло их в воронке шальным снарядом, хоть и говорят, что два раза в одно место снаряды не попадают.
Антипов тяжело переживал смерть товарищей, словно был он виноват в чем-то...
Может быть, это и впрямь были бои местного значения, потому что воевали в виду завода и до цеха рукой подать. Оглянулся — и вот он, цех, где отработано больше двадцати лет.
Жена, когда Антипов провожал их на Урал, говорила:
— Убьют тебя, Захар. Чует сердце мое, что убьют. Ведь ты стрелять не умеешь...
А сам Антипов, хоть и страшно было ему, не допускал мысли, что погибнет. Словно какая-то уверенность в нем жила. А скорее, надежда. Как у всех, кто побывал рядом со смертью.
Под трибунал Антипова не отдали, даже к медали «За отвагу» представили. Младший лейтенант Сазонов был отходчив. Вспыхнет, накричит — и отойдет тотчас. Понимал, должно быть, что с таких вояк, как Антипов или Чураков, спрос невелик, если прежде они и винтовки в руках не держали. Откуда им знать воинскую дисциплину!.. Сам он был сибиряк и все мечтал, как приедет после войны в Ленинград — памятники, говорил, посмотреть и на могилу Петра Первого сходить. Зачем ему эта могила была нужна, Антипов не мог взять в толк.
— Приеду, — говорил, — Захар Михайлович, к вам в гости. Груздей соленых привезу и рыбки. У нас рыба сама во рту тает. Ее возьмешь в рот, а она тает!..
— Довоевать еще надо, — скажет Антипов.
— Ну, это-то мы скоро управимся! Отмобилизуемся как положено, соберемся в железный кулак и ударим, только пыль пойдет!
Не довоевал...
Отряд попал в окружение. Очень нелепым казалось это Антипову. Да и не только, наверно, ему. Завод в двух шагах, дом, в котором жил, видно, и — окружение. Правда, немцы тоже были окружены, но тогда этого никто не знал, сидели на дне окопов в воде — дожди пошли, отстреливались, ждали...
На пятые сутки ночью поступил приказ по рации: «Прорываться в сторону кладбища».
Похоже, что немцы услышали этот приказ — в атаку бросились. Не выдержал пулеметчик, побежал, прикрывая руками голову. Его мгновенно скосило автоматной очередью. Младший лейтенант Сазонов сам лег за пулемет. Стрелок он был отличный, немцы залегли. А он кричит:
— Кто живой, пробивайтесь на кладбище. Я прикрою.
Где ползком, где короткими перебежками четверо — в том числе и Антипов — добрались до своих. А младший лейтенант погиб.
Наутро все рабочие формирования снялись с позиций. Вместо них пришли в окопы солдаты.
А через несколько дней, уже по Ладожскому озеру, Антипов выехал на Урал к семье.
Радио заиграло марш, прервав воспоминания Антипова.
Начальник положил трубку.
— Черт бы их всех побрал, — сказал он как-то очень спокойно, точно и не ругался вовсе, а мирно беседовал. — Скоро башка лопнет, честное слово, Михалыч. Все орут: давай, давай, давай! А что я, господь бог, что ли?.. Сам подумай.
— Не бери в голову, — посоветовал Антипов. — Слушай всех, раз должность у тебя такая, а делай как лучше и как надо.
— Ты не возьмешь, другие возьмут. А в общем ты прав. — Он закурил, затянулся жадно, так что папироса сразу почти до половины сгорела. — Очень устал, Михалыч?
Вопрос показался Антипову пустым, однако он ответил:
— Как всегда. На то и работа, чтобы уставать. Я смотрю, и тебе несладко достается, даром что в кабинете сидишь. — Он оглянулся невольно. Кабинет-то одно название, закуток просто.
— Не говори. Другой день от звонков сумасшедшим делаешься.