Совершенный выстрел

— Да, я знаю, сволочи. Если вам представится случай, не раздумывая, отомстите.

И он отвернулся, чтобы обсудить что-то с одним из коллег. Они говорили о дальнобойности орудий и проходах для танков.

Офицер, который меня привел, откровенно скучал. Он тронул меня за плечо и знаком велел выйти. На улице машины привозили многочисленных раненых, кое-кого я узнал, они были в моем отряде. Их очень быстро выгружали, чтобы оказать первую медицинскую помощь, а потом направить в госпиталь. Я сомневался, догонять ли мне отряд немедленно или ждать. Некоторое время я стоял и смотрел на эту суету. Все походило на сломанный механизм. На полной скорости в клубах пыли отъезжали джипы с пулеметами, останавливались в том же облаке пыли, снова газовали, словно гарцующие цирковые лошади. Гражданские машины подвозили раненых в военной форме, голые по пояс солдаты регулировали движение, нелепо размахивая в воздухе винтовками. Я подумал, что ничего особенного, в конце концов, война возобновилась накануне, и нужно, чтобы все наладилось. На площади бил фонтан, и я пошел смывать свой комичный макияж. Солнце начало припекать, а я все еще таскал с собой винтовку, рюкзак с провизией и боекомплектом и бинокль. Через четверть часа вышел офицер, поискал меня глазами, я махнул ему. Он подошел и со вздохом сказал:

— Послушай, мы только что переговорили с отрядом А по рации. У них значительные потери после обстрела, но, как и предполагалось, они укрылись в западном лесу. Обстрел кончился, поехали. Я буду командовать отрядом Б. Высажу тебя в деревне.

Я ответил «да, конечно», до конца не осознавая его слова. Меня начало клонить в сон, я проголодался, припекало. Мы забрались в джип, по дороге захватили полевую рацию и поехали. Мой напарник так и не появился — видимо, остался в госпитале. Я кемарил в машине, пока офицер не разбудил меня, мы прибыли наверх. Разрушений в деревне стало больше, чем на рассвете. Надо было обойти ее слева, поскольку рухнувшие дома перегораживали дорогу. Там он меня высадил и сказал, что его отряд должен быть чуть ниже. Он показал мне маленькую площадку и сосновый лес и добавил: «Твои — там, счастливо». Я вышел из машины, взял винтовку и рюкзак и направился к лесу.

Первые два дома я обогнул, я начинал уже ориентироваться на местности. Один из наших сидел, опершись о стену, скрестив руки на почерневшем животе, запрокинув голову с мертвыми глазами. Я никогда его раньше не видел. Я углубился в лес, по краю он казался не таким частым. Несколько снарядов долетели досюда и вырвали с корнем пару деревьев. От взрывов в мягкой песчаной почве образовались огромные воронки. Я прошел через лес, как тогда на рассвете, думая, как мне догнать товарищей, но я зря волновался.

С другой стороны открывался изумительный вид на все холмы, спускающиеся к морю. Посреди небольшой площадки среди колючих кустарников лежали, расслабляясь, солдаты. Никаких часовых, только человек двадцать мужиков, спящих на пустоши. Меня это взбесило. Черт знает что. Разумеется, сейчас нет опасности, что противник начнет атаку, но все-таки так нельзя. Я огляделся в поисках офицера, он должен был находиться где-то неподалеку. Я заметил двух парней, сидящих на корточках около рации; наверное, один из них — он. Я подошел ближе, они слушали сводку новостей основного канала вещания.

— Командир, я из штаба, — сказал я, не представившись.

Лейтенант вскочил, повернулся ко мне и смерил взглядом с головы до ног.

— Ну?

— Я доложил ситуацию и сопроводил раненых.

— Хорошо.

— В штабе мне объяснили нашу задачу.

— Я ее получил по рации. В два часа выступаем и захватываем деревню поздно вечером. Иди отдыхай.

— Я потерял напарника.

— Не переживай. Все потеряли напарников в этой гребаной деревне.

Этот козел выпендривался и держался надменно, что меня раздражало.

— И сколько мы потеряли?

— М-м-м… в общей сложности десяток.

Значит, нас осталось всего тридцать, но мы не выпустили ни одной пули. Я пошел отдыхать как все: в тени утеса, нависшего над пропастью. Передо мной расстилалась долина, куда мы должны были спуститься. Я взял бинокль, чтобы разглядеть получше. Деревня, которую нам надлежало занять, лежала восточнее подножия, и ее не было видно, но примерно в десяти километрах напротив меня, внизу на южном склоне по дороге, идущей по склону холма, двигались колонны машин. Скорее всего, мирные беженцы. Я подумал, что, если повезет, война могла бы переместиться в деревню, где живет семья Мирны, но это гораздо дальше и в противоположном направлении. Хотя кто знает. Я отложил бинокль и сразу заснул. Проснулся голодный через два часа, к часу дня, поел сухофруктов и печенья из рюкзака.

Через час офицер дал команду выдвигаться, и мы пошли, еще больше похожие на скаутов, потому что на жаре половина парней сняли форму и покрыли головы носовыми платками, чтобы не так пекло. Мы спустились по горной каменистой козьей тропе, ноги скользили по гравию, и те, кто шел снизу, вынуждены были останавливаться. На этом склоне почти ничего не росло, и если кто-нибудь взял и посмотрел бы в бинокль, то увидел, как мы выписываем кренделя на скате холма. Несмотря ни на что, мы достаточно быстро добрались до середины склона, откуда вела грунтовая дорога в означенную деревню. По сторонам торчали чахлые деревья и кустарники, но считать их укрытием для продвижения было нельзя — приходилось идти прямо по дороге, по самой кромке. Двигались на дистанции нескольких метров друг от друга. Я шел вторым, и на очередном зигзаге парень, шедший впереди меня за десять метров, сделал мне знак остановиться и замолчать. Я передал команду по цепочке. Впереди справа нависала большая скала, которую пробили, чтобы провести дорогу, отвесный выступ трех-четырех метров высотой, прямо на повороте. Идеальное место для засады. Деревня, видимо, находилась сразу за ним. Разведчик был прав: если стычка должна была произойти, то именно здесь.

Мы быстро рассредоточились по верхней и нижней обочине; разумеется, те, кто шел понизу, ничего не видели. Я поднялся на несколько метров и лег за горкой, заросшей диким тимьяном. Так я, по крайней мере, укрылся и в ста пятидесяти метрах у меня на линии прицела находился верх скалы, хотя поворота дороги видно не было. Солнце жарило, пот стекал на глаза, белые камни давали ужасную реверберацию. Я взял пригоршню земли и размазал по лбу. Ладони тут же стали сухими. Я приготовился стрелять короткими очередями. Что происходило внизу, я не видел, но предположил, что разведчики продвигались, скорее всего, ниже уровня дороги.

Когда винтовка у меня наизготове, время идет по-другому, и мне показалось, что ждал я долго. Внезапно в долине установилась тишина, а может быть, тишина стояла все это время, не знаю. Солнце будто распространяло запах тимьяна и насыщало им плотный воздух, дух, поднимавшийся от горячих камней и сухих трав, кружил голову. Я дышал глубоко и спокойно, испытывая странную смесь восторга и напряжения. Долину наполняли звуки торопливых движений, тихих шагов товарищей; порой при звяканье металла о камни я прятал голову за ароматным кустом.

На верху скалы мне почудилось шевеление, чья-то проворная тень, отблеск на каменной поверхности. Я прикинул его примерное местоположение и приготовился выстрелить, если кто-то покажется, если это не ящерица и не мираж.

Тишина нарушилась настолько неожиданно, что я аж подпрыгнул. Видимо, на дороге взорвалась граната, сухие долгие раскаты подхватило эхо, за ними сразу последовали интенсивные очереди, по крайней мере пять или шесть автоматов палили одновременно. Чуть выше слева от меня к скале карабкалась группа наших. Я не мог их прикрыть, они ползли слишком высоко. Я раздумывал, не подняться ли мне тоже, как вдруг та тень, которую я заметил, на мгновение встала, и я успел увидеть руку, вероятно бросавшую гранату и снова исчезнувшую. Черт, пока я сомневался, я ее упустил. Граната взорвалась ниже, и следом за ней началась стрельба. Я аккуратно прицелился, из-за реверберации пришлось прищурить глаз. Подождал, наверное, с минуту, силуэт высунулся по пояс, размахнулся — и я всадил в него три пули. Он вытянулся, граната покатилась по ту сторону скалы, и через три секунды там взметнулось огромное облако пыли и песка. Я закашлялся, мелкие камешки попали в глаза и рот. Скорее всего, я попал в парня, во всяком случае в руку или в плечо. Я на секунду встал и бегом поднялся метров на десять. Несколько пуль отскочили рядом. Я лег за кучкой камней. В трех метрах передо мной лежал на животе один из наших с большим черным пятном на спине. Я не спеша оценил обстановку: дорога перекрыта огнем со стороны мыса; они, вероятно, выстроили две линии укрытий и еще засели наверху. Через такой заслон пройти нелегко. Стоило чуть-чуть пошевелиться, пули рикошетили рядом и в кучу камней. Сердце учащенно билось, словно меня пригвоздили на месте, еще повезло, что не ранили. Винтовку удалось зафиксировать между камней, так можно было худо-бедно прицелиться, только угол обстрела сужался из-за верхней части выступа. Но я хотя бы рассекал надвое их линии, они не могли больше незаметно для меня переходить с одной стороны на другую. Внизу стрельба усиливалась, те, кто попытался обогнуть препятствие через нижнюю обочину дороги, атаковали. Вдруг я услышал глухой бас тяжелого пулемета за выступом — наши, вероятно, прижались к земле, как я, если их уже не скосило.