Подписчики

Дважды она ездила в дом на Бруклин-Хайтс — оба раза в окнах было темно.

В январе на телефоны посыпались новые файлы — так называли компрометирующие свидетельства, появлявшиеся на экранах, фотографии, видео, тексты и имейлы, которые рушили жизни, — а на телевидение вернулись ночные программы. В первых выпусках аудитория в студиях рыдала. Дома Орла, одолеваемая гормонами, тоже плакала. Но попытка вернуться к обычной жизни оказалась преждевременной. В течение месяца все ведущие были скомпрометированы. Последний, кто остался, самый нахальный, был отозван прямо в середине монолога. В микрофоне на лацкане послышался возбужденный шепот продюсера, который врезался в эфир с сообщением: «У тебя дома заработал компьютер. Не знаю, что там пришло, но мне позвонили и сказали, что Рейчел заперлась в ванной и говорит… говорит, что она собирается…»

Ведущий тут же убежал со сцены. Музыканты так и остались стоять, разинув рты и опустив валторны.

Орла знала окончание фразы продюсера. Недавно она читала в газете про Джорди, конопатого защитника животных, который спрыгнул с балкона девятнадцатого этажа. Его запомнили как первого, но сотни готовы были последовать его примеру. Эксперты предупреждали о грядущей эпидемии суицида.

В феврале почти девять тысяч человек покончили жизнь самоубийством. Статистика следующих нескольких лет тоже оказалась ужасающей, но не было месяца хуже этого.

Правительство предприняло решительные действия. Мосты огородили и поставили возле них вооруженный патруль, который отпугивал прыгунов. Бумажные рецептурные бланки упразднили полностью и поставили систему выписки лекарств под контроль Министерства национальной безопасности. Аптеки спрятали под стекло все товары, начиная от антисептиков и заканчивая канцелярскими корректирующими жидкостями. Большие деревья — те, в которые самоубийцы могли врезаться на полном газу, — были помечены как больные и спилены. Густые аллеи в родном городе Орлы, раньше волновавшие родителей в ночь выпускного, теперь представляли собой ярко освещенные солнцем дороги, обрамленные пеньками.

Продажу оружия остановили из-за чрезвычайного положения, отчего граждане, уже имевшие ружье или пистолет, ломали голову: не нужно ли сдать их, пока кто-нибудь не вознамерился завладеть ими и не ворвался в дом. Те, у кого на задней двери висели предупреждения: «В доме нет ничего такого, за что стоит получить пулю», взяли шпатели и растворитель и соскребли объявления со стекол.

Остановить повешения было труднее. Никто не знал, как ограничить законом использование веревки. Но в каждом хозяйственном магазине в стране появился дополнительный сотрудник в джинсах и красном жилете, ничем не отличимый от остальных продавцов, который заглядывал в тележки покупателей и заводил приятный разговор: что вы собираетесь сегодня делать с помощью шнура или садового ножа? Звали такого милого парня всегда Джефф, и был он никаким не Джеффом и не продавцом, а занимал совершенно новую должность — инспектор магазина.

Однажды в марте Орла напилась. Она долго смотрела антисуицидный канал, где крутили один и тот же ролик, в котором розовощекая актриса, раньше снимавшаяся в рекламе страховой компании, уговаривала отчаявшихся держаться. «Нашей стране брошен вызов, — заявляла она девяносто шесть раз в день. — Но наш отважный народ работает не покладая рук, чтобы скорее закончился этот тяжелый период. Если ваш файл уже обнародовали и вам нужна помощь, пожалуйста, позвоните по телефону, указанному ниже. Если ваш файл остался нетронутым, пожалуйста, сохраняйте спокойствие и оптимизм. Будьте уверены, что злоумышленников скоро поймают. Не теряйте надежды».

Но Орле пора было уже расстаться с надеждой. Она начала собирать вещи.

* * *

Орла вернулась в свою детскую комнату, такая же, как и прежде, не считая лишних четырех с половиной килограммов, словно ничего и не было: ни Марлоу, ни Флосс, ни славы, ни квартиры 6-Д, ни последних десяти лет жизни. Она рассказала родителям все. Они выслушали и ни слова не сказали о том, что она разбила им сердце. Орла догадалась, что Гейл мучается от стыда, только потому, что в день приезда дочери мать опустила жалюзи и никогда больше не поднимала.

Втроем они каждый вечер смотрели передачу Даны Маршалл. Дана, которую Орла впервые увидела по телевизору в квартире Андрия и которая заняла место своего сбежавшего коллеги, стала звездой прямого эфира в период Утечки. Раньше ее никто не знал, и потом быстро забыли, но в то время все ловили каждое слово ведущей, а некоторые женщины даже копировали ее прическу.

Однажды Дана Маршалл рассказала, что обладает самой свежей информацией. Если кто-то считает, будто с арестом преступников все закончится, заявила она, то это неверное видение ситуации. Хакеры не сидят где-то в офисе, находя и сливая ежедневно личные сведения. Нет, Утечка происходит автоматически. В течение почти десятилетия хакеры работали над созданием ботов, способных копаться в данных пользователей интернета, когда те посылали сообщения или имейлы, или копировали файлы на сервера, которые им не принадлежали, или заводили электронные карточки в медицинских учреждениях. Со скоростью поисковика и объективной точностью они обнаруживали ложь, долги, пороки, вгрызались в системы сетевой защиты и внедрялись в инфраструктуру. Боты получали доступ в аккаунты «Твиттера» через генераторы фиктивных подписчиков, которые использовали такие инфлюенсеры, как Флосс. Ныряли в безбрежный океан данных «Фейсбука», выхватывая профили пользователей, встряхивая их и собирая сведения о задолженностях, которые высыпались, как монеты. Они имитировали человеческие сообщения в «Инстаграме», уничтожая каждого, кто покупался на лесть. И потом, получив всю необходимую информацию, просто стали действовать исходя из здравого смысла. Найти любовницу не представляет труда: ее может не быть в имейлах мужчины, она может отсутствовать на тысячах фотографий, но ее номер наверняка записан под до смешного невинным именем абонента, и на него каждую неделю в одно и то же время совершаются короткие звонки. Боты шерстили банковые счета на предмет несостыковок в доходах и расходах, выявляли запросы на жесткое порно и инструкции для домашних абортов. Находили имена, фигурировавшие в агрессивной переписке, потом обнаруживали те же имена в списках контактов. Копировали, вставляли и нажимали на «Отправить».

Единственная причина, почему не все файлы были разосланы одновременно, заключила Дана Маршалл, — предположительно намерение злоумышленников держать страну в страхе как можно дольше.

— Оказалось, что мы все такие скучные, — вздохнула она, — такие одинаковые в своих пристрастиях и желаниях, такие ограниченные в обидах и стратегиях. Знаете, сколько раз я набирала в «Гугле» «внешние проявления рака молочной железы четвертой степени», когда лгала мужу? Вот так они вычислили меня. — Именно за это все любили Дану Маршалл: она всегда резонерствовала и, так же как и все остальные, была по уши в дерьме.

В апреле Орла начала выходить из дома — только по поручениям, которые Джерри придумывал, чтобы выманить ее на улицу, и только поздно вечером. Однажды во время такой вылазки она услышала про Андрия. По крайней мере, она догадалась, что речь шла о нем, хотя не знала ни его фамилии, ни откуда он родом. Но в новостях говорилось о сорокавосьмилетнем Андрии из Делавера, который пырнул ножом педиатра своей дочери, получив файл о том, что тот хранил в ноутбуке ее фотографии. Орла услышала это сообщение, которое спокойно зачитали по радио, когда сидела в своем «торесе» у круглосуточной аптеки и, опершись о приборную панель, смотрела через парковку на вход в сетевой ресторан. Рядом с дверями Дэнни и Кэтрин, прислонившись к стене, целовались так, будто только что познакомились. Кэтрин была в тесном атласном коктейльном платье и длинных серьгах медного цвета, задевавших ее голые плечи. Выглядела она странно. С другой стороны, подумала Орла, когда люди кого-то хотят, они часто кажутся странными. Да и куда еще Кэтрин может выйти в таком наряде?