Страница 6 из 7
Альтернатива этой «социальной» вселенной, которую упорядочивают посланцы, – «физиологическая» Вселенная, которая согласуется посредством процессов. Так, Варрон, согласно бл. Августину[63], различает три порядка: во-первых, камни, дерево, землю и т. д.; это как бы кости и гвозди мира; во-вторых, солнце, луну и звезды, которые являются его органами чувств; в-третьих, эфир, – это его разум, который пронизывает звезды и через них нисходит на землю. Бл. Августин, естественно, с презрением смотрит на эту немного причудливую схему, но она чем-то напоминает его собственное описание Церкви в другом месте, «ангелы Божьи восходят и нисходят к Сыну Человеческому, потому что есть Сын Человеческий наверху, к которому они восходят в сердце, а именно Голова, и есть Сын Человеческий внизу, а именно Тело. Его члены здесь; Голова наверху. Они восходят к Голове, а нисходят к членам»[64].
(v) Христианская вера
Отношение миллионов христиан к учению об ангелах в Новом Завете – прекрасный пример нашего искусного неверия, которого ни мы сами, ни другие не замечают, хотя мы продолжаем повторять выражения этой веры, совсем не сознавая своей неискренности[65].
Ангел у склепа: из центра аббатства Мозак: ок. 1130
Как в Евангелиях, так и в Деяниях и Посланиях апостолов встречаются множество упоминаний об ангелах разных рангов, и не приходится гадать, какой силой и значением они наделены в общем замысле. Очевидно, для Иисуса и апостолов царство, стоящее выше людей, так же реально и обитаемо, как и человеческое. Мы полагаем, что все иначе, не нисходим до грубого отрицания. Гораздо проще (и лучше) сберечь сонмы ангелов вместе с Вифлеемской звездой в замкнутом мирке рождественских гимнов, поздравительных открыток и витражей, как небесных пчел в янтаре. Мертвые ангелы – безобидные и милые существа, и мы всегда можем торжественно делать вид, будто верим в них.
Системы Оригена и Климента имели некоторое сходство с гностическими размышлениями, которые являлись любопытной смесью персидских, вавилонских, еврейских и греческих элементов – между Плеромой, или непознаваемым Божеством, и видимой вселенной существует нисходящая иерархия духовных существ, которых называют Эонами; мир материи, который полностью лежит во зле, знаменует собой крайний предел этого отпадения. (См. Harnack, History of Dogma, I. 253 ff). У Иринея (Adversus Haereses, I. xi. 4) встречается прекрасная пародия на гностические космогонии: «Есть некий Праисточник, царственный, пра-непостижимый, предсущая сила, пра-свободный скиталец; вместе с ним пребывает сила, которую я называю Тыквой; и вместе с этой Тыквой – сила, которую я называю Абсолютно пустым местом. Эта Тыква и Абсолютно пустое место, поскольку они едины, произвели, не производя, плод, во всех отношениях зримый, съедобный и вкусный; плод, который в речи именуют «Огурцом». Вместе с этим Огурцом пребывает сила, столь же мощная, что и он сам, которую я зову Дыней. Эти силы, Тыква, Абсолютно пустое место, Огурец и Дыня, произвели весь прочий сонм восхитительных валентинианских Дынь».
Смешение древнееврейской и греческой традиций в ангелологии раннего христианства по большей части происходило в Александрии, где доникейские отцы Ориген и Климент учили, что и звезды, и планеты, и солнце и земля – живые существа. Ориген описывает космос в виде гигантского животного, а небесные тела – как разумных и нравственных существ, которые, будучи наделены волей и желаниями, могут грешить; солнце, хотя и хочет освободиться от тела, довольствуется тем, что продолжает свой бег в духе служения. Но живых звезд было совершенно недостаточно. Настаивая на трансцендентной инаковости Бога, александрийцы считали, что нужно добавить «сонм меньших божеств, начиная от ангелов-хранителей и заканчивая co-вечным Логосом, в котором каждый имеет собственные обязанности и благодаря чьей постоянной деятельности Вселенная сохраняет связь с Богом»[66].
Все объединяет Логос, Посредник, который порождает и регулирует звезды, а также любые начала и силы: Ему, говорит Климент, «подчинен сонм ангелов и богов». И эти сонмы распределяются в последовательные классы, причем низшие действующие силы берут на себя задачи, которые могут осквернить высших. Человек пал к самому основанию иерархии, но может снова подняться в свой настоящий дом. Так, гностик Василид учил, что душа, обитающая в высшем небе, жаждет более материального существования и потому нисходит в планетные сферы, в каждой из них утрачивая частицу своей духовности (но приобретая в сфере Сатурна разум, в Юпитера деятельность, в сфере Марса смелость, в сфере Венеры – желание, в сфере Меркурия – речь, в сфере Луны – рост), пока не доберется до Земли. После смерти имеет место обратный процесс, и душа возвращается к Источнику, от которого ее отделило желание.
Церковь осудила более смелые размышления александрийцев, тем не менее (как показывают сочинения Афинагора и Иринея, Тертуллиана, Амвросия и Иеронима) царство сверхчеловеческих существ осталось чрезвычайно важным и интересным. Считалось, что ангелы разных чинов поддерживают природу[67], заботятся об отдельных церквях, народах и людях, вдохновляют на добрые дела, регистрируют грехи, вроде посещения театра, и выполняют особые обязанности. Иустин Мученик[68] поощрял культ ангелов, и он был одобрен на Втором Никейском соборе в 787 г. При этом святых не очень четко отделяют от ангельских воинств. Первых мучеников описывали как «уже не людей, а ангелов»[69]; вместе с ними, сообщает Августин, мы составляем единый град Божий[70]; а Григорий Великий полагает, что цель искупления – в пополнении рядов ангелов, которые поредели из-за падения Люцифера и его соратников[71]. Что до их иерархического порядка, система Псевдо-Дионисия оставалась авторитетной на протяжении всего Средневековья. В «О небесной иерархии» он делит девять чинов на три триады:
1. Серафимы, херувимы, престолы;
2. Господства, силы, власти;
3. Начала, архангелы, ангелы[72].
Но некоторые их функции остаются отчасти неясными. Серафимы отличаются своей любовью к Богу, херувимы – своим знанием; престолы исполняют Его суд. Ангелы и архангелы – посланники.
Схема Дионисия совершенно органична: его ангельские чины позволяют человеку дотянуться до Бога, а Богу – до человека, и целое оказывается связанным в непрерывный процесс, который не отменяет необходимых различий. Но этот великолепный образ постепенно утрачивается. Ангелы все больше превращаются в отдельную ветвь творения, а затем неизбежно низводятся до украшения космоса. По своей природе они отделены от нас, недостижимы. (См. Gilson, The Philosophy of St. Bonaventure, p. 255) Хотя в борьбе с аверроизмом иерархия вроде бы не пострадала, на самом деле от нее осталось высохшее тело. Тем не менее традицию нелегко убить: еще при жизни св. Фому называли ангельским доктором; а св. Бонавентура утверждает, что искатели соответствуют чину престолов, умозрительные мистики – чину херувимов, а те, кто переживает экстаз – чину серафимов, ибо цель людей, как и ангелов, – наслаждение Богом. Так же и Рейсбрук в сочинении Семь ступеней лестницы духовной любви уподобляет созерцательную, внутреннюю и деятельную религиозную жизнь трем ангельским чинам.
63
Op. eft., VII. 23.
64
См. Е. R. Е., iv. р. 579.
65
А также Символ веры и Молитвенник англиканской церкви. Не имея никакой веры в ангелов, люди могут— и это довольно типично – молиться с величайшей набожностью: «О вековечный Бог, что определил и установил ангелам и людям их место в восхитительном порядке; милосердно позволь Твоим святым ангелам, по воле Твоей, помогать нам и защищать нас на земле, как они вечно служат Тебе на Небе».
66
Tollinton, Alexandrine Teaching on the Universe, p. 48. См. также pp. 89 ff, 106,133 ff.
67
Ср. «Пастырь» Ермы, III, iv.
68
Согласно Иустину, «Бог поручил заботу о людях и всех поднебесных вещах ангелам, которых Он поставил над ними». Вторая апология, 5. Амвросий также рекомендует их призывать.
69
Мученичество св. Поликарпа, II. 3; ср. «Пастырь» Ермы, II. II. 7 и Сим. IX. xxv. 2.
70
Ограде Божьем,X. 7. В другом месте он говорит, что ангелы доносят наши молитвы до Бога, но не одобряет культа ангелов.
71
Моралии на книгу Иова, XXXI. 99: см. F. Homes Duddon, Gregory the Great, ii. p. 358 и ff.
72
В ангелологии Григория Великого Силы и Начала меняются местами; но общепринятой была схема Ареопагита, поскольку считалось, что он получил ее от ап. Павла, «очевидца Небесных таинств». См. Данте, Рай, XXVIII.