Закаленные бурей 6

– С тобой или с красными?

– Сейчас это одно и то же. Насколько я понимаю, ты штабист Северо-Западной армии генерала Юденича, причём, не из последних. Рассказываешь всё, что знаешь о деятельности генерала и его ближайшего окружения, особенно казначея армии, о связях с разведчиками здесь и вашими хозяевами «оттуда», ну и вообще.

– Я думал, что тебя будут военные секреты интересовать.

– Нет у вас военных секретов. Армия остановлена, Юденич скоро сбежит в Ригу, а затем в Ниццу, где станет мемуары пописывать, да общество памяти истории Белой армии курировать. Где деньги армии?

– А второй вариант?

– Видел комиссара дивизии Борицкого?

– Да.

– Всё ваше офицерье он в расход пустит, а я вмешиваться не стану. Кто мне будет полезен – вытащу, остальных пусть комиссар расстреливает. Так что помрёшь ты от мелкого служащего какой-то польской конторки, который благодаря зигзагу судьбы, получил большую власть. Захочет, тебя без суда и следствия как белогвардейскую контру пристрелит, а захочет – помилует.

– Тебя не интересует, как живёт Юля?

– Когда мы виделись с тобой в тот раз, ты не послушал меня. Тогда чуть не погибла твоя семья и семья твоих детей, а маленькая Катина дочка получила тяжёлую душевную травму. Она ещё заикается?

– Нет, стала нормально говорить, даже когда волнуется.

– Если скажешь, где они живут, постараюсь перевести их в Москву. Там неплохая охрана, порядка больше.

– Семья живёт в Таллине на улице Масюлиса в доме номер 43. А где сейчас Юля, я не знаю. Последние письмо от неё Катерине пришло месяца три назад из Ростова-на-Дону. Она работала при каком-то штабе в армии генерала Деникина. Спасибо тебе, что тогда перевёз их в гостиницу, а они оставили мне записку, где их искать.

– Да, когда я приехал из командировки и нашёл пустую квартиру, я расстроился. Для меня также на столе лежала Юлина записка. Прочитал её и решил, пусть будет, как будет. Из Таллина вытащить сложнее, хотя все решаемо. Как там, в Таллине, обстановка?

– Эстонское, как и финское правительство, получив из рук Ленина суверенитет и учитывая тяжёлое положение Белой армии, отказывает нам в гостеприимстве. Когда три месяца назад уезжал на фронт там был порядок. Сейчас офицеры, прибывающие из Таллина, говорят о погромах среди русских. Боюсь, как бы не было так же, как в Финляндии в 1917 – русским предписывалось за 24 часа полностью очистить страну, иначе конфискация имущества и тюрьма. А ты изменился, совсем новым человеком для меня открылся. Где тот улыбчивый гимназист, спортсмен и литератор? Я ведь сам, грешным делом, взял томик твоего опуса, да и прочитал о похождениях Чёрного адмирала. Главное, очень реалистично написаны некоторые моменты морских баталий, а есть, где точно приврал, не может такого быть в этом мире.

– Всё, что писал, пусть и фантастика, но основанная на реальных событиях. Но это неважно.

– Кто бы знал, что ты станешь князем и магнатом, а теперь в ЧК оказался не последним человеком.

– Я не только стал магнатом, но за японскую и первую мировую под началом Реннекампфа и Брусилова, боевых орденов поболе, чем ты, кадровый офицер, заработал. Помню, этот вопрос тебя очень беспокоил, мол, как же так, зять будет не офицером. Да вот какие времена настали, что чины мои генерал-лейтенанта жандармерии и действительного тайного советника даром никому не нужны. А как бы ты раздулся от важности, если бы твоя дочь стала женой такого человека. А помнишь 1902 и массовое убийство бомбистов-студентов?

– Помню, взбудоражил умы обывателей кровавый серийный маньяк. Увидеть бы его. Судя по сводкам, человек явно с нарушенной психикой, очень сильно увечил ребят.

– Он перед тобой, а то не ребята, а убийцы были. Такие как они когда-то взорвали моих родителей. Так что перед смертью все они мне всё рассказывали – кто направлял их, кто снабжал взрывчаткой, кто учил. Всем я воздал по делам их. Так что боевой путь у меня очень давно начался и с психикой моей тоже все в порядке.

– Батюшки, как я ошибся в человеке, считая его никчёмным книжным червём. А он матёрый волк-одиночка оказался. Не хотел за тебя отдавать свою дочь, думал за офицера выйдет, за настоящего мужчину. А где они, офицеры? В земле сырой лежат, а кто-то за Россию матушку воюет ещё. Может у Деникина найдёт своё счастье дочка-то?

– Разобьют скоро красные и Деникина, и Врангеля, и Колчака. Ещё год и сдуется Белое движение. Нищие офицеры пойдут работать извозчиками в Стамбуле, да Париже, а дворянки на панель, чтобы заработать на жизнь.

– Не верю.

– Мне плевать, во что ты веришь. Видишь, все сбылось, о чём я когда-то говорил, так что если проживёшь ещё, всё сам увидишь.

– Юля, Юлечка! Это ужасно, если тебя ждёт такая участь. Что будет со мной?

– Ты не ответил на мои вопросы. Пока я не вижу необходимости тебя спасать. Эта комиссарская гнида настучит своему начальству, те ещё выше, и на меня пойдут доносы, что я спасаю белых офицеров. Мне этого не надо.

– Я же отец Юли!

– Ты человек, который не дал мне сойтись с любимой девушкой, своим чванством сраного дворянина без поместья, по сути, нищего и никчёмного человека, разрушил счастье двух людей. Так что для меня ты никто. Просто сейчас я могу помочь отцу девушки, которую любил. Только ради неё я иду на этот шаг. Но я не альтруист, чтобы помогать своему врагу ради каких-то эфемерных воспоминаний о прошлом. К тому же их у меня давно нет.

– Сгинет Юлия в горниле войны, если кто-нибудь не подберёт.

– Она красивая, найдёт себе опору. Итак, я слушаю о Юдениче?

Клык стенографировал допросы, а кое-что, что я ему говорил, пропускал.

Клыков ушёл к отряду. Я тоже вышел на улицу и нашёл Борицкого.

– Этих четверых мои люди заберут и отконвоируют в Петроград, а вот эти пустышки, разбирайся с ними, как считаешь нужным.

– Всё понял, товарищ Семёнов.

Мы собирались уезжать на полуторке, когда послышались выстрелы – десять офицеров были расстреляны. Я же ехал задумчивый, вспоминая беззаботную молодость, писательство, спорт и Юлю. Как всё изменила война, как раскидала людей по большой стране.

– О чем задумался, Сэм? А что за дело?

– О прошлой жизни.

В Питере я просто отпустил отца Юли, не требуя от него никаких обязательств. Три оставшихся офицера отправились по домам за своими семьями, желая перебраться в СВР. Куда они в действительности направятся, меня не интересовало. В Таллин я также не собирался ехать, пусть этим занимается Иван Васильевич.

В эти годы кровавого разгула анархии, грабежей, убийств и насилия, как взрослыми, так и бандами малолетних беспризорников, люди искали спокойной жизни. Одни бежали в деревни, другие за границу, третьи в СВР. Многие приезжали в Якутию нищими, потому что были ограблены в пути. Но ничего, все получали подъёмные и были устроены на работу.

Мне же пришлось снова возвращаться в Германию. Я должен был подготовить Гитлера к созданию полноценного партийного аппарата с отделами пропаганды и агитации, конкурирующими боевыми отрядами с функциями разведки и контрразведки, а также финансовой, тыловой и кадровой службами. Формирование аппарата партии было необходимо для того, чтобы расставить на нужные должности своих людей.

Чтобы сэкономить время, я также тайно прилетел СВРовским самолётом под Мюнхен, где совершил прыжок с парашютом. Объявившись в партийной пивной, я снова стал активным участником собраний, которые с каждым разом становились всё осмысленнее. Беседуя с Гитлером, я подталкивал его и остальных лидеров к формированию полноценной партии, которая будет участвовать в выборах в парламент. Моё вмешательство в историю несколько ускорило процесс, в итоге историческое заседание состоялось не в феврале, а в конце декабря. В какой-то момент дебатов вниманием завладел Гитлер.

– Комрады, я много работал. Вместе с товарищами по партии мы написали новую программу. В её основе заложены принципы пангерманизма, антисемитизма, требования проведения социальных преобразований и отмены Версальского договора. В связи с этим считаю, что наша партия должна называться более эффектно, например «Партией социалистов-революционеров». Я же пробормотал: «Ещё германских эсеров не хватало».