Страница 35 из 60
Очевидно, что после прибытия упомянутого посла в Бухару и выполнения возложенной на него миссии, (высокая ханская особа), не согласившись на длительное пребывание (его в Бухаре), соизволит скоро отпустить его. Споспешествование справедливости и правосудия и обладание достохвальными свойствами высокостепенных предков, коим суждена была счастливая кончина, да будет (вашим) уделом!” Тем временем поступили (к хану) жалобы знатных людей области Балха на то, что управление этой областью Мухаммед-джан аталыка[362] не соответствует спокойствию и интересам народа, и его величеству, убежищу халифского достоинства, необходимо бросить тень (своего) покровительства и сострадания на головы населения Матери городов. (Вследствие этого) в весеннюю пору, когда султан растительности бросил на поводья (своего коня) войско зелени и направился в степь и равнину, производя сотрясение земли и воздуха звуками грома, (как своего) большого царского барабана, и залпами града,[363] его величество выступил по направлению к Куполу ислама, Балху, и, сопутствуемый счастьем и величием, вступил в город. Индийскому послу он соизволил дать разрешение на возвращение (в Индостан). Устранив от должности Мухаммед-джан аталыка, он (вместо него) назначил Джавим-бий аталыка, а сам счастливо изволил отправиться (обратно) в столичный город Бухару.
О РАСПРЕ ЭМИРОВ УРГЕНЧА С АНУША-ХАНОМ, О ЕГО ОСЛЕПЛЕНИИ, О ВОЗВЕДЕНИИ В ХАНСКОЕ ДОСТОИНСТВО ЕГО СЫНА УЗБЕК-СУЛТАНА, О НАБЕГЕ ЕГО НА МАВЕРАННАХР, О ПОРАЖЕНИИ ЕГО, О ВОЗВРАЩЕНИИ (В УРГЕНЧ), ОБ ОТРАВЛЕНИИ (ЕГО) И ПРОВОЗГЛАШЕНИИ ХУТБЫ С СЛАВНЫМ ИМЕНЕМ ЕГО ВЕЛИЧЕСТВА, БОЖЕСТВЕННОЙ ТЕНИ (СУБХАН-КУЛИ-ХАНА)
В то время, когда его величество, божественная тень, обратил свое правосудное покровительство на Балх, Ануша-хан, услышав, что великий хакан с войском и свитой направился к Матери городов, воспользовался, как тиран, удобным случаем и напал на районы Бухары. Большую часть крепостей и населенных мест он взял и разграбил, проявив (большую) жестокость, перед которой побледнели зверства Хаджжаджа[364]. Весть об этом дошла до августейшего внимания (Субхан-кули-хана)[365] и тот приказал Хашика-бий аталыку, Мухаммед-джан-хаджи и всем победоносным войскам выступить для отражения неприятеля и окрасить кровью врагов ртутевидные (блестящие) мечи.
В тот же день львы чащи храбрости и крокодилы реки войны и битвы, как разъяренные тигры, дышащие ненавистью, выступили против того проклятого народа. Сам же (хан), своей священной особой, направился в местопребывание своего царственного достоинства и миродержавия (г. Бухару; поблизости ее) он совершил, обхождение вокруг чистого места погребения, благоуханной могилы святейшего Ходжи Баха ал-хакк ва-д-дина, — да освятит Аллах его драгоценный и счастливый дух![366] После выполнения поклонения (Субхан-кули) сделал дары и подношения благороднейшим потомкам этого святого и всем остальным, пребывающим подле небовидного порога (названной гробницы). Вступив оттуда в город, он воссиял в нем, как светозарное солнце, в выси (своего) трона на небесном своде! Те же (посланные им) герои, из коих каждый был
в полночь с криками со всех сторон, как неожиданно нагрянувшее несчастье, обрушились (на хивинцев). Та же злосчастная банда, пораженная внезапным нарушением сна, тотчас опоясалась поясом пробуждения и устремилась в бегство.
Блестящие шашки (бухарцев) оросились кровью убиваемых, подобной рубинам хорошей воды. Пламевидные копья (их) от сердечной боли неприятеля восприняли окраску бадахшанских гранатов. В конце концов зефир победы подул из отдушин (небесного) покровительства и благоволения и повеяло утром торжества с горизонта (божьего) милосердия. Победоносное войско, одержав победу, перебив хивинцев, изранив, ниспровергнув, связав (их), нанесло им полное поражение. И неприятель с места битвы и убийства, с поля войны и сражения, обратился в бегство по дороге в Хорезм. Самоотверженные же (бухарские) герои, подобно каплям и атомам, достигли до великого моря и солнца (его величества хана), удостоились его царственного внимания и были осчастливлены его ханскими милостями.
Спустя несколько дней, в высочайшем дворце были получены просительные заявления эмиров Ургенча (такого содержания): “Этот несчастный (т. е. Ануша-хан), неоднократно производя нападения на Мавераннахр, эту обитель ученых и святых мужей, потерпел поражение, и много народу по его злополучию испило чашу убиения. Несчастное население в силу его тирании подверглось несчастьям от истязания трудами и мучениями. Теперь мы порешили на том, чтобы устранить этого тирана и освободить народ от его притеснений”. Его величество, божественная тень, послав эмирам милостивые письма, вполне их обнадежил (своей помощью). Спустя несколько дней было получено сведение, что ургенчские эмиры, ослепив того недальновидного (Ануша-хана), лишили его украшения зрением. Дело в том, что, когда Ануша-хан убежал, спасаясь от рук мечебойцев за веру и наносящих, как Марс, сокрушительные удары (воинов), он вторично, собрав дьявольское по поступкам войско, захотел напасть на Бухару; эмиры же вроде Бек-кули аталыка и Шараф аталыка, составив против него заговор, сказали ему, что народ калмыцкий и неверные вступили на территорию Хорезма и что если он не пошлет одного из своих сыновей против этих безбожников, то отразить их не удастся. А так как для Ануша-хана чаша власти уже переполнилась и солнце его величия склонилось к закату, то он поддался на этот обман и, представив эмирам своего сына Ирнак-султана, отпустил его. Эмиры, взяв царевича (и воспользовавшись тем, что) Ануша-хан выехал на охоту, в субботу 5 сафара сразу набросились на него, схватили его и ослепили на оба глаза. Нижеследующее четверостишие подтверждает положение Ануша-хана.
Нижеследующее двустишие тоже соответствует данному случаю.
На ханский престол посадили Ирнак-султана[369]. И, устроив совет, (вельможи хорезмские) сказали хану: “То, что случилось с Ануша-ханом, явилось следствием его дурных поступков, (поэтому) берегись (так) делать! А вступив на широкий путь добродетели, имей сострадание к своим подчиненным. Проявление же тобой искренней дружбы к Субхан-кули-хану и (установление с ним союза) послужит причиной довольства, совершенства и счастья (государства)”. Но тот несчастный, не послушав советов мудрых людей, рассердился на них и они (были вынуждены) покинуть отечество и бежать на чужбину. Бек-кули аталык, явившись к его величеству, божественной тени, удостоился благосклонного приема.
362
В ркп. ГБ №№ 609 и 1531 — Мухаммед-джан-хаджи.
363
Т. е. переводя на обычный язык, — “когда наступила весна с ее зеленью и розами...”
364
См. прим. 155. В ркп ГБ № 609 — “зверства Заххака и Афрасиаба” (мифических царей-деспотов эпоса Шах-намэ)
365
В ркп. ГБ № 609 — “когда он был на средине пути”, (очевидно, при обратном возвращении в Бухару).
366
Шейх Бахауддин, шах-и накшбенд — известный бухарский суфий и патрон ханства; родился в 718/1318 г. в селении Каср-и Гиндуан, под г. Бухарой, по профессии — ткач узорчатой шелковой материи, называвшейся камха; исполнял также обязанности палача у эфемерного султана Халила. Много путешествовал по Ирану и Средней Азии; имел огромное количество учеников в самых разнообразных слоях общества и в разных областях и районах. Умер и похоронен в 791/1389 г. в родном селении (получившем его имя). Подробно см. Семенов А., Бухарский шейх Баха-уд-Дин; Восточный сборник в честь А. Н. Веселовского, М., 1914, стр. 202 — 211.
367
Слово джан, означающее понятие душа и жизнь, изображается тремя буквами: дж (джим), а (алеф) и н (нун); средняя буква — алеф — возвышается над двумя соседними с ней буквами.
368
В тексте стоит слово миль; этим термином обозначается особый раскаленный железный стержень, употребляемый для выжигания глаз с целью ослепления.
369
Ирнак, или по чтению некоторых, Эренк, правил с 1098/1687 по 1099/1688 гг.