Страница 24 из 60
Явившись к Абдулазиз-хану, послы передали ему письмо (брата) и то, что им было поручено сказать на словах. Знатные люди Бухары, принадлежавшие к военному сословию, и прочие, узнав об этом обстоятельстве, заявили (хану): “Хвала Аллаху, лучезарной особе (вашего величества) не приключилось никакой болезни и не постигли (вас) никакие бедствия. Имам-кули-хан, отправляясь на поклонение Ка'бе, был поражен слепотой, ехать же туда вашему величеству нет никаких оснований. Мы, рабы, пока живы, не выпустим из своих рук повод высочайшей власти. Если последует августейшее повеление выступить в военный поход против Субхан-кули-хана к Карши, то мы готовы с ним воевать”.
И все, будучи единодушны на таком решении, удержали хана от (исполнения) его намерения. На следующий день (Абдулазиз-хан), потребовав балхских эмиров, сказал им: “Если бы Субхан-кули-хан не имел в (своем) сердце вражды (ко мне), то почему бы ему не явиться ко мне? Он хочет насильственным образом взять у меня власть. Я не поеду (сначала), как он хочет, ко святым местам, а он потом вступит (в Бухару), посмотрю, что он может сделать?!” Все, наложив печать молчания на свои уста, не смели ничего возразить (на эти слова). Тогда Тенгри-берды парваначи сказал: “Помню я, раб, один рассказ про великих людей, но я опасаюсь утомить царственное внимание (вашего величества). Если мне будет позволено, то я его доложу”. “Говори!” — сказал хан.
И (Тенгри-берды) доложил следующее: “Слышал я, что когда влечение к божеству вырвало поводья терпения из рук Султана Ибрагим-Эдхема[246], который был государем Балха, то он, бросив корону и престол, решил совершить паломничество к святейшей Ка'бе. Когда он (в пути) достиг одной из остановок, где обитал шейх Фаридуддин Аттар[247], то этот великий человек с почетом встретил султана и пригласил его в гости к себе в обитель. Обратившись к небу, которое есть средоточие (всех) молитв, Аттар сказал: “Боже. Ибрагим сегодня стал (моим) гостем, обращаюсь с надеждой к тебе, что ты ниспошлешь от трапезы потустороннего мира накрытый стол (для его угощения)!” И вдруг появился стол, полный разного рода кушаний, и опустился перед теми двумя возлюбленными (рабами истины). Они вместе покушали и вознесли хвалу господу; а затем, после прочтения первой суры Корана и величания Аллаха, стол исчез. На другой день шейх отправился посетить султана (Ибрагима), тому также пришла мысль угостить шейха. Устремив лицо надежды к чертогу господа миров, султан молил о ниспослании (угощения) от потусторонней трапезы. И по божественной милости столько появилось различных кушаний, разного рода фруктов, что при виде всего этого изумлялось око разума. Шейх Аттар (и султан) покушали от этого стола. И у Аттара закрались в сердце зависть и ревность, (он подумал): “Я и Ибрагим, оба мы совершаем тот же самый путь в поисках его (т. е. божества), но почему же по моей молитве появился лишь один стол с блюдами сокровенного мира, а по его просьбе — столько (всевозможных кушаний), что терялось всякое представление об их количестве?” И божественное откровение ответило эму: “Фаридуддин, ты пришел искать меня, оставив лишь одну парфюмерную лавку, а Ибрагим ради меня покинул корону и престол Балха. Сообразно достоинству каждого я его и одаряю”.
О государь мира, султан Ибрагим обрел эту степень величия (как динение с высшей истиной), оставив государство (лишь) Балха, ваше же величество, покинув венец и престол областей (всего) Мавераннахра, направитесь по пути истины и той степени вдвойне достигнете!” Когда хан выслушал этот рассказ, то растрогался, заплакал и сказал: “Так это и есть, как ты говоришь!” Стихи:
И приказал, чтобы приготовили все необходимое для путешествия. В 1091 (1680 — 1681) году хан, продекламировав нижеследующие стихи, залился слезами.
И, подобрав рукой упования на Аллаха поводья намерения (совершить хаджж), он отправился в путь как душа и тело и как капля в море[250]. Число людей, сопровождавших хана в караване, было более тридцати тысяч человек, все они удостоились счастья совершить хаджж; об их нуждах и потребностях в пути хан (всегда) был осведомлен[251]. Как счастливы те, которые большую часть жизни проводят у власти, оказывая справедливость обиженным, а под конец жизни удостаиваются достижения таких степеней.
Похвальные качества того государя (т. е. Абдулазиз-хана) столь многочисленны, что не могут уместиться на поверхности листов (книги). Говоря кратко, он в меру возможности преуспевал в науках религиозного характера, лично изучал законоведение у величайшего ученого, вместилища (всех) превосходств и (высоких) качеств, ученейшего из ученых мира, у учителя (всех) последующих (законоведов), у Маулана Насируддин-и Бухари, — да будет над ним милость (Аллаха)! — и получил (от него) разрешение (давать) фетву[252]. В суфизме он был учеником его святейшества, божественного полюса, чистоты потомков князя святых (т. е. Мухаммеда), Ходжи Абдулгаффар б. Ходжа Салих б. Ходжа-йи Калан-ходжа б. хазрат-и Махдум-и а'зам, — да освятит Аллах их гробницы! Раскаявшись в совершении всех запрещенных действий, он соблюл (все) условия (нравственной) чистоты; в отношении преступников и конфузящихся (своих поступков) он выказывал такое милосердие, что был совершенно далек от мысли, что они совершали что-либо дурное. Говорят, что Абдулазиз-хан был настолько тучен, что в то время никого из людей, подобных ему (по толщине), не было: в одном его сапоге мог поместиться четырехлетний ребенок.
Один из бесстрашных поэтов (того времени) составил на толщину хана дерзкое двустишие следующего содержания[253].
Доносчики не замедлили передать хану его смысл. Поэта потребовали во дворец, и тот несчастный, прощаясь с жизнью, знал наверняка, что стихи из оды его жизни будут приведены к молчанию полустишием меча расправы. Трепеща и дрожа (за свою жизнь,) он явился (во дворец).
Хан сказал: “Мулла, слышали мы, что ты про нас составил невежливое стихотворение. Наш совет тебе таков: то, что ты сказал про нас, ты после этого не будешь говорить ни про кого другого”. И приказал выдать ему десять тысяч динаров, почетный халат и (отвести) тысячу джерибов земли[255], годной для земледелия. Когда поэт увидел такую к себе милость и эти пожалования, он сказал: “Если бы сегодня хан разорвал меня на тысячу частей и с корнем бы истребил все мое потомство, (мне это было бы легче перенести), чем испытать тот стыд, который пробудили во мне его милости. Он сконфузил меня на всю мою жизнь, и поистине та расправа была бы для меня более легкой!” После этого он покинул родную Бухару и уехал в Индостан, больше его никто не видел. За всякое остроумное выражение, которое кто-либо произносил, хан щедро оделял того человека разными подарками. Однажды он подарил цирюльнику рыбий зуб, чтобы тот им полюбовался. Цирюльник воспользовавшись этим случаем, доложил, что уполномоченные по дворцовым расходам не платят ему жалованья; один из приближенных хана заметил: “Не горюй, мастер,
246
Ибрагим Эдхем, султан Балха, отрекся от власти и стал дервишем. Умер, по преданию, между 875 и 880 г. н.э. в возрасте 110 лунных лет.
247
Шейх Фаридуддин Аттар — знаменитый суфий и поэт дервишеского миросозерцания. Был в молодости состоятельным аттаром, т. е. провизором, аптекарем. Под влияниеи происшедшего с ним переворота покинул все свое состояние, чтобы стать дервишем. Погиб при взятии монголами его родного города Нишапура в 1231 г (? — А. С.). В приводимом здесь рассказе допущен несомненный анахронизм, так как Ибрагим Эдхем и Аттар жили в разные эпохи.
248
Ясриб — древнее название Медины, Бэтха — название местности подле Мекки.
249
Земзем — название священного колодца подле меккской мечети.
250
Это событие, по записи на полях ркп. ГБ № 789, л. 49б, произошло в 1092/1681 г.
251
Здесь подразумеваются не свита хана и его приближенные, а просто паломники всякого звания и положения, отправившиеся в хаджж со всего Мавераннахра, пользуясь благоприятным случаем совершить далекий путь с караваном хана, который, несомненно, был лучше оборудован и лучше, чем какой-либо другой, охранялся вооруженными людьми от степных разбойников. Какие огромные караваны шли в прежнее время в священные места Аравии, свидетельствуют старые европейские труды. Кроме того, мусульмане, совершая паломничество, обязаны были благотворить, в расчете на это в хаджж шла масса бедных в полной уверенности, что они пропитаются в пути за счет богатых.
252
Фетва — разрешение того или иного юридического вопроса в письменной форме, которая может быть выдаваема лишь юридически образованным специалистом, называемым муфтием. Таким образом, Абдулазиз-хан по своей юридической подготовке мог быть муфтием.
253
Это двустишие приведено только в списках ГБ №№ 789 (л. 509, на полях) и 1691 (180б) и АС(2).
254
Гудунг (***) — большая, слегка округлая болванка, на которую ткачи шелковых и полушелковых материй набивали, с проклейкой, муар; табанг (***) — огромное деревянное блюдо, на котором выставлялись на базарах для продажи фрукты, разные снадобья и т. п.
255
Джериб — мера земли для измерения площадей и длины, в разных местах различная. В Мавераннахре джериб не был во всеобщем употреблении и в актах он обычно употреблялся вместо термина танаб, обозначая равную ему площадь земли. В Бухаре танаб (а следовательно, и джериб) равны 600 кв. саженям [т. е. около 2400 м2 — Ред.]