Страница 3 из 7
– Ты не мой отец, – прошептал я.
– Открой глаза и увидишь, – он меня торопил. – Скорее! Скорее!
– Ты не мой отец, – повторил я.
Оборотень больше не мог притворяться и завизжал как свинья:
– Открой свои чёртовы глаза, уродец!
Его руки перестали быть мягкими. Он вцепился мне в глаза и силой пытался разжать веки. Теперь мне в лицо дышала жаром ненасытная глотка и летела густая слюна.
– Открой их! Посмотри на меня, – визжал оборотень.
Сам не соображая, что делаю, я нащупал за спиной ручку двери. Из подъезда в квартиру повеяло сквозняком и этот порыв, словно сдул оборотня. Никто больше не пытался разжать мне веки. И никто не кричал. От стен отражались только мои всхлипы. Я бы побежал, быстрее ветра, но всё ещё не осмеливался открывать глаза. Потусторонний мерзавец мог просто притворяться, что ушёл…
Я, как слепой, вышел на площадку на ощупь. И стал тихо спускаться по ступенькам, держась за перила, аккуратно перебирая ногами. У меня каждую секунду было ожидание, что сейчас опять его руки лягут мне на плечи. Холодная стальная дверь. Кнопка домофона. Электронный писк. Я вышел на улицу без куртки и обуви… Забыл о ступеньках на крыльце и упал, разбив колено. Дальше нельзя было идти вслепую, пришлось открыть глаза. Это было трудно и больно. Лицевые мышцы стянуло спазмами. Не знаю сколько понадобилось времени на это – пять или все десять минут.
Я стоял на коленях в небольшой луже перед домом, в неспокойной воде мелькал отражённый свет от жёлтого фонаря. Поднявшись на ноги, я не спеша пошёл в ночной осенний холод, ступая носками по мокрому и грязному асфальту. На мне был лишь тонкий свитер из дешёвого кашемира. Мой телефон и деньги остались в этой жуткой квартире. Плевать! Вряд ли мне когда-нибудь захочется жить в квартире отца.
Синица
У меня никогда не было домашних животных. Мама всегда выступала против питомцев в квартире. Наверное, из-за этого запрета, я всегда питал особые чувства к любому зверью. Подкормлю на улице сосиской бродячую собаку или куплю пакетик мягкого корма дворовой кошке, и на душе сразу как-то радостнее, теплее. А в этом ноябре я подружился с синицей. Увидел желтобрюхую птичку за окном своей комнаты и решил оставить для неё гостинец: насыпал горстку пшеничной крупы на скат – вдруг прилетит снова.
И правда прилетела! Она клевала, а я смотрел. Так и стал каждый день подсыпать ей немного пшена. Других птиц за своим окном я не видел, поэтому быстро привязался к этой синичке. Она меня не боялась, будто знала, кто оставляет для неё корм. Эта дружба с птицей стала для меня маленькой радостью в повседневной жизни. С людьми у меня тяжело складываются отношения. Я легко завожу знакомства, а поддерживать дружбу почему-то не хочется. Не знаю о чём говорить или попросту забываю общаться.
Иногда я задумывался, а не стану ли я в старости одним из тех чудаков, которые ходят кормить голубей в парке? Но эти мысли меня не печалили. Так ли обязательно водить дружбу с людьми, если чувствуешь, что животные тебе ближе по духу? С моей пернатой питомицей, настроение поздней осени казалось не таким унылым. Ожидая, когда на подоконник присядет синица, я подолгу рассматривал вид на улице. Крона деревьев уже совсем облетела и они слегка пошатывались голыми ветками на ветру. Облака нависали над многоэтажками, а небо было каким-то давящим. Мне больше нравились те дни, когда выглядывало солнце и наш двор заливало светом.
А вот и моя птица прилетела, чтобы склевать несколько зёрен. По моему лицу сама по себе расползлась улыбка. Мне захотелось похвастаться маме, что я приручил синицу. Но она нарушила нашу идиллию.
– Ты разве не знаешь, что, если синицы стучат в окно – это к тяжёлому несчастью, – сказала мама.
– Она и не стучала ни разу! – возразил я. – Да и… не будь такой суеверной!
– Смерти моей хочешь?
Я знал, что после этих слов с матерью лучше не спорить, поэтому лишь тяжело вздохнул и ответил:
– Конечно не хочу, мам.
– Тогда заканчивай свои кормёшки! – начала слегка злиться она, – чтобы я больше ничего на подоконниках не видела.
Мама принесла мне веник и заставила смести пшено с окна, под её наблюдением. Она всегда была со мной строга. Может быть поэтому мне так сложно сближаться с людьми. Вдруг они тоже окажутся такими же чёрствыми… Теперь, когда синица прилетала, у меня разбивалось сердце. Птица привыкла получать еду, но мама запретила её угощать. Я старался не смотреть в окно. Потому что чувствовал себя предателем. Однажды синица постучала клювом в раму. Я говорил себе, что это случайность. У этих птиц крохотный мозг. Вряд ли бы она додумалась привлечь моё внимание таким способом. В предрассудки матери я верил только в раннем детстве, и давно их перерос. Но именно после первого стука синицы в окно, в наш дом пришло несчастье. Не знаю из-за чего это случилось: может мама оказалась права в своих суевериях, а может я совершил ошибку отказавшись от своего доброго дела. Эту загадку мне уже никогда не разгадать.
Моя мама – сова. Активность у неё начинается с позднего вечера, поэтому она обожала ходить в круглосуточный гипермаркет недалеко от нашего дома и часто возвращалась, когда я уже спал. Тем вечером мне снилось, что синица стучит в окно. Желтобрюхая птица была втрое больше, а её глаза казались злыми и в них мерцали красные блики. Она колотила клювом в раму, и я проснулся от этого шума. За окном никого: только синяя темнота и огни соседних домов. Но стук оказался настоящим. Только колотили не в окно, а в дверь. Заспанный и слабый, я пошёл открывать. Кроме моей мамы никто не мог прийти так поздно. Меня смутило только одно: почему она не пыталась докричаться через дверь? У неё бы давно сдали нервы от нетерпения. Поэтому прежде чем открыть, я посмотрел в глазок и убедился, что это она. Мама держала в руке большой коричневый пакет. Её нос и щёки покраснели от мороза. Я подумал, что она мне сейчас выскажет за то, что так долго не открывал, поэтому приготовился держать оборону:
– Ключи твои где?!
Открыв дверь, я ахнул. То, что я видел в глазке, отличалось от того, что стояло за порогом. Это была не моя мама! Не знаю кто или что это было! Неясно мужчина или женщина. Кто-то старый, с седыми грязными волосами. Пучеглазый, с длинным острым носом. А его улыбка напоминала старый рваный башмак, с торчащими гвоздями вместо зубов. Мой гость был одет в истёртую одежду, что висела лентами. В таком убогом наряде не ходят и нищие. Изорванная ряса, на плечах такой же потрёпанный платок. Рваная ткань напоминала торчащие перья. Я попытался закрыться, но остроносый не дал мне этого сделать.
Он схватился за дверь. Какая жуткая у него была рука! Под длинными ногтями чёрная грязь. Кожа сухая и тёмная, в язвах и трещинах. Я представил сколько заразы могло быть в этом человеке и отступил. Странный гость откинул дверь, и я увидел его в полный рост. Он будто сошёл со страниц старых книг со страшными сказками. Вторую руку, он держал сжатой в кулак и показывал на неё глазами. От страха я перестал чувствовать границы своего тела. Забыл обо всём и не пытался прогнать его. Остроносый занёс руку над порогом и разжал кулак. На пол посыпались пшеничные зёрна. Он улыбался и щурил глаза. Я был не столько напуган, сколько обескуражен происходящим, и чувствовал отвращение. Чужак на моём пороге выглядел страшнее чёрта, но, похоже, гордился этим, строил такую рожу, чтобы выглядеть ещё уродливее. Высыпав крупу мне на пол, остроносый пошёл прочь. Я закрыл дверь. Не было времени думать, что произошло. Потому что понимал, что надо убраться, пока не пришла мама. Если бы не я, а она застала на пороге длинноносого, это была бы катастрофа.
Мама на всё бурно реагировала, и она бы обвинила во всём меня, сказав, что я призвал в дом несчастье. Лучше ей не знать о произошедшем. Я всё тщательно вычистил пылесосом. Потом решил успокоиться, выпив чего-нибудь горячего. Мне почему-то стало холодно, хотя в квартире были закрыты все окна. Я залил чайный пакетик кипятком, от чашки поднялся пар и согрел моё лицо. Мне стало немного лучше. Скоро пришла мама. Она открыла дверь своим ключом и чуть ли не сразу позвала меня: